Часть 1 (1/2)

Когда Рене представляют Луи де Рогана — или же просто Лу, первая мысль, посещающая её голову, оказывается весьма далека от государственных дел. Звучит она следующим образом: все ли гвардейцы столь хороши собой? Нельзя сказать, чтобы она вглядывалась в лица тех, кто бдительно охраняет Версаль и короля, однако в памяти сам собой возникает швейцарец, который часто попадался ей на глаза и имени которого никак не выдавалось случая узнать.

Вторая мысль выглядит благопристойнее: что явилось причиной такого стремительного продвижения по службе? Между Лу и Рене едва ли более пяти лет — а он уже генерал-полковник швейцарской гвардии и новый великий ловчий (воспоминание о его предшественнике заставляет неуютно поëжиться).

Это знакомство растворяется в нескончаемом круговороте прочих. Начало нового строительства, возвышение покровителя самой Рене, но главным образом — зреющий заговор. Нужно вычислить негодяев, задумавших похитить дофина — и Рене проскальзывает в тайный ход, чтобы подслушать разговоры придворных. Никаких подозрительных бесед она больше не наблюдает и собирается возвращаться — как вдруг слышит томный вздох новой фрейлины королевы. Короткое времяпрепровождение с Франсуазой позволило Рене запомнить тембр её голоса — и причина вовсе не в его благозвучности, скорее напротив.

Ведомая уже не долгом службы, а обыкновенным любопытством, она приникает к потайной дверце. В юноше, расточающем Франсуазе до пошлости восторженные речи, Рене узнаёт Лу. Серьëзность и собранность, с которой тот озвучивал план по усилению охраны дофина, составляет разительный контраст с раболепной покорностью перед предметом его чувств. «Фи, ещё бы хвостом повилял», — фыркает Рене про себя, хоть и без злобы.

Франсуаза милостиво дозволяет целовать себя — но Рене отлично известно, что она метит на место новой фаворитки короля. Ясно как божий день, что Лу она попросту пользуется. Он же — право слово, сущий мальчишка. Глупый желторотый юнец.

Просмотр постановки Мольера отменяется для Рене из-за распустившейся шнуровки платья (Франсуаза постаралась) и — удача — поимки одного из заговорщиков. Новый день знаменуется не самым приятным визитом в Бастилию с целью его допроса. Усилиями Александра Рене успела неплохо поднатореть в искусстве лжи, но полученных сведений явно недостаточно.

По возвращении её ждëт сюрприз: служанка сообщает о расползшихся по двору слухах о том, что она отдалась Лу в саду. В тот самый вечер, когда удалось выследить заговорщика. Рене еле сдерживает нервный смех: помимо Лу там присутствовал Александр, Жюль, оставшийся для неё безымянным информатор… разве не увлекательнее было бы предположить, что они устроили грандиозную оргию! Кому могло понадобиться распускать подобные сплетни?

На празднестве Лу декламирует Франсуазе строки из «Сна в летнюю ночь», немного видоизменяя реплики Елены. В его устах они звучат ещё высокопарнее, но в них он вкладывает весь свой пыл. В глазах Франсуазы Рене улавливает оттенок коварства: возможно, выдумки о них с Лу — её работа?

Очевидно, Франсуаза задумала таким странным способом очернить репутацию Рене. Впору ужасаться и паниковать — но ведь этого она и добивается. Рене знает, что пользуется расположением общественности, и практически не сомневается, что никакие нелепые фантазии не способны его пошатнуть. В действительности у неё в Версале была пара интрижек, которые ни к чему не привели — но, судя по всему, для двора они остались тайной. Вероятно, навыки шпионажа у Рене и впрямь недурны.

Она продолжает наблюдать за Лу, пожирающим взглядом объект своей страсти, и к удивлëнному веселью прибавляется мрачная решимость. Быть может, Франсуазе нравится воображать своего любовника с нею? Раз она видит в Рене соперницу во всех возможных областях — почему бы не попробовать оправдать её ожидания?

Тем временем Франсуаза пытается уязвить Рене, и она парирует ей другими строками Шекспира. По окончании этого подобия спектакля Рене подходит к Лу — не таясь, не отзывая его ни в какой укромный уголок. Ей, довольно опытной шпионке, известна простая истина: хочешь что-то спрятать — положи это на видное место.

— Позвольте полюбопытствовать: как вы в ваши молодые годы добились столь высокого положения? — Рене наконец задаёт вопрос, занимавший её уже давно.

— Причиной послужили мои заслуги в войне с Испанией, — не без гордости отвечает Лу. — Должен отметить, моё возвышение окружено массой слухов. Самый невинный из них — протекция королевы-матери, чьим крестником я являюсь.

— О! — удивление Рене неподдельно, однако вскоре она припоминает, что род Роганов сравнительно высок — должно быть, это объяснимо.

— Мою семью некоторые считают не заслуживающей своего положения при дворе, — Лу заметно хмурится, — из-за разности конфессий моих родителей. Моя мать — гугенотка, при том, что отец — католик. И, конечно, из-за моей тëтушки, герцогини де Шеврëз.

О последней Рене что-то слышала от королевы Анны, чьей фрейлиной та была. Она в своё время была первостатейной интриганкой… До чего же тесен мир!

Рене мимолëтно оглядывает окрестности. Окружающие увлечены светскими беседами или распитием вина, — одна лишь Франсуаза бросает на них с Лу взгляд исподлобья, отвечая что-то радостной Нанетте. Быть может, легковерность — фамильная черта Роганов?

— А как вы находите слухи о нашей с вами связи, месье?

— Совершенно возмутительными! — с жаром выпаливает тот.

— Неужели я настолько ужасна? — тон Рене притворно печален.

Щëки Лу мгновенно вспыхивают румянцем, очерчивающим россыпь веснушек.

— Нет-нет, что вы! — Рене сжимает губы в попытке подавить смешок, сожалея о том, что не взяла с собой веер — такого чудесного помощника. — Я неверно выразился. Дело в том, что я не терплю лжи.

И при этом с готовностью обманывается сам. Крайне занятно.

— Знакома ли вам новая пьеса Мольера под названием «Мизантроп»? Я нахожу вас несколько схожим с Альцестом — разумеется, за исключением презрения ко всему людскому роду.

— Признаться честно, я не большой любитель драматургии. Предпочитаю чтение античных философских трактатов.

Увлечения у Лу, как выясняется, тоже довольно занятны. Но приходится сказать напрямую.

— А не кажется ли вам, что эти сплетни могла распространить мадам де Монтеспан?

— Кто угодно, только не она! — брови Лу вновь сходятся на переносице. Как же всё-таки комично и при этом странно-притягательно это его выражение лица. — Она на такое не способна.

— Выходит, вы удивительно… — Рене с трудом удерживается от слова «глупы». — Кхм. Наивны.

Лу воздевает глаза к небу.

— Любовь делает нас наивными, мадемуазель. Ослами, если вам угодно, — он неловко усмехается, припоминая ей недавнюю сцену.

Мальчишка, как есть мальчишка — несмотря на все чины и заслуги, — принимающий за любовь обычное плотское влечение. Но как же он очаровательно искренен в этом своём заблуждении!

На следующий день оказывается запланировано катание на гондолах. Рене по привычке изо всех сил напрягает зрение и слух, ловя каждую крупицу информации, стараясь выискать хоть какие-нибудь новые зацепки по поводу заговора. Внезапно её товарка по свите, Бонна, сообщает ей на ухо о новых сплетнях — что Рене якобы понесла от Лу. Вот так фокус. Однажды, ещё в отрочестве, она была знакома с девушкой, убеждëнной, что беременность наступает от поцелуя. Но чтобы от простой беседы!..

Рене невозмутимо ответствует: «Разве не отрадно находиться в центре внимания?», пресекая речи Бонны о том, что ей необходимо печься о своей репутации. Игнорирование — пожалуй, лучшая тактика. Она ищет глазами в толпе Франсуазу, и, отыскав, не в состоянии определить, чего в её взоре больше — злорадства или возмущения. Сама нарисовала пикантную, почти пасторальную картину соития собственного любовника с Рене в саду — сама же и негодует. Воистину странная женщина.

Уже поздно вечером, после отчëта Александру, планируя отходить ко сну, Рене обнаруживает две неприятности: пропажу служанки, всегда помогавшей ей с туалетом, и немилосердно туго затянутый корсет, справиться с которым своими силами не представляется возможным. Вероятно, памятуя о той самой распустившейся стараниями Франсуазы шнуровке, служанка навязала узлов, не уступающих корабельным.

Глухое раздражение сменяется осознанием: это может послужить благовидным предлогом. Рене сама не способна понять, чего именно хочет добиться, однако ощущает острую потребность, чтобы подсобил ей именно Лу. Пускай молва припишет им хоть целый выводок детей — но она утрëт этой интриганке Монтеспан нос.

Рене отправляется на поиски, и сердце её бьётся быстрее от предвкушения и азарта. В успехе своего предприятия она уверена — в последнее время удача благоволит ей. Это доказывает и проверка на внимательность от Александра, и игра в пэл-мэл с той самой Монтеспан.

Однако возникает вопрос: как же обнаружить Лу? Логично предположить, что его комната располагается неподалёку от покоев короля — во имя безопасности оного. Тем не менее, это мало облегчает задачу.

«И как прикажете её узнать? — размышляет Рене, фланируя по коридорам. — Перецарапав все двери по очереди? Или по запаху? Я ведь не ищейка.»

Она уже готова отказаться от своей сумасбродной затеи, как вдруг слышит за спиной тихие шаги и знакомый голос:

— Вы кого-то ищете, мадемуазель?

— Не ожидала встретить вас, месье.

На лице Рене не дëргается ни один мускул — да, она определëнно научилась владеть собой. Впрочем, это даже сложно назвать неправдой.

— Я сейчас не в карауле, и решил немного прогуляться по саду, — Лу растерянно улыбается.

Рене незаметно принюхивается: пахнет от него кипарисом, и самую малость — псиной. Духами Франсуазы не пахнет.

— Могу я попросить вас об одной услуге?

— Конечно, Рене.

Она вспоминает, что ранее Лу почему-то практически не называл её по имени, и оттого это обращение воспринимается чуть ли не интимно.

— Понимаете… Оказалось, что шнуровка моего платья затянута слишком туго, — Рене глубоко вздыхает. — А моя служанка как сквозь землю провалилась!

В этих утверждениях нет ни капли лжи — это легко. А вот далее следует призвать всё своё мастерство.

— Я не посмела бы беспокоить вас по таким пустякам. Только, видите ли, мне решительно не к кому обратиться!