28 декабря. Назад в будущее. (2/2)

Абраксас хорошо выглядел, но суровое выражение лица уничтожало всю красоту, чего нельзя было сказать о молодом Люциусе.

Они с Драко были очень похожи, но Люциус имел более острые черты лица и волевой подбородок. Волосы уже тогда собирал лентой в роскошный хвост, щеголял в вычурных рубашках с воротником-жабо и часто носил обтягивающие модные штаны для верховой езды. В нём отсутствовала неуверенность Драко, а заносчивости было чуть меньше, чем во взрослой версии.

Завидев меня, Люциус всячески демонстрировал изысканные манеры и витиевато выражался в разговоре.

Поначалу это смешило, затем вызывало неловкость — всё же это отец Драко, это Люциус Малфой, блин! Но юный шестнадцатилетний Люциус был гораздо приятнее и интереснее, чем Люциус-Пожиратель смерти, ненавидящий и презирающий Гарри Поттера.

А ещё он оказался

вспыльчив и неуёмно горяч, спорил со мной и в некоторых вопросах был крайне наивен, но из кожи вон лез, чтобы не выдать себя настоящего.

— Завтра мне восемнадцать, — важно сообщил он. — А сколько тебе, сорок шесть? — изогнул губы в дерзкой ухмылке.

— С ума сошёл? — я покрутил пальцем у виска. — Мне всего лишь двадцать восемь.

— Выглядишь потасканным, — заявил нахал. Чем больше мы общались, тем ярче проявлялась его натура, и все вычурные обороты речи не могли скрыть язвительность. — И эти очки… такое убожество. Подумать только, кто носит круглую оправу, простолюдины?

— Я ношу.

— Ну-ка!.. — Люциус сорвал с меня очки и напялил себе на нос.

Память услужливо подкинула мне образ Люциуса в кабинете Мэнора, заставив нахмуриться.

— Люц, хватит, — я протянул руку, чтобы забрать очки, но получил по ней лишь шлепок.

— А ты отбери!

Люциус кинулся бежать, а я припустился за ним.

В очках явно было плохо видно, поэтому он споткнулся, и я догнал его, тут же хватая за хвост белых густых волос. Мы повалились на землю, засеянную мягким газоном, где я неуклюже прижал Люциуса всем телом.

Зрачок в серых глазах моментально расширился, дыхание сбилось, его сердце стукнуло прямо в моё, и я внезапно ощутил горячие губы на своих. Руки Люциуса крепко обвились вокруг шеи, притягивая ближе и не давая отстраниться. Собственнически. Настойчиво. Без толики неуверенности всегда присущей Драко.

Кружевной воротник-жабо щекотал мою шею, вызывая мурашки на коже и эрекцию в штанах, но мимолётная мысль о Драко заставила дёрнуться, разорвать поцелуй и даже позабыть свои очки.

В тот день я думал, что больше ни на шаг не приближусь к Люциусу и не совершу то, о чём буду еще больше жалеть.

Но Маховик не находился, Абраксас становился мрачнее тучи от того, что у него скрывался путешественник во времени, а я… А я скрывал от хозяина дома запретную связь с его сыном.

Думал ли о Драко? Думал, конечно, думал. А ещё думал о том, что, скорее всего, никогда не вернусь. Не изобрели ещё таких Маховиков, чтоб переносили на столько лет назад. Возможно, когда я появлюсь в этом времени, то просто исчезну. Или я не буду рождён вовсе. Уже слишком многое испорчено.

А ещё Люциус привлекал тем, что был не просто похож на Драко. Он был идеальнее Драко. И я понимал, что, вероятно, сильно влияю на его характер. Зная пятидесятилетнего Люциуса Малфоя, я и подумать не мог, что он мог быть таким.

Трепетным, страстным, саркастичным и совсем чуточку тщеславным. Бурный коктейль, будоражащий мою грешную душу.

Летние знойные ночи сменяли уютные теплые зимние, когда в камине звонко трещали поленья, а две пары ног сплетались цепко и сложно.

Осенью пили чай на веранде под шум дождя. Пахло увядающими розами, посаженными покойной матерью Люциуса, и немного прелыми листьями. Волны магического озера поместья танцевали нам босса-нову, а мы сладко целовались украдкой от Абраксаса и слуг. Я вторил волнам, что люблю, ловя ответный шёпот тонких страстных губ.

Брачные танцы павлинов весной вселяли в душу уверенность, что так будет всегда.

Люциус не знал, что могу исчезнуть однажды, а я не знал, как сказать.

Всё случилось само собой. Однажды в рождественский погожий денёк.

Абраксас позвал меня в кабинет, вынул из сейфа целехонький Маховик и облегчённо выдохнул, провожая ошарашенного меня назад в будущее.

Я стоял с дурацким сломанным Маховиком, возвращаясь в точку отсчёта. Всё было так же: удивлённый Драко, прелестная Нарцисса и… он. Держащий в руках нелепые, позабытые мои очки.

Всё было так же, но всё было иначе. Я видел в серых глазах осознание, что память вернулась ко мне. Я понял, что Люциус в своей жизни прятал слишком многое. Его боль отразилась болью во мне, и ничего нельзя было сделать.

Мне оставалось лишь жечь костры воспоминаний и надежд, скармливать пламени всё хорошее, что я успел подумать, глядя в его серые холодные глаза, и что успел сказать, заперев в словах силу нежности, клеймя ими, словами этими, называя «мой», но не обещая, что повторю.

И мне бы не смотреть с прищуром, склоняя немного голову, своими зелёными, как он говорил, пытливыми глазами. И не звать томным взглядом туда, где расступаются вековые сосны мэнора, туда, где плещется волнами вечно холодное озеро, туда, где я жгу в Йоль воспоминания, которые оставляют меня в прошлом. И это пламя согреет лишь тогда, когда он отдаст ему всё, что держит в прошлом и не даёт спать по ночам. Таков ритуал освобождения длинной ночью перед Рождеством — оставить всё, что не позволяет идти дальше, даже, если мы ещё любим.

Особенно, если любим.