Увлекательная партия в шахматы (2/2)

— Ну, не всегда же нужно быть строгой и официальной, — сказала Мария, ее голос был теплым и мягким, — Иногда нужно просто расслабиться и получать удовольствие.

Она посмотрела на него, ее глаза искрились озорством и интересом, хотела подтолкнуть его к дальнейшим откровениям, узнать, что-то о министерстве и его секретах.

— Так что, не стесняйся, Никита, — добавила она, — говори, что думаешь. Теперь же мы, вроде как, можем говорить на равных, верно?

Она сделала еще один глоток коньяка, ей нравилось играть в эту игру, и любые его ответы были нужны. Никита, немного покраснев, замялся, кажется, не ожидал, что Мария так легко переключится с сурового разговора о работе на непринужденный, слегка игривый диалог. Его мозг, все еще пытаясь разобраться в этой новой, неожиданной женщине, не мог быстро сформулировать ответ.

— Ну… да, наверное, — пробормотал он, почесав затылок. — Наверное, да. На равных. Но… Вы же… Вы же, так сказать, заместитель министра…

Мария усмехнулась. Ей было понятно, что его смущает этот разрыв между ее официальным положением и тем, как сейчас вела себя. Она не собиралась скрывать, что этот разговор идет в нужном ей направлении.

— Не стоит так формально, Никита. — Она сделала еще один глоток коньяка, словно прощаясь с напряженным рабочим днем. — Мне важно узнать кое-что о работе отдела, о текущих делах, о том, как всё здесь устроено. А вы, похоже, знаете все эти тонкости.

В ее глазах мелькнула искорка, заставившая Никиту на секунду задуматься. Он словно почувствовал, как вокруг него что-то меняется, и это ощущение было одновременно волнующим и тревожным. На самом деле, он Архиповой сейчас был не особенно интересен лично. В этом офисе, полном тайн и заговоров, Марии нужен был свой человек. Кто-то, кто мог бы ей помочь сориентироваться в лабиринте бюрократических процедур и нелепых, но важных деталей. И Никита, пусть и не самый уверенный в себе человек, казался подходящей кандидатурой. Он был словно ключ, который поможет ей открыть нужные двери в нужные кабинеты.

Для чего ей все это? Это была сложная игра, в которую вела генерал-лейтенант, замысловатая партия, в которой она была белой королевой. Мария просчитывала всё, но не видела всей доски, не знала, к чему приведет следующий ее ход к черному ферзю — Нечаевой, но для начала надо было убрать ее пешек либо же подчинить их себе. Понимала, что Ксения — это не просто эмоциональный заместитель министра. Она была сильным игроком, чьи ходы были непредсказуемыми, и пока Маша не разберется с ее людьми, она не сможет действовать в полную силу. Никита, с его знаниями и положением в министерстве, мог стать ее «ладьей», способной прикрыть тыл и сделать важных ход в нужный момент. Она уж точно не будет просто пешкой в этой игре. Архипова пришла сюда, чтобы добиться своих целей, и собиралась сделать все возможное, даже если для этого нужно немного поиграть в разведчика. Окинула Никиту взглядом, и легкая улыбка тронула ее губы. Он был ее первым шагом, и она надеялась, что не подведет ее. И сейчас, когда Архипова почти допила свой коньяк понимала, что этот разговор затянулся.

Никита, продолжая свой поток информации о бюрократических тонкостях, словно самозабвенно лепетал, совершенно не замечая, что Мария уже настроилась на другой лад. Алкоголь, смешавшись с накопившимся напряжением, добавил ей уверенности, а точнее, несдержанности. Она ещё помнила тот укол Ксюши утром и хотела сделать следующий ход белой королевы. Не просто наблюдать, не просто собирать информацию, а действовать.

«Не время сейчас слушать этот бред», — мысленно решила она, отмахнувшись от Никитиных слов. Мария встала, и её движения были решительными и уверенными, пусть и немного шатающимися. Дударь, наконец, обратил на неё внимание.

— Никита, — произнесла она, её голос звучал чуть громче, чем обычно, но в нём проскальзывала лёгкая насмешка. — Я, пожалуй, пойду к Ксении Борисовне. Мне нужно кое-что уточнить.

Никита, явно смутившись, умолк. Его пыл угас, и он посмотрел на Марию широко открытыми глазами. Архипова, не обращая внимания на растерянное лицо Дударя, направилась к двери. Она не оглядывалась, не сомневалась, не колебалась. Алкоголь, который женщина выпила, словно подстегивал, давал ощущение силы и бесстрашия. Ее цель была ясна: ей нужно было не просто получить ответы на свои вопросы, не просто узнать, что происходит в этом министерстве. Ей нужно было показать Ксюше, что она не какой-то там очередной «зайчонок», которого можно задвинуть в угол и игнорировать. Архипова хотела, чтобы Нечаева почувствовала, что с ней разговаривают как с равной, а не как с пешкой, которой можно пожертвовать в любой момент. Мария хотела заставить ее почувствовать свою мощь, свою силу, свою решимость, показать, что не боится её криков и оскорблений. Нужно было сломать ее уверенность, и для этого она была готова пойти на все. У нее был свой план, и Архипова собиралась следовать ему до конца.

Мария подошла к двери и на мгновение замерла, собираясь с мыслями, знала, что сейчас начнется игра, и нужно быть готовой ко всему. Она посмотрела на дверную ручку, словно это был вход в логово зверя, и, глубоко вздохнув, нажала на нее. Был нужен этот разговор с Нечаевой, и она собиралась его получит, и ей было абсолютно все равно, что замминистра сейчас может подумать обо всем этом. Пусть думает, что хочет. Она больше не будет играть по чужим правилам. Она будет играть по своим.

Мария, толкнув дверь кабинета Нечаевой, оказалась в полумраке. В глаза сразу бросился беспорядок: приглушённый свет едва освещал разбросанные по всему кабинету бумаги, словно их только что вырвало из папок. Кабинет словно пережил ураган, и этот ураган, казалось, всё ещё не закончился. Документы валялись на столе, на стульях, и даже на полу, создавая ощущение хаоса и беспорядка. Среди них валялась пустая пачка таблеток. «Фенибут значит» — подумала про себя Архипова. Рядом со столом, на полу, сидели главные помощницы Нечаевой. Их обычно ухоженные и всегда собранные лица сейчас были бледными и изможденными, глаза были уставшими, словно не спали несколько суток. Они выглядели полностью измотанными и не могли ни говорить, ни делать что-либо, сидели, прислонившись спинами к стене, и просто смотрели в пустоту, потерявши всякую надежду. Мария, бросив на них быстрый взгляд, поняла, что в этом кабинете действительно что-то произошло. Что-то такое, что выбило этих обычно энергичных и собранных девушек из колеи.

Саму Ксению Мария не сразу заметила. Она забилась в угол кабинета рядом с напольной лампой, словно искала там защиты, сидела, поджав колени к груди, и выглядела удручающе. Ее глаза, обычно полные уверенности и надменности, сейчас были обведены тёмными кругами, то ли от стресса, то ли от бессонницы, лицо было бледным, а взгляд был пуст и растерян. Нечаева выглядела убийственно подавленной, словно ее только что лишили всего, что для нее было важно.

— Да, да, я помню, что нельзя мешать, — прошептала Ксюша, словно разговаривая сама с собой. Ее голос был тихим и хриплым, как будто она долго плакала или кричала. Она не смотрела ни на Марию, ни на своих помощниц, смотрела в пол, словно боясь поднять взгляд. Нечаева была не здесь, словно ее мысли витали где-то далеко, в каком-то другом, более спокойном и понятном ей месте.

Мария, увидев Ксюшу в таком состоянии, на мгновение замерла. Она ожидала увидеть разъяренную, кричащую Нечаеву, готовую вцепиться в горло любому, кто осмелится нарушить ее покой. Была готова к словесной перепалке, к жесткому противостоянию, но увидела вместо этого сломленную Ксюшу, которая прячется в углу своего кабинета, словно загнанный зверь. Эта картина была настолько неожиданной и контрастной с ее прежним образом, что Мария на несколько секунд потеряла дар речи. Внутри нее промелькнула целая буря противоречивых чувств. С одной стороны, она почувствовала удовлетворение от того, что увидела Ксюшу в таком состоянии. Это словно было подтверждением того, что ее утренние оскорбления и высокомерное поведение были всего лишь маской, за которой скрывалась обычная, испуганная женщина. С другой стороны, Марию кольнуло чувство легкой жалости. Она увидела не монстра, а обычного человека, который переживает трудный момент, и это заставило на секунду усомниться в правильности своего плана.

Но эти чувства были мимолетны. Мария быстро взяла себя в руки, вспомнив, с чего все началось, осознала, что жалость в данной ситуации была неуместной. Архипова, не отводя взгляда от Ксении, спокойно произнесла: «Оставьте нас». Её голос, спокойный и ровный, словно отрезал нить разговора, который только что начинался. Это была не команда, а просьба, адресованная главным помощницам. Девушки, словно очнувшись от транса, покорно и быстро покинули кабинет. Тишина на какое-то мгновение стала абсолютной, давящей, словно в замкнутом пространстве. Только два человека остались в кабинете, две фигуры на шахматной доске — черная и белая королевы.

Архипова, дождавшись, когда за помощницами закроется дверь, перевела взгляд на Ксению. Генерал-лейтенант стояла, сложив руки на груди, и наблюдала за ней с ледяным спокойствием. Мария решила, что пора начинать. Она не собиралась тянуть время и откладывать неизбежное.

— Ксения Борисовна, — начала она, ее голос был ровным и четким, без намека на эмоции. — Я весь день страдала от профанации, потому что вы, как обычно, устроили здесь представление. Никаких вводных, никаких инструкций. Просто ушли в свой кабинет и закрылись от всех, оставив меня в неведении.

Мария сделала паузу, пристально глядя на Нечаеву, словно ожидая ее реакции. Но Ксения продолжала сидеть в углу, поджав колени к груди, и не поднимала на нее глаз. Она казалась полностью отрешенной от происходящего, словно не слышала ни слов, ни голоса Архиповой. Мария слегка наклонила голову вбок, и продолжила:

— Я весь день ждала, когда вы наконец-то выйдете и хоть что-то скажете, хоть как-то объясните, что происходит. Но нет. Вы предпочли запереться здесь и, похоже, довести до нервного срыва своих помощниц, — алкоголь начинает говорит за неё. — Вы даже не удосужились спросить, могу ли я чем-то помочь. Зато сейчас вы сидите в углу, под лампой и, я так понимаю, алкоголь хлещете. Это как, нормально вообще?

Мария сделала паузу, давая возможность ее словам, словно стрелам, достигнуть цели, пронзить броню Ксении и вонзиться прямо в ее сердце. Она наблюдала за Нечаевой, ожидая ее реакции, думая, что сейчас та взорвется, начнет кричать, защищаться, но все, что она увидела, это как плечи Ксении слегка содрогнулись, словно от удара невидимым хлыстом, и это было единственным признаком того, что она вообще слышит ее. Ксения, казалось, полностью ушла в себя, погрузившись в какой-то свой собственный, темный мир, в котором она была одинока и беззащитна. Это молчание, это ее полное отсутствие реакции, заставляло Марию чувствовать себя еще более странно и неловко. В этот момент в голове у Архиповой проскочила мысль, как искра, озаряя ее сознание, что, возможно, она не так уж хорошо ее знает. Возможно, за этой маской уверенности и надменности скрывалось что-то совершенно другое, что-то, что она еще не успела разгадать за эти дни.

Ксюша не поднимала головы, не смотрела на Марию, словно та была призраком, которого можно игнорировать. Она сидела, сгорбившись, словно в отчаянии, отвернувшись от всего мира, словно пряталась от него. Но, несмотря на ее внешнюю отрешенность, Архипова почувствовала, как по телу Нечаевой пробегает едва заметная дрожь, которая, словно рябь на воде, прокатилась по ее спине и плечам.

После слов Марии о том, что Ксения «предпочла запереться здесь и, похоже, довести до нервного срыва своих помощниц», которые прозвучали как обвинение, как упрек, который она не заслужила, Нечаева резко вскинула голову, словно ее ударили током. Взгляд, обычно холодный и надменный, был полным боли, растерянности и какой-то детской обиды. Ксюша посмотрела на Марию мутными, красными от слез глазами, ее веки были опухшими, а в уголках глаз блестели слезы, готовые в любой момент сорваться вниз. Губы задрожали, словно от холода, и она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь тихий, сдавленный всхлип.

Архипова, кажется, совсем не ожидала, что Нечаева может быть настолько сломленной. И эта Ксения совсем её пугала. Уж лучше бы она кричала. Мария почувствовала, как внутри нее что-то меняется, словно лед начинает таять под воздействием тепла, заставляя ее на мгновение остановиться и задуматься о последствиях своих действий. Она понимала, что в этой игре, которую она начала, не было ни победителей, ни проигравших, что все их действия, все их слова, словно бумеранг, вернутся к ним, ранив с новой силой. И, возможно, сейчас ей нужно было пересмотреть свой план, сменить тактику и выбрать другой подход, более гуманный и щадящий. Но с чего же начать? Как сделать первый шаг к примирению, а не к дальнейшему противостоянию?

Мария, наблюдая за Ксенией, ее внезапной уязвимостью и отчаянием, на мгновение отложила свой гнев. Она видела перед собой не грозного замминистра, не черную королеву, а сломанную, раненую женщину, потерявшуюся в собственном кабинете, словно в лабиринте, из которого нет выхода. Вместо злорадства, которое, как ей казалось, должна была сейчас испытывать, в Марии проснулось странное, непонятное желание поддержать ее, хотя бы немного, дать ей почувствовать, что Ксюша не совсем одна. Архипова понимала, что криками и обвинениями, которые она только что произносила, ничего не добьется, а лишь усугубит ситуацию, и, возможно, ей стоит попробовать другой подход, более мягкий и бережный.

Она сделала шаг вперед, приближаясь к Ксении, и, глядя на нее сверху вниз, произнесла, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более спокойно и непринужденно:

— Знаете, Ксения Борисовна, сейчас вы похожи на енота.

В ее голосе не было ни насмешки, ни злорадства, а скорее что-то вроде легкой иронии, тонкой игры. Это было как попытка разрядить обстановку, вырвать Ксению из этого кокона отчаяния, в который она так глубоко погрузилась, и вернуть к реальности, словно потянув за ниточку из ее темного мира. Ксения вскинула голову, и на ее лице мелькнула тень недоумения, словно она не поняла, что ей сейчас сказали. Ее глаза расширились, и в них снова появилось выражение растерянности, словно она не могла понять, почему Мария решила сравнить ее с енотом, но эта непонятная фраза, неожиданно, заставила отвлечься от своих страданий.

— Почему? — прошептала она, голос все еще дрожал, как осиновый лист на ветру, выдавая ее внутреннее смятение. — Почему я похожа на енота?

Мария слегка улыбнулась, стараясь придать своей улыбке как можно более дружелюбный оттенок, словно показать, что не враг, а, скорее, союзник в этой странной ситуации. Она хотела, чтобы Ксения поняла, что не собирается добивать, не собирается глумиться над слабостью, а, наоборот, пытается помочь, вытащить ее из этого эмоционального болота, в которое она так безнадежно погрузилась.

— Ну, смотрите, — произнесла она, стараясь говорить как можно более непринужденно. — С утра вы чуть ли не на всех кидались, как бешеная, а сейчас сидите в темноте, и из-за этих кругов под глазами напоминаете енота. Такие милые, но немного агрессивные создания, когда их трогают.

Мария сделала паузу, наблюдая за реакцией Ксении. Она не хотела, чтобы ее слова звучали как оскорбление, она хотела, чтобы они прозвучали как толчок, который поможет Нечаевой вырваться из своего состояния и начать действовать. Архипова видела, как на лице Ксении постепенно исчезает отчаяние, и на смену ему приходит легкое раздражение, и это означало, что она, возможно, смогла ее разбудить. Это был не идеальный метод, конечно, он был странным и нелогичным, но, похоже, он работал, и это было главное.

Маша понимала, что Ксения не нуждается в жалости, не нуждается в сочувствии, она нуждается в стимуле, в мотивации, которая заставит ее действовать, а не прятаться в углу. Возможно, именно эта странная метафора, эта неожиданная аналогия с енотом, была тем ключом, который ей сейчас был нужен, чтобы завести ее сломанный механизм.

Ксения, услышав слова Марии, нахмурилась, словно пытаясь понять, то ли ее пытаются оскорбить, то ли, наоборот, вывести из оцепенения. Она провела рукой по лицу, словно пытаясь убрать несуществующую грязь, и снова посмотрела на Марию, на этот раз уже более осмысленным взглядом. Ее глаза, все еще красные от слез, но уже более собранные, больше не были такими потерянными, как несколько минут назад, в них зажегся слабый огонек осознания. Кажется, странная аналогия сработала, разбудив ее из состояния апатии.

— И что с того? — спросила она, ее голос все еще звучал хрипло, но в нем уже проскальзывали нотки прежней уверенности, хоть и немного приглушенной, словно сквозь пелену.— И что это должно значить?

Мария внутренне улыбнулась. Она поняла, что ей удалось достучаться до Ксении, вырвать ее из оцепенения и заставить хоть как-то реагировать. Это был маленький шаг, но он был важным, как шаг ребенка, делающего свои первые шаги, неуверенные и неуклюжие. Архипова понимала, что если хочет сотрудничать с Нечаева, ей нужно сначала вернуть ее в рабочее состояние.

— Это значит, что пора перестать жалеть себя, — ответила Мария, ее голос был ровным и спокойным, без намека на издевку. — Пора перестать прятаться в углу и начать действовать. У вас же есть дела, которые нужно доделать. И я не думаю, что сидение под лампой поможет в их решении. Или вам уже все равно?

Архипова сделала паузу, словно давая возможность ее словам осесть в сознании Ксении, пристально смотря на нее, словно пытаясь прочитать мысли, словно изучая, как сложный механизм. Она хотела увидеть, как Нечаева будет выходить из этого состояния, как будет отряхиваться от этой эмоциональной грязи, и как быстро сможет взять себя в руки, снова превратиться в ту надменную и уверенную в себе женщину, какой она обычно была.

Ксения посмотрела на Марию, и ее губы слегка дрогнули в подобии усмешки, как будто в знак признания усилий генерала-лейтенанта. Она, казалось, была немного удивлена таким подходом, но, в то же время, и заинтересована. Нечаева провела рукой по волосам, откинув их назад, словно сбрасывая с себя груз усталости, и выпрямилась, ее спина стала более ровной, а плечи расправились. В глазах, которые еще недавно были полны слез, снова зажегся знакомый огонек, огонек амбиций и уверенности в себе.

— Ты, конечно, забавная, Мария, — проговорила Нечаева, и в ее голосе уже не было отчаяния, а была легкая насмешка, — пытаешься играть в психолога? Или решила, что раз я немного раскисла, ты можешь помыкать мной?

Ксюша, словно по команде, встала с пола, с некоторой грацией отряхнула свой темный пиджак, как будто сбрасывая с себя остатки недавней слабости, и неторопливо подошла к своему рабочему столу. Она все еще выглядела уставшей, но в движениях снова появилась уверенность.

— Так что, говори, зачем пришла, — продолжила женщина, — и не надо больше этих глупостей про енотов.

— Con el regreso, — проговорила Мария, наблюдая, как Нечаева усаживается за стол. — Я пришла не для того, чтобы упрекать вас, Ксения Борисовна. Я вижу, что у вас есть какая-то проблема, и, может быть, я смогу вам чем-то помочь. Если, конечно, вы не против.

Архипова подошла к столу и села на стул напротив Нечаевой, глядя ей прямо в глаза. Она понимала, что сейчас нужно быть предельно осторожной, словно на минном поле, не давить на нее, как танк, а действовать более тонко и умело, как опытный дипломат, чтобы не спугнуть ее и не вызвать новую волну агрессии.

— Ну, если хочешь помочь, тогда слушай, — сказала Ксюша наконец, откидываясь на спинку кресла. — Сегодня утром я вышла из дома и увидела, что поставили у меня во дворе памятник. Памятник Агнии Борто, понимаешь?

Нечаева, конечно же, умолчала об истинной причине своей ненависти к этой писательнице. Не хотела рассказывать о своем ритуале, о том, что каждый понедельник устраивает «терапию» во дворе своего детства, не хотела рассказывать про своего психолога, который ей посоветовал это, чтобы справиться с ее паническими атаками. Нечаева не хотела выглядеть сумасшедшей, окончательно, в глазах Архиповой, которая, как ей казалось, итак считала ее ненормальной. Она поморщилась, словно вспоминая эту абсурдную ситуацию, и провела рукой по лицу.

— Это все и послужило причиной моего сегодняшнего срыва, — добавила замминистра тихо, словно признаваясь в чем-то постыдном, — это, конечно, не оправдывает меня, но, тем не менее, это так. Мне нужно убрать его оттуда любой ценой, любыми путями и методами, любыми способами!

Вот оно что! Памятник Агнии Борто. Это было, конечно, комично, как будто кто-то пошутил, но Мария сдержала улыбку, чтобы не вызвать новую волну гнева Нечаевой, понимая, что сейчас не время для веселья.

— И что вы предлагаете? — спросила Архипова, стараясь сохранять серьезный вид, как будто она говорила с важным государственным деятелем, а не с женщиной, которая впала в истерику из-за памятника. — Снести его с помощью динамита, сравнять его с землей, как будто его никогда и не было?

— Да если бы я могла, то так бы и сделала! — воскликнула Нечаева, словно это было самое логичное решение в данной ситуации, а затем, вздохнув, как будто сбрасывая с себя груз ответственности, сказала тише: — Только злить людей из министерства культуры, нарываться на конфликт совсем не хочется, и так проблем хватает.

Мария кивнула, понимающе. «Не хочется злить» — ключевая фраза. Она улыбнулась, но в её глазах не было ни капли насмешки. Скорее, сочувствие и понимание.

— У меня есть кое-какие связи в министерстве культуры, — сказала Мария, как будто невзначай, — но делать что-то за спасибо, я не намерена, не привыкла к благотворительности, и не собираюсь начинать.

Она посмотрела на Ксению, ожидая её реакции. Мария понимала, что Ксюша находится в очень щекотливом положении. Что-то в словах генерал-лейтенанта было слишком гладким, слишком продуманным. Нечаева не верила в альтруизм, особенно от таких людей как Архипова, который продумывают каждый свой шаг.

— Вот как, — протянула Ксения, ее голос стал холоднее и настороженнее, словно наткнулся на ледяную глыбу. — И что же вам нужно, Мария?

Нечаева явно не собиралась сдаваться так просто, она хотела знать все условия сделки, прежде чем соглашаться. Ее глаза сузились, и с пристальным вниманием изучала Марию, словно пыталась разгадать ее истинные мотивы. Она откинулась на спинку кресла, сложив руки на груди, и ждала ответа.

Архипова ожидала этого вопроса, и была готова ответить. Однако на секунду задумалась, смотря на Ксению, словно оценивая ее, как дорогой экспонат на аукционе. Марии не нужны были ни деньги, ни власть, ни похвала, ни повышения по службе, ни признание ее талантов, ни карьерный рост. Все это казалось ей таким мелким и ничтожным, таким пустым и бессмысленным, как будто она давно уже переросла все это. Алкоголь, который она чувствовала в воздухе, словно призрачный аромат, медленно, но верно ударял ей в голову, отключая все разумные мысли, все доводы рассудка, и заставлял ее идти на поводу эмоций, словно она была марионеткой, подчинявшейся чужой воле. В голове Марии промелькнул мимолетный образ, словно кадр из старого фильма, — их вчерашний разговор, когда она впервые, предложила Ксении выпить «кофе» с утра. Тогда, эта фраза была брошена как бы невзначай, как будто она приглашала ее просто на чашку бодрящего напитка. Ксения, все прекрасно расслышала и поняла, но сделала вид, что не разобрала смысла этого приглашения. Теперь и условия другие, в которых есть шанс получить успех. Генерал-лейтенант на трезвую, даже об этом бы и не вспомнила, но сейчас она уже готовилась к своему предложению.

— Ничего сверхъестественного, Ксения Борисовна, — ответила она ровным голосом, без тени смущения, в ее словах звучала непоколебимая уверенность. — Я уничтожу этот злосчастный памятник. Завтра утром голова Агнии Борто упадет вам в ноги. А после вы выпьете со мной «кофе».

Мария намеренно выделила слово «кофе», и в ее глазах промелькнула еле заметная искорка, которая не могла укрыться от острого взгляда Ксении. Она знала, что женщина прекрасно осведомлена о том, что именно подразумевается под этим «кофе». Нечаева вдруг покраснела, почувствовала себя как в западне. После первого разговора о слабости Марии к кофейным напиткам, Ксюша сразу навела справки о её деятельности в министерстве внутренних дел. Она слышала об этих «кофейных церемониях» — одно из таких закончилось грандиозным скандалом, и с тех пор, все в министерстве знали, что Мария не прочь использовать свою привлекательность, которую Нечаева не отрицала, для достижения своих целей. Удивительно, что имея такую должность первого замминистра МВД и генерал-лейтенант тем более, женщина не особо то скрывала свою ориентацию.

Ксения чувствовала, как по ее коже пробегает неприятный холодок, но одновременно с этим, на секунду в ее голове промелькнула странная, почти невозможная мысль, словно запретный плод, который она не должна была пробовать, но ее любопытство оказалось сильнее ее воли. На мгновение ей стало любопытно, а что если? Чуть-чуть окунуться в этот омут неизвестности, который так соблазнительно манил ее? Она даже представила себе, как они могли бы оказаться вне рамок этого унылого рабочего кабинета, в другой, более интимной и расслабленной атмосфере, может быть в каком-нибудь уютном баре с приглушенным светом, или в тихом номере отеля, где они могли бы забыть обо всем на свете. Хотя, зачем далеко ходить, подумала она, почему бы даже прямо не здесь, в этом кабинете, на ее столе, среди разбросанных бумаг и полумрака, как в каком-то эротическом фильме? Фантазировала в мыслях, как Мария, с ее уверенностью и силой, может проявить себя не только как начальник, но и как… нечто другое. И эта мысль, хотя и была мимолетной, заставила ее сердце сделать едва заметный толчок, как будто что-то внутри нее проснулось, что-то, что она так долго и тщательно пыталась подавить. Вдруг, как по щелчку пальцев, все эти пошлые мысли пропали, уступив место отвращению и раздражению. Ксюша не могла себе позволить таких слабостей. Она не из тех, кто поддается мимолетным порывам.

— Ты действительно думаешь, что я соглашусь на такое? — спросила Ксения, стараясь придать своему голосу ледяное спокойствие, хотя внутри все клокотало от возбуждения. Ей нужно было сохранить лицо, хотя бы на словах. — Ты считаешь, что я настолько отчаянно хочу избавиться от этого памятника, что готова лечь с тобой в постель?

Она посмотрела на Марию, стараясь прочитать в ее глазах хоть какое-то смущение, хоть какой-то намек на неловкость, но увидела только спокойствие и вызов, как будто женщина обсуждала обычный бизнес-план, как будто Маша говорила о чем-то совершенно будничном, как будто и не ждала другой реакции.

— Если тебе не нравится постель, то я легко придумаю альтернативу, — ответила генерал-лейтенант с едва заметной ухмылкой, как будто обсуждала прогноз погоды, — Уверена, что в министерстве культуры есть укромные места, где никто не помешает нам «обсудить условия сделки».

Архипова не отводила взгляда от Ксении, наслаждаясь ее реакцией, внутренним смятением. Она прекрасно видела, что Нечаеву задело не столько само предложение, сколько уверенность и наглость. Ксюше нужно было решить, готова ли она пойти на эту сделку с дьяволом, или же ей лучше остаться с памятником Агнии Борто во дворе.

— С чего ты вообще взяла, что мне нравится пить такой «кофе»? — спросила Ксения, стараясь придать своему голосу максимальную невозмутимость, хотя внутри все кипело от раздражения и какой-то неприятной заинтересованности. Она сделала паузу, и, выдержав взгляд Марии, добавила, медленно и умышленно, — С молоком?

Мария усмехнулась, приподняв одну бровь. Была явно довольна тем, что Ксения перестала играть в отстраненность и начала включаться в эту опасную партию. Она видела, как вспыхнул огонек в ее глазах, и как заиграли щеки легким румянцем. Этот ответ был более чем намеком, это был вызов, который Архипова с удовольствием приняла. Женщина усмехнулась шире, и в ее глазах заиграли веселые огни.

— О, Ксения, — ответила она, слегка наклонив голову набок. — Ну, во-первых, ты сама заговорила о «молоке» сейчас, а во-вторых… Разве это не очевидно? А в-третьих, — она сделала паузу, медленно облизнув губы, — Инга мне ещё вчера выдала ваши секреты. Я конечно не практикантка, но для вас могу стать кем угодно.

Мария приподнялась со стула и, подойдя к столу навился над замминистра, ожидая реакции Ксении, но та лишь покачала головой, как будто отгоняя наваждение. Она почувствовала, как слова и пошлые мысли Архиповой начинают проникать в ее сознание. Нечаева резко встала из-за стола, и взгляд стал холодным и отстраненным, как лед.

— Хватит, Мария, — проговорила Ксения, голос звучал жестко и бескомпромиссно. — Мне надоели эти игры. Ты думаешь, что я настолько отчаялась, что готова пойти на сделку с тобой? Ты ошибаешься.

Она поняла, что никогда не сможет опуститься до такого уровня и что это дело принципа. Ксюша была готова бороться за свою гордость, даже если это означало остаться с памятником Агнии Борто во дворе.

— Я сама решу эту проблему, — повторила Ксения, и в ее голосе прозвучало непоколебимое убеждение. — У меня есть свои связи, я могу обратиться к нужным людям. И уж точно не буду пить с тобой «кофе». Запомни это.

Мария смотрела на Ксению, не меняя выражение своего лица. На нем не было ни разочарования, ни злости, как будто ожидала такого поворота событий, и нисколько не удивилась. Она понимала, что Нечаева не из тех, кто легко сдается, и что ей нужно будет проявить больше терпения и настойчивости.

— Как скажите, Ксения Борисовна, — ответила Мария, ее голос звучал ровно и спокойно, без тени раздражения. — Я всего лишь предложила помощь. Если ты предпочитаешь бороться в одиночку, это твой выбор. Но помни, что я всегда готова прийти на помощь, если ты вдруг передумаешь. И, — она сделала паузу, и в ее голосе вновь прозвучала провокация, — я уверена рано или поздно мы выпьем «кофе».

С этими словами она направилась к двери, не сводя глаз с Ксении. Она остановилась на пороге, бросив на нее последний взгляд, и, усмехнувшись, вышла, оставив Ксению в полной растерянности. Архипова шла по коридору, немного пошатываясь, и ее улыбка становилась все шире и шире. Она нисколько не расстроилась отказу Ксении, воспринимала это как часть игры, как вызов, который ей предстоит преодолеть. «Она еще приползет», — думала Мария, усмехаясь про себя. Но это сейчас!

Завтра, когда второй замминистра проснется в своей кровати, всё тело будет болеть и гореть из-за своей надломленной «правильности». Вдруг, словно пощечина, на нее обрушится осознание всей мерзости ситуации. «Какого черта я это говорила?» — проносилось в голове, и охватывала волна стыда и отвращения к самой себе. Слова про «кофе», эти пошлые намеки, которые она так бессовестно бросала Ксении, вдруг показались ей совершенно неприемлемыми. Чувствовала себя глупо и гадко, хотелось провалиться сквозь землю. «Это все из-за этого чертового коньяка», — подумала Мария, сжимая кулаки. Архипова перешла все границы, ее игра зашла слишком далеко. Теперь она мучительно думала, как ей. Стоит ли сказать, что это была тупая шутка, списав все на алкоголь, или просто сделать вид, что ничего не было? Было страшно представить, как будет смотреть в глаза Ксении, зная, что наговорила сгоряча. Что она думала вообще говоря об этом, но самое интересное, о чем думает сейчас Нечаева?

У Ксении же внутри бушевала буря противоречивых эмоций. Гнев, отвращение, раздражение и… какая-то странная, непризнанная заинтересованность, которую она пыталась подавить. Нечаева чувствовала себя так, словно ее выставили напоказ, расковыряли ее тайны и вывалили на стол. «Как она посмела?» — эта мысль пульсировала в голове, словно удар сердца. Ксения ненавидела саму себя за то, что вообще допустила этот разговор, за то, что позволила Марии проникнуть в ее личное пространство. Она поклялась себе, что этот чертов памятник будет убран, и сделает это без помощи Архиповой. Не позволит, чтобы наглость женщины манипулировала ею со своими пошлыми играми. Ксюша снова села за стол, пытаясь сосредоточиться на работе, но ее мысли постоянно возвращались к дерзкой улыбке Марии и ее провокационным словам. Нечаева пыталась отмахнуться от навязчивых мыслей, но они, как мухи, возвращались снова и снова. Она вспомнила их первую встречу, когда они с Архиповой устроили переброс «любезностями». Тогда ее это возмутило, но что-то внутри затрепетало, и она не могла отрицать этого. С того момента их «игра» начала ее интересовать. Но сегодня Мария перешла все границы, она оттолкнула своей напористостью и наглостью. Нечаева привыкла быть той, кто ведет игру, кто диктует правила. Она привыкла к робким взглядам практиканток, к их заискивающим улыбкам и тихим комплиментам. Привыкла к тому, что они трепещут перед ней, как перед богиней, но сегодня она, вдруг, оказалась на их месте. Эта мысль заставила внутренне содрогнуться. Ксюша никогда не представляла себя в роли объекта желаний у таких женщин как Мария. Но больше всего ее злило то, что ей это… нравилось. Ксения Борисовна чувствовала какое-то странное волнение, когда вспоминала, как Архипова смотрела на нее, как она произносила эти пошлые фразы, и как ее щеки заливались краской. Она ненавидела это чувство, но не могла от него избавиться. «Что за глупость?» — прошептала Ксюша и тряхнула головой, чтобы выкинуть мысли. Нечаева чувствовала, что эта игра только началась, и что она, вопреки всему, хочет увидеть, чем же всё это закончится.

Домой Ксения вернулась в полном смятении, с трудом добралась до квартиры, все еще переваривая события прошедшего дня. Обычно, в таких ситуациях прибегала к помощи фенибута, но даже он не помог ей успокоиться. Выпила одну таблетку, потом еще одну, но тревога и напряжение никуда не делись. Долго ворочалась в постели, пытаясь уснуть, но сон не шел к ней. Ксения чувствовала себя загнанной в угол, не понимала, что с ней происходит. Привыкла все контролировать, и вдруг, ее собственные эмоции вышли из-под контроля, и не знала, как их сдержать. Замминистра понимала, что фенибут не помог ей, и она, как никогда, нуждалась в чем-то, что помогло бы успокоиться. И это «что-то», она прекрасно знала, как выглядит — женщина генерал-лейтенант. От этой мысли ей стало ещё более страшно.

Пытаясь отвлечься, Ксюша включила телевизор, но всё казались ей скучными и бессмысленными, единственная программа, которая вызвала хоть какой-то интерес шла по Discovery.

— Добрый вечер, любители природы! — говорил мужчина из телевизора, его голос звучал бодро и жизнерадостно, — Сегодня у нас в гостях удивительные существа — еноты! Эти пушистые бандиты с масками на глазах, кажется, с каждым годом удивляют нас все больше и больше, своим интеллектом, и своими повадками.

— Блядские еноты, — прошипела Ксюша недовольно, словно животные были виноваты во всех ее бедах. Но телевизор оставила работать на фоне, иногда прислушиваясь к голосу диктора, словно подсознательно искала какое-то послание в его словах.

— И знаете, после многих лет наблюдений за этими созданиями, я пришел к выводу, — продолжал голос из телевизора, как будто он обращался лично к ней, — еноты, возможно, вернее, чем некоторые люди, а порой даже превосходят в преданности наших любимых собак! Они могут быть агрессивными, и могут кусаться, но они всегда стоят горой за своих близких, и никогда их не предают.

Ксения на мгновение замерла, как будто ее ударило током, внимание полностью переключилось на телевизор. Вспомнила слова Марии, ее сравнение, как «енотом» ее назвала. Описывала, как злобного, нелюдимого зверька, который сидит в темноте и всех кусает. Сейчас же эта фраза звучала иначе. Нечаева представила себе енота, маленького и пушистого, но при этом такого сильного и преданного. И тут Ксении стало интересно, а что если Маша имела в виду совершенно другое?