Глава 22. Не возвращайся (1/2)

Следующие несколько месяцев прошли для Кайо как в тумане: из писем Зеницу она очень быстро узнала, что ему все-таки «повезло» успешно пройти отбор, а затем и прижиться в их главном штабе. Много о своих охотничьих делах он не рассказывал, видимо, не хотел лишний раз напоминать самому себе о пережитых ужасах. С ней Зеницу делился только какими-то безобидными повседневными вещами: какую вкусную у них в столовой готовят еду; какие суровые, но милые у них там девочки-лекари и сколько же там водилось подозрительных болезных на голову чудаков. С парочкой таких у него даже получилось подружиться — Зеницу этому был особенно рад, Кайо считывала это между строк.

То, что Зеницу вместо скорой страшной смерти удалось найти новых близких друзей, тоже не могло ее не радовать. Она же знала, каким Зеницу был добрым, открытым, отзывчивым: когда-нибудь он должен был найти людей, которые оценят его по достоинству и не станут гнобить как… некоторые.

Кайо была рада, что у Зеницу складывалось все как нельзя лучше: с каждым письмом он все меньше плакался о своей неизбежной кончине, а все больше рассказывал про своих новых товарищей. Один Кайо заинтересовал особенно: по словам Зеницу, один его друг считал себя самым настоящим кабаном и вел себя как самое настоящее орущее невоспитанное животное, пугая всех своей огромной вонючей кабаньей башкой, которую он не снимал даже по ночам. Видимо, с этим товарищем Зеницу было особенно сложно найти общий язык.

Кайо, недолго думая, в следующем же ответном письме предложила Зеницу пригласить своих новых друзей как-нибудь к ним домой: очень уж ей хотелось с ними познакомиться. Да и, просидев всю зиму с Куваджимой-саном в четырех стенах, она совсем успела одичать: ни с кем и не поговоришь теперь толком, только черновики для писем каждый день сиди расписывай вечерами.

Кайо и не подозревала, что она так сильно будет скучать по Зеницу, по их посиделкам, по их разговорам. Без Зеницу было пусто, холодно, а как и чем согреться без него, она пока еще не знала, не придумала.

Кайо надеялась, что Зеницу очень скоро вернется домой: неважно, с новыми друзьями или один. В одном из своих свежих писем он как раз уже успел ее обнадежить: еще пара заданий, и ему наконец-то дадут целых два заслуженных дня передышки.

И он наконец-то вернется к ней. Пусть и совсем ненадолго. Кайо была уверена — им и одного дня будет достаточно, все лучше, чем жить только тревожными ожиданиями месяцами. Да и, может, Куваджима-сан не меньше, чем она, хотел повидаться со своим учеником: в последнее время он совсем стал каким-то мрачным, хмурым, даже на обед и ужин не выходил из своей комнаты. Кайо как-то попыталась было спросить, может, она чем могла помочь, но Куваджима-сан будто и вовсе не услышал ее осторожных вопросов.

Куваджима-сан никогда не делился тем, что лежало у него на душе. И Кайо, как ни пыталась, не могла ничего с этим поделать. Возможно, Куваджима-сан просто теперь еще сильнее переживал за своих учеников, понимая, что новое пополнение оборванцев-мальчуганов он к себе больше не примет, его преемников на этом свете осталось всего двое.

И за каждого он волновался как за родного.

Последние месяцы Кайо старалась все реже и реже попадаться Куваджиме-сану на глаза, занимаясь своими делами. Она надеялась, что как только Зеницу вернется к ним хотя бы на пару дней, все снова станет как прежде — Куваджима-сан наконец найдет, чем занять себя. И Кайо наконец найдет, на что отвлечься.

Последние месяцы дома особенно ждали Зеницу. И больше никого другого.

Кайгаку ведь так и не надумал возвращаться: сколько времени прошло, а он никак не пытался напомнить о себе. Видимо, совсем по ним не скучал. Кайо уже и не надеялась, что когда-нибудь у них получится поладить: слишком взрослые все стали. Себе на уме, непрошибаемые.

Как оказалось, где там пропадал Кайгаку, не знал даже Куваджима-сан, который в один поздний вечер вернулся домой в пугающе тяжелом расположении духа и сообщил, что о Кайгаку никто уже с месяц ничего не слышал. Либо погиб, либо сбежал.

Кайо, взволнованная этой новостью, почему-то сразу захотелось подумать именно про второй вариант. Конечно, Кайгаку просто ушел. Ему все надоело, вот он и решил не возвращаться — в охотничий штаб тоже. Кайо понимала, что для Куваджимы-сана легче, наверное, было бы думать, что Кайгаку погиб смертью храбрых на поле боя, но, уже зная, как он держался за свою жизнь, Кайо верилось больше в то, что Кайгаку просто сдался.

Кайгаку устал рисковать собственной жизнью, устал рваться непонятно за какими статусами и наградами. И от их дома, где его никто не ждал и не понимал, он тоже устал.

Кайо думалось именно так. Она, к своему же удивлению, была не сильно расстроена этой новостью. Может быть, хотя бы так Кайгаку найдет себе новый дом. Найдет место, куда захочет возвращаться. А в преемниках Куваджимы-сана Зеницу и один может походить — он и так уже успел смириться с этой ролью.

Кайо не знала, чем она могла утешить Куваджиму-сана, и все же сама она была искренне рада, что Кайгаку наконец освободился — нашел для себя выход. Наверное, в охотниках он и так не смог бы прижиться.

Кайгаку ведь не смог стать героем даже для себя самого.

Кайо не верила, что Кайгаку мог просто так погибнуть — такие, как он, так просто не уходят, цепляются за жизнь до последнего. Наверное, Куваджима-сан тоже не верил — Кайо об этом довольно быстро догадалась.

Довольно быстро поняла, что Куваджима-сан был этому совсем не рад. Не рад тому, чего его лучший ученик опозорил его на всю Организацию охотников.

Ушел, сбежал, забылся, предал.

— Он погиб… Погиб сорванец, — в пугающем забытьи вечерами бормотал Куваджима-сан, прохаживаясь по коридорам собственного дома. В такие моменты внутри Кайо все замирало, а слух в разы обострялся. Она слышала каждый глухой вздох, каждое бессвязное роптание.

Из-за волнений Куваджима-сан, кажется, совсем начал сходить с ума, все реже бывая дома. Кайо впервые за последние месяцы захотелось, чтобы Кайгаку все-таки вернулся к ним домой — привел своего учителя в чувства. Убедил, что все с ним в порядке, никуда он не убегал и не пропадал.

И никого он не предавал.

***

Прошел еще месяц: ни Зеницу, ни Кайгаку — никто не торопился домой. Даже Куваджиму-сана Кайо удалось застать дома только с неделю назад: он тоже был вечно чем-то занят. Кайо догадывалась, что Куваджима-сан уходил выискивать одного из своих непутевых учеников.

Чем больше проходило времени, тем сильнее Кайо уверялась в том, что Кайгаку больше к ним не вернется. И никого Куваджима-сан не найдет. Кайгаку либо и правда погиб, либо… Умер. Для всех для них.

Если Кайгаку хотел оставить свою прошлую жизнь, то он вряд ли даже учителю позволил бы себя найти. Ведь наверняка меньше всего ему бы хотелось сейчас возвращаться, объясняться. Вымаливать прощение за собственную слабость, трусость. Нет, честолюбие Кайгаку такого точно не снесло бы, на поклон к учителю он больше не пойдет.

Кайо надеялась, что пройдет еще несколько месяцев, и все успокоится. Зеницу получит новый ранг, и Куваджима-сан сможет порадоваться хотя бы этому. Хотя бы один ученик оправдывал его надежды — хоть кого-то он воспитал верно. А Кайгаку… Кайгаку пусть идет своей дорогой, раз уж сам он так решил.

Кайо и правда надеялась, что со временем все должно было перемениться к лучшему.

Прошел еще месяц, и уже Зеницу перестал отправлять свои еженедельные послания на нескольких листах и в нескольких туго стянутых свитках. Кайо уже успела подумать о страшном, но Куваджима-сан ее вовремя успокоил: на одном из заданий Зеницу просто немного повредили правую руку, сейчас он отлеживается в их местном госпитале — может, когда поправится, и к ним, наконец, заглянет. Эта новость Кайо особенно обрадовала. Окрылила.

Уже на следующий день она начала планировать, чем же таким она удивит Зеницу, что ему приготовит, чем встретит. От идей раскалывалась голова, Кайо даже напросилась в город с Куваджимой-саном, чтобы закупить всего и побольше: наверняка ведь в этом их штабе у них и поесть-то хорошо времени особо не было.

Кайо не помнила, когда в последний раз ее сердце заходилось в таком волнительном трепете.

Скоро все хотя бы на время станет как раньше. И о Кайгаку никто хотя бы на время не будет вспоминать.

***

До возвращения Зеницу оставалось всего несколько дней, а Кайо все не знала, когда именно он придет домой: Зеницу и сам не знал. Как он ей уже не раз писал, он вообще до последнего был уверен, что никто никуда его не отпустит — в штабе слишком много было работы, а на него будто бы и вовсе хотели повесить всех демонов Японии.

А потому Кайо все не могла найти себе места, уже не зная, чем себя отвлечь и чем себя занять.

Куваджима-сан тоже не знал: он ей и без того выдал список дел на месяц вперед и снова куда-то пропал. В последнее время Кайо отчего-то начало казаться, что Зеницу он совсем не ждал. Куваджима-сан будто и вовсе никого не хотел видеть — оттого и появляться дома он стал все реже и реже. Кайо оставалось надеяться только на то, что когда вернется Зеницу, Куваджима-сан обязательно тоже объявится.

Зеницу же возвращался не только к ней. Не только ей он хотел доказать, что был достоин всего того, что заимел; не только ради нее он больше не собирался рано умирать. С «дедулей» раньше времени ему прощаться тоже не хотелось.

С приходом весны Кайо уже взяла за привычку засиживаться допоздна на мостках у реки и думать о всяком. Здесь всегда было так тихо и спокойно, что все тревожные мысли мигом выветривались из заплывшего сознания.

И Кайо снова становилось хорошо.

В один из таких вечеров она взяла еще и ведро с нестираным тряпьем, чтобы хотя бы не просто так сидеть да время убивать — так и расслабиться было не долго, разлениться. И уж тогда Куваджима-сан и по ней пройдется своей палкой, которую он так и не смог обломать ни об Кайгаку, ни об Зеницу.

Сегодня было непривычно тепло — наверное, первый день без заморозков. Кайо даже забыла взять с собой хаори.

Она полоскала тряпку за тряпкой, пока совсем не перестала чувствовать своих краснющих рук. Голова была непривычно пустой, легкой — Кайо впервые за долгое время ни о чем не думала, ни о чем не беспокоилась.

Сегодня ее совсем не тяготило то, что она снова осталась одна.