Жестокий ноябрь и пушистый помпон. (2/2)

— Прости меня, прошу. Я виноват! — парень шмыгает носом. — Виноват, что не рассказал тебе раньше!

— Что же теперь будет?

Между ними вновь встало нагнетающее молчание. В голову пробирались мысли самых разных и пугающих типов, но одна самая жуткая не давала покоя:

«Чун Юнь скоро умрёт.»

Син Цю поднимается со стула и вплотную подходит к парню. Внимательно осматривает его и начинает плакать. Плакать от понимания, что вся их прожитая жизнь в один день разорвется, словно тонкая нить. Горячие слезы обжигали щеки и сердце жгучим пламенем отчаяния и горечи. Чун Юнь обнимает хрупкое тело, запуская пальцы под футболку, и утыкается носом в быстро вздымающую грудь. Чувствует, слышит, как тяжело даются всхлипы, больше похожие на скуление и мольбы о помощи. Он и сам еле сдерживает слезы от совести, что грызла кости и сознание в попытках заставить раскаяться на коленях.

— Я не знаю, что будет дальше, но мы справимся.

***</p>

С того мучительного этапа принятия прошло чуть больше двух недель. Последующие дни, будто тягучая пастила, тянулись невероятно скользко и долго. Такие гадкие и однотипные, они тянули глубоко на дно человеческого сознания. Туда, где вся надежда не имела повода для полноценного бытия.

На кухне шипели жареные крылышки, что готовила мама у горячей плиты, но Син Цю и не думал обратить внимания на приятный запах. Голод мучал, но сил не было даже подняться с дивана. На небольшом столике стояло радио, верещало классическую музыку. После однотипных звучаний, мужчина, с нежно-приторным голосом, начал обсуждать новости и прогноз погоды.

— В этом году синоптики обещают теплую и довольно влажную зиму, но отмечают прохладные ветра с северного континента. Поэтому, не расслабляемся и запасаемся вязаными свитерами!

Женщина с кухни недовольно вскрикнула.

— Какой кошмар! Неужто, даже под Рождество ни грамма снега не выпадет?!

Раздался шум кастрюль и столовых приборов. А затем что-то снова громко зашипело и зашуршало.

Син Цю вздохнул. Тяжело, с явным мучением. Последние дни он плохо спит и мучается от тревоги. Жалостное, но невероятно жестокое признание Чун Юня выбило из колеи. Казалось, вся дальнейшая жизнь будет медленно гнить в этой пучине, и лишь жалкие стоны останутся фундаментом этого страдания.

Изменить можно всё, кроме смерти.

На подоконнике, напротив дивана, зазвонил домашний телефон.

— Син Цю, сынок, ответь, пожалуйста! У меня руки заняты. — женщина прокричала это с забитым ртом и продолжила замешивать тесто в большом тазу.

Парень бессильно поднялся и поплелся к телефону. Он трезвонил неприятно, будто сирена. Подняв трубку, Син Цю усмехнулся:

— Алло?

На другом конце провода раздался теплый голос Чун Юня.

— Привет!

Внутри стало легче, в максимальной мере теплее.

— Привет. Как ты себя чувствуешь? — парень облокотился на стену, закручивая провод телефона на указательный палец.

— Не скажу, что хуже. Скорее, стабильно, — в трубке послышались шуршания. — Я хотел тебя пригласить на прогулку. Ты согласен?

Син Цю повернул голову к окну. За кристально чистым стеклом виднелось голубое небо и последние жёлтые листья с холодных деревьев. Люди, в объятиях мягких шарфов, медленно блуждали по кривым тропинкам. Недалеко от центра кипела рыночная жизнь: на магазинах висели красочные гирлянды из маленьких треугольников, а рядом стояли светящиеся фигурки различных форм и видов.

— Сегодня же ярмарка, точно, — парень прикрыл глаза, убирая прядь волос за ухо. — Конечно, я с удовольствием с тобой схожу.

— Отлично! Давай тогда через... — снова раздались шуршания. — Через минут сорок. Сможешь?

— Смогу.

— Встретимся у озера, на мосту.

— Хорошо. — Син Цю улыбнулся краем рта, прижимая телефон ближе к уху. — Только одевайся тепло, чтоб мне не пришлось переживать за тебя.

— Обязательно!

Парень кладёт трубку, выдыхает и направляется к лестнице, на второй этаж. Проходит мимо кухни, замечает, как трепетно женщина продолжает что-то творить у плиты, и, обменявшись с ней парой фраз, хватает маленький кусок яблока с огромной вазочки.

— Почему у плиты сегодня ты? Где же та домохозяйка, которую ты наняла пару дней назад? — он откусывает яблоко, немного сморщившись от кислого вкуса. — Не справилась с работой и сбежала?

— У её дочери сегодня пятый день рождения. Я дала ей выходной. Да и к тому же, — она улыбнулась, вытирая руки ярким полотенцем. — Ты же знаешь, мне только в радость приготовить что-нибудь вкусное для вас.

Так и не сумев доесть кислый фрукт, Син Цю кидает его в мусорное ведро и выходит из кухни, поднимаясь по светлой лестнице к себе в комнату.

В его комнате холодно и пыльно. На огромных полках стоят многочисленные ряды книг, что последний раз открывались в момент покупки, висят картины с изображением исторических событий и обнажённых женщин, а по всему полу разбросаны свёртки бумаги, исписанные в потоке страсти и вдохновения. В этом бардаке сложно найти что-то поистине интересное и скандальное, если только журналы для взрослых, что парень прятал под кроватью в маленькой коробке.

Руки распахивают огромный шкаф и начинают перебирать всю одежду, что только попадалась на глаза. На ковер полетели брюки, рубашки, кофты на заклёпках и разные виды носков всех цветов радуги. Син Цю не стал долго думать, лишь схватил выходные штаны, теплую водолазку с широким горлом и натянул все на себя без мыслей, как он мог бы выглядеть. Это и неважно.

Он в спешке выскакивает в коридор и нелепыми движениями начинает завязывать шнурки на черных туфлях. На звуки из-за угла выглядывает мама.

— Куда уходишь?

— Гулять. — петелька, ещё одна, и бантик выходит кривым, но крепким. — С другом.

«С другом» прозвучало так наигранно и нелепо, что в это не поверил бы ни один самый глупый дурак. Разум знает — мать наверняка догадывается обо всем, что происходит в его жизни. Но для чего рассказывать, если можно подождать того самого серьезного разговора, после которого никто из семьи тебе не поддержит? Син Цю был примерно такого мнения, поэтому старался умалчивать о всех событиях и переживаниях. Нет смысла проводить скептические беседы за чашкой кофе.

— С тем милым мальчиком, у которого голубые волосы? — она улыбнулась совсем искренне, с ноткой гордости.

Парень в этот момент затянул бирюзовый шарф потуже и заправил вылезающую прядь волос на место.

— Да, именно с ним. — пробурчал Син Цю, поправляя помятый шов пальто.

Часы показывали, что до встречи оставалось меньше десяти минут, а от дома до нужного места бежать минимум пятнадцать. Парень не любил опаздывать. Для него опоздание являлось символом большого неуважения и невнимательности.

— Всё, мне пора.

И, попрощавшись с мамой, он выходит за дверь.

Сегодня Син Цю не берет свои любимые теплые перчатки. Он знает, что в эту прогулку его ладони будет согревать ещё существующее тепло Чун Юня.

***</p>

В этот выходной вечер у окраины центра собралось много народу. Счастливые и улыбающиеся люди ходили от одного сверкающего ларька к другому. Недалеко от длинного моста пристроились городские музыканты. Установив все профессиональное оборудование, они привлекали внимание множества прохожих игривой музыкой и яркими лицами. Вокалист посвящал нежные песни сегодняшнему мероприятию, освещая каждого белоснежной улыбкой.

Продавцы за прилавками всеми возможными жестами и вывесками привлекали народ к своему вкусному товару. Сегодня можно было увидеть невероятное разнообразие еды и напитков. Самыми яркими были лавки со сладостями. Словно детское воображение, они искрили сладкими леденцами на палочках и мармеладом в форме сердец. Пройти мимо точно было невозможным.

Нелепо спотыкаясь и расталкивая толпы людей, Син Цю торопился изо всех своих сил. Понимал, что уже точно опаздывает на несколько минут, да и заставлять ждать ещё было бы слишком некрасиво с его стороны. Немного восстановив дыхание, он начал оглядываться по сторонам в поисках Чун Юня. Искал внимательно, сощурившись. И лишь спустя несколько мучительных секунд паники и безысходности, на глаза попались те самые лучезарные музыканты, а рядом с ними стоял парень в забавной белой шапочке. Из под неё завивались шелковистые голубые пряди, и Син Цю понял, что наконец-то нашел.

Он быстро зашагал к цели, продолжая расталкивать прохожих. Их слишком много, и занимают они много места.

— Чун Юнь!

Парень резко обернулся и, заметив движение к себе, быстрым шагом устремился навстречу. Его глаза блистали, будто мягкий отблеск звёзд ночного неба, и улыбался он блаженно во все свои милые зубы.

Сократив расстояние до минимума, он осторожным движением приподнимает Син Цю и крепко прижимает к себе, щекоча лоб теплым дыханием. Парень обнимает в ответ и напряжённо выдыхает.

— Извини, что я опоздал, — он отстраняется и чешет затылок, поднимая озадаченный взгляд на шапку. — Немного неправильно рассчитал время...

Син Цю продолжал с интересом рассматривать головной убор, и на лице непроизвольно появлялась улыбка. Шапка была явно на размера два больше, из-за чего сползала на глаза и создавала образ космического шлема. Огромный белоснежный помпон забавно поднимался с каждый вздохом, словно огромный шар снега. Это вся картина выглядела так смешно, что парень не смог сдержать смешок.

— Ничего страшного. Пока я ждал тебя, наблюдал за выступлением музыкантов. Они так крут... — Чун Юнь замечает смех и хмурится. — Что смешного?

— Прости, но твоя шапка... — парень прикрывает лицо от смеха. — Она такая смешная!

Чун Юнь непонимающе хлопает глазами, а потом тоже широко улыбается, сжимая мягкий помпон.

— Я знал, что она тебе понравится.

— Мне очень нравится, как ты в ней выглядишь, — парень подтирает глаза, продолжая смеяться. — Как котенок. Тебя так и хочется приласкать.

Парни продолжали смеяться ещё маленький промежуток времени, и Чун Юнь, громко покашливая, начал рыться в своих карманах.

— Ты видел, какие вкусности сегодня продают?! Мы обязаны попробовать хотя бы парочку! — в кармане зазвенела мелочь. — Я угощаю.

— Тогда нужно поторопиться!

Син Цю заботливо хихикнул и, взяв парня под руку, повел в самый очаг веселья через огромную светящуюся арку.