Десятое декабря. Воскресенье (1/2)
Пряничный человечек, поджидавший Гарри за окошком, помеченным десятым декабря, заставил его вздрогнуть: невольно пришла на ум та жуткая история с печенюшками-вуду и бледный, как призрак, Малфой, истекающий сахарной глазурью в палате Мунго… Бр-р-р!
«Надо взять себя в руки, — строго сказал себе Гарри. — В конце концов, нельзя же всю жизнь бояться имбирных человечков, лишь только потому, что какому-то безумцу вздумалось однажды под Рождество заколдовать их и превратить в маленьких сладких убийц!». Он с опаской надкусил печенюшку, надеясь, что ни один волшебник в Магической Британии в этот самый миг не лишился конечности.
«Что может быть лучше, чем приготовление ароматного рождественского печенья холодным зимним днём? - вопрошала записка. — Надевайте-ка фартук да напеките побольше имбирного печенья, чтобы завтра угостить Ваших коллег. Не жалейте специй и глазури и проявите всю дремлющую в глубине Вашей души креативность при вырезании пряничных фигурок!».
Что ж, Гарри сегодня как раз собирался навестить Андромеду и провести время с крестником. Активному восьмилетнему мальчику определённо должно понравиться печь печенья.
*****
— Крёстный! — очаровательный бирюзововолосый вихрь чуть не сбил Гарри с ног, едва он ступил из камина в гостиную Андромеды. — Ура, ура, наконец-то ты пришёл! У меня выпал зуб — вот, видишь? Представляешь, бабушка записала меня в детский квиддичный клуб, здорово, да? Пернелла Флинт сказала, что я забавный. Думаешь, она согласится встречаться со мной? Гарри, это ничего, что я похвастался тобой? Ну, сказал Пернелле, что мой крёстный — самый крутой аврор в Магической Британии. Это ведь не совсем хвастовство, это же чистая правда, не так ли?
— Тедди, Тедди, — в тоне Андромеды, вышедшей на шум в гостиную, звучали нотки ласкового укора, но глаза, обращённые на маленького, болтливого непоседу, сияли такой безусловной любовью, что у Гарри аж сердце защемило. Эти двое — бабушка и внук, осиротевшие во время Второй Магической войны, были всем друг для друга, — дай же Гарри хотя бы раздеться. Здравствуй, милый. Давненько ты не заглядывал к нам.
— Доброе утро, Андромеда. Надеюсь, не помешал вашим с Тедди воскресным планам.
— Ай, да какие там у нас планы, — отмахнулась Андромеда. — Занятий в квиддичном клубе у Тедди сегодня нет, гостей не ждём, так что — любимый крестник в твоём полном распоряжении.
— Отлично! — просиял Гарри. — А вот у меня-то как раз большие планы на этого молодого человека. Эй, Тед, поможешь мне с имбирными печеньями для всех моих коллег? Один я ни за что не справлюсь, — Гарри украдкой подмигнул Андромеде.
— Да! — Тедди аж подпрыгнул от восторга, а его волосы из бирюзовых стали ярко-розовыми. — Имбирные печенья, супер! Я обожаю имбирные печенья. А можно… Гарри, можно, я сам придумаю, какой формы они будут?
— Разумеется, можно. Более того, я рассчитываю, что именно ты, Эдвард Ремус Люпин, с твоим выдающимся талантом к рисованию, разработаешь дизайн этих печенюшек.
Гарри с Андромедой украдкой переглянулись. Все стены в гостиной этого маленького уютного дома были увешаны рисунками юного художника. Пожалуй, даже Луна Лавгуд, повидавшая в своей жизни всех возможных воображаемых животных, не смогла бы безошибочно определить, кто выполз, вылетел или выскочил из-под кисти Тедди Люпина.
К большой удаче любящих родных, кособокие буквы, старательно выведенные под каждым нарисованным созданием, значительно облегчали дело и позволяли не попасть впросак, восхищённо комментируя работы молодого дарования. С тех пор, как Гарри в последний раз был здесь, ряды настенного зоосада пополнились: лупоглазым лиловым «еденарогом» с внушительным, в пол-листа, рогом, щедро усыпанным золотыми блёстками, грозной помесью слона, носорога и действующего вулкана («взрывапатам») и жутковатым страшилищем о ста ногах под загадочным названием «охромантул» (Гарри резонно предположил, что несчастный монстр хромает на все свои сто тонюсеньких ножек).