Глава 4 (1/1)

***

Крики больше походили на хрипы или вой раненного животного, которое давно пора было пристрелить, чтобы не мучалось. Или хотя бы не раздражало. Крики отражались от стен, но, даже несмотря на это, эти звуки были почти не слышны для слабого человеческого слуха. Однако, не для вампиров, которые прекрасно слышали, как один из трех королей развлекается с очередным пленником в подземельях. Там, где были темницы, в которые ни у кого не было желания попасть, если он, конечно, не суицидник.

Кайус Вольтури был жесток, жесток настолько, что многие вампиры боялись его намного сильнее, чем Аро или Маркуса. Его жестокость иногда не знала меры, не знала границ. Она сметала все на своем пути, а сила его дара была такой страшной, такой пугающей, что те, кто знал о нём, никогда в жизни не посмели перейти ему дорогу. А еще он любил играть. Обычно его игры сопровождались вот такими криками и удушающим ароматом метала. Кровь со стен было невозможно смыть, она впиталась настолько сильно, что камень из серого стал черным, а любые попытки слуг отмыть его заканчивались ничем. Кая это совершенно не смущало, поэтому он продолжал свои игры, особенно, когда у него было дурное настроение. Как сейчас, например.

Светловолосый вампир задумчивым взглядом смотрел на свою жертву: обычный мужчина с самой неказистой, заурядной внешностью был подвешен за две руки на толстых цепях. Его босые ноги едва касались холодного каменного пола, пронзая все тело неприятными мурашками. Тело человека покрывали всевозможные раны, порезы, синяки. Кровь стекала по ним, но вампир даже не думал её пить. Он испытывал брезгливость даже от мысли прикоснуться к этом низшей падали, что посмела ходить по земле, будто король. Король тут только он!

Блондин лениво махнул рукой, и человек громко надрывно закричал, запрокидывая голову назад. Капилляры в его глазах полопались, а кожа быстро стала краснеть и вздуваться, а потом и лопаться, оголяя мясо. Создавалось ощущение, что кровь в его жилах начала кипеть, сжигая того заживо. Было приятно наблюдать за чужими страданиями, чужой болью, что окутывала его, как теплое одеяло, однако… Однако сегодня это одеяло не грело. Сколько бы Кайус не пытал этого крестьянина — это не приносило должного удовольствия. Перед глазами стоял образ фигуры, закутанной в темную накидку, чьи зеленые глаза были слишком яркими, слишком прекрасными для человека. Фигуры, что посмела так фамильярно его оскорбить.

Интересно, а каков его голос, когда он кричит? Какова на вкус его боль?

Эти вопросы мучали одного из вампирских королей. И он сам не мог понять почему. Прошло всего пять дней, десять часов, сорок восемь минут и четырнадцать секунд с их встречи. Не то, чтобы он считал, однако желание вновь увидеть такую дерзкую мышку сводило с ума. Уже даже Аро начал поглядывать на него странно, будто увидел что-то ранее неведомое. Это бесило. Хоть Маркус молчал и продолжал взирать своим меланхоличным взглядом, а то Кай точно бы не выдержал и прибил бы братьев.

Хрипы человека выдернули его из мыслей, и Кай не смог скрыть раздражение тем фактом, что его прервали. Поэтому экзекуция продолжилась с новой силой, при этом в светлой голове продолжал крутиться образ наглой мышки, что посмела показать ему свои острые зубы.

***

Война — это всегда жалкое зрелище, особенно для Высших существ. Для них борьба между людишками похожа на детские игры в песочнице, которые просто не имеют смысла. Зачем убивать? Зачем проливать кровь таких же людей? Что движет человеком в такие моменты? В голове жнеца каждый раз возникали эти вопросы, когда он видел, как люди в очередной раз убивают друг друга. И пусть даже зная ответы, он не мог перестать задавать себе эти вопросы. Потому что война — это всегда война. Грязная, кровопролитная, несущая за собой множество смертей и горя.

Однако, когда Смерть даёт тебе задание, то у тебя нет иного выбора, как выполнить его. Дамиан находил некую иронию в том, что, даже отказавшись от своего прошлого, он так или иначе имел дела с непрекращающимися войнами. Его дражайшая хозяйка видела некую иронию в том, чтобы каждый раз отправлять его на поле боя, хотя у неё были и другие жнецы помимо него.

Но спорить со смертью себе дороже, поэтому сейчас он бесшумной тенью бродил по полю сражения, что было усеяно телами. Вражеские солдаты сломанными куклами лежали на холодной земле. Лицах многих были искажены страхом и решимостью, мукой и печалью. Сейчас они были равны, потому что перед смертью — все равны. Как бы, что не думали, глупые люди. Некоторые из них еще продолжали дышать, продолжали из последних сил цепляться за жизнь, но их попытки были тщетные. Души многих уже покинули телесную оболочку и сейчас растерянно бродили среди таких же призраков, как и они, со страхом во взгляде смотря на свои обезображенные тела. Да… В смерти нет ничего красивого, она столь уродлива, что её лик не может вызывать ничего, кроме страха и омерзения.

Но даже несмотря на это, Дамиану не было жаль всех этих погибших. Почему он должен жалеть? Ведь они сами выбрали свой путь. Он же может лишь покорно выполнять свою работу. Поэтому жнец без каких-либо эмоций достал свою косу и молнией пронесся по полю, собирая души. Коса с жадностью втягивала их в себя, и, как только все души были собраны, из глянцево-черной она превратилась в белую. Белую, словно человеческая кость.

Это был только третий день войны, а он уже сбился со счета от того количества душ, которые собрал. Однако, это только начало. Тонкие пальцы до побеления сжали рукоять косы, его ждали не самые простые месяцы, а может и годы. Становилось даже немного грустно, наверное, именно поэтому, когда битва ненадолго прекратилась, а сознание затопил зов души, что вот-вот должна была вырваться из тела, он откликнулся с большим энтузиазмом. Всё что угодно, чтобы только покинуть пределы жаркой страны, где не было ничего, кроме палящего солнца и песка, пропитанного чужой кровью.