Жестокий ноябрь и пушистый помпон. (1/2)
***</p>
Холодные дни ноября наступают слишком неожиданно, повествуя о скорой зиме и дрожи в плечах. На улице наступает фаза мерзлоты и серого неба, нагоняя гнилое чувство безысходности. Если бы ноябрю можно было дать официальное название, Син Цю клянётся, это было бы что-то из рода ”Непутёвый” и ”Бестолочь”.
Пережить ноябрь невероятно тяжело. Давящая атмосфера хмурого неба опустошала все светлые уголки внутреннего мира, а холодный ветер уносил всё счастливое и накопленное за прошлые месяца куда-то в северную сторону, откуда отзывной реакцией плывут грозные облака. Лишь опавшие листья немного поднимались вверх, проживая последние дни перед морозами. Они единственные, кто казался счастливым, даже пусть являясь неодушевленными. Они словно улыбались, а потом парили в небе, мягко застревая в волосах.
Но ноябрь жесток не только погодой. Он способен отбирать людей, превращая воспоминания в пыль под ногами.
***</p>
Ровно в шесть часов вечера закончились новости по местному телеканалу. Они банальны и скучны, но это был единственный способ отвлечься от плохих мыслей. Син Цю нервно переключал каналы с одного на другой и, поджимая к себе колени, ёрзал на мягком диване как под холодными иглами.
Солнце сегодня ни разу не выглянуло. Обычно парень засматривался на него так внимательно и чутко, словно чувствовал его прикосновения на своем лице. Обычно оно поднимало настроение своим радостным сиянием, ласково стучась в окна всего дома, но в сегодняшний день оно скрывалось. Притаилось где-то за густыми тучами, как будто тоже мучалось в переживаниях и тоске.
Замученные глаза смотрят на стрелки часов, что невероятно медленно передвигались со своих мест, и в сердце на секунду кольнуло.
Син Цю облокачивается на спинку дивана и устало вздыхает, закрывая лицо руками. Перед глазами появляется недавно произошедший диалог, и мышцы сами по себе напрягаются.
***</p>
Короткая прогулка, планируемая по невероятно уютным магазинам Ли Юэ, оборвалась намного быстрее, чем проходил план по её осуществлению. Парни гуляли по центру счастливые и очарованные городскими украшениями и огнями. На шеи у них одинаковые шарфы бирюзового цвета, что приобрели они у милой бабушки за прилавком, а на руках разноцветные вязаные перчатки из той же лавки. Холодные ветра не позволяли одеваться легко, поэтому каждый житель пытался утепляться по своему карману.
Они улыбались и смеялись до тех пор, пока Чун Юнь не начал тяжело дышать, сипло похрипывая. Дело дошло до приступа удушья. Син Цю пришлось в панике посадить его на ближайшую лавочку и впихнуть стакан с теплым чаем, что добродушно согласился сделать мужчина из чайного магазина. Парень задыхался и синел на глазах, но горячий напиток, выпитый насильно по наставлению продавца, смог привести состояние немного в порядок.
Постепенно приходя в себя, Чун Юнь слипшимися глазами начал рассматривать испуганные лица перед собой: губы Син Цю дрожали в попытках собрать слова в грамотных предложениях, а руки нелепыми движениями щупали шарф. Мужчина тоже был растерян; он чесал затылок, поглядывая то на одного, то на второго парня.
— Чун Юнь, я так... Перепугался! Что с тобой? — Син Цю смотрит в пустые глаза, положив ладонь на его колено.
Мужчина попрощался с ребятами и, забрав свою керамическую кружку, вернулся в магазин. С севера подул прохладный ветер, и волосы Чун Юня распушились, заставляя того нелепо зажмуриться.
— Милый, — Син Цю аккуратно присаживается рядом и прижимает парня к себе. — знал бы ты, как сильно я испугался! Нам невероятно повезло, что рядом оказался этот добродушный мужчина. Без него я бы сошёл с ума от паники!
Парень лёгкими движениями нежно поглаживал спину и прикасался губами к холодному уху, осторожно целуя.
— Всё хорошо, — Чун Юнь потёрся щекой о мягкие волосы и тихо кашлянул. — Наверное, просто холодный воздух в лёгкие попал. Не стоило так переживать.
— Не говори глупостей, — он легонько толкнул его в лопатку. — А если бы ты упал в обморок? А если бы ещё что-нибудь более ужасней? Ты так истощено кашлял, я подумал, что ты умираешь! Упаси Архонт, какой кошмар!
Чун Юнь отстранился, опуская глаза. В груди неприятно кололо, и объекты кружились перед глазами, словно после качающегося аттракциона. Состояние сводилось к одному — к слабости. Хотелось лечь и закрыть глаза, чтоб боль утихла.
— Чун Юнь, — позвал парень. — я думаю, следует обратиться к врачам. Это, правда, очень страшно.
Он натянулся, словно струна.
— Не стоит. Я просто немного устал.
— Немного устал? — Син Цю нахмурился. — Устал до такой степени, что начал задыхаться? Не неси чушь!
Ладони потянулись к бледному лицу, поглаживая щеки, кожу под глазами, малозаметные родимые пятна у носа. Гладили заботливо, с особой чувствительностью и сопереживанием. Мягкие перчатки приятно покалывали кожу, вызывая красный румянец. А потом Син Цю осторожно поцеловал левый уголок губ, спускаясь теплой дорожкой ниже, к подбородку. От Чун Юня пахло бергамотом и веяло холодком. Он прикрыл один глаз, и по телу пробежал приятный жар. А Син Цю не прекращал целовать; спускался ниже по скуле, затем поднимался, зацеловывая прикрытый глаз и дрожащие ресницы, что сияли от света фонаря. Влажные губы скользили по виску, оставляя горку поцелуев.
— Прошу, сделай это ради меня. Ты же знаешь, я волнуюсь. — шепнул парень на ухо обжигающим дыханием.
В груди снова неприятно кольнуло, заставляя согнуться пополам.
— Хорошо. Я пройду обследование.
Чун Юнь пообещал сходить в поликлинику через пару дней.
***</p>
Время тянулось унизительно не спеша. Оно усмехалось, проверяя, сколько ещё Син Цю выдержит в этой пугающей атмосфере. По телевизору началось музыкальное шоу с невероятно отвратительной заставкой, в котором приглашенные гости исполняли песни разных жанров. Парень засмотрелся на происходящее в экране, дабы успокоить нарастающую тревогу. Люди пели отвратительно: кто-то не попадал в ноты, а кто-то и вовсе кричал громче музыки, но парень считал, что уж лучше так, чем остаться в полной тишине.
Он внимательно наблюдал за происходящим, положив подбородок на колени. В зрачках отражались яркие элементы выступлений, и внутри становилось спокойней.
В входную дверь резко постучали. Громко, настырно. С явным желанием поскорей попасть в теплый дом. Син Цю вскакивает с дивана и подбегает к двери. Он поворачивает ключ и резко дёргает за ручку. С улицы повеяло холодом, а в проходе, напуганный и взъерошенный, стоял Чун Юнь с сумкой на правом плече. Его лицо было красным и опухшим, а сухие губы подрагивали.
— Милый! — воскрикнул Син Цю, затаскивая парня за руку в коридор. — Как... Как всё прошло? Врачи что-нибудь сказали?
Чун Юнь захлопнул за собой дверь и тревожно уставился в карие глаза, переминаясь с ноги на ногу.
— Ты один дома?
— Да, моя семья уехала часов до десяти.
— Хорошо.
Парень стянул с себя белый пуховик, снял зимние ботинки и, достав из сумки папку с документами, прошел в зал, что находился в нескольких метрах от коридора. В доме уютно, а с кухни шел нежный запах сладких пряностей.
По телевизору продолжала шуметь странная музыка, но голоса уже были намного приятнее, чем до. Видимо, началась другая передача. Чун Юнь не обратил на это внимания, лишь присел за круглый стол, стоявший между залом и кухней, и швырнул на него папку. Он выглядел устало и измученно.
— Ты голоден? — Син Цю присел на стул напротив и жалостно улыбнулся. — В холодильнике есть лапша. Будешь?
— Нет, — парень отрицательно мотнул головой. — Я не голоден.
— В последнее время ты начал очень мало есть.
Син Цю поджал губы до белой полоски и легко накрыл своей ладонью ладонь парня. Она была холодная и синюшная, словно у мертвеца. Длинные пальцы начали успокаивающе поглаживать костяшки, подниматься к запястью и вырисовывать невидимые узоры на бледной коже. Чун Юнь улыбнулся уголком рта и, притянув теплую ладонь к себе, оставил сухой поцелуй где-то между указательным и большим пальцем.
— Син Цю, нам надо поговорить.
— На счёт твоего сегодняшнего визита в больницу? — парень прищурился, прижимая к себе одно колено. — Конечно, я готов тебя выслушать.
Чун Юнь глубоко вздохнул. Его руки продолжали дрожать в панике и желании сбежать отсюда как можно дальше. Голубые глаза блеснули, рассматривая серьезное лицо напротив.
— Я хотел скрывать это до самого последнего момента, лишь бы не сделать тебе больно, — он сжал холодные ладони в кулаки. — Но это оказалось намного сложнее, чем я предполагал.
Син Цю вопросительно поднял бровь, а с телевизора раздалась грустная музыка, что мелодично вылетала из под тонких пальцев пианиста. Сначала она тихая, тревожная, а затем музыкант начинает очень быстро касаться клавиш, и раздается душераздирающий мотив, словно крик от истощения. За столом повисла тишина, и парни прислушались к музыке. Она невероятно похожа на то, что происходит сейчас вокруг. Словно их взволнованные души сплелись в одно единое с белоснежными клавишами. В секунду плавного перехода между партиями, Чун Юнь тихо, словно боясь спугнуть, проговорил:
— У меня рак.
Красивая мелодия, играющая пианистом, в это мгновение затихла так, словно ее никогда и не существовало. Син Цю приоткрыл рот, теряясь в потоке резко появившихся на языке слов. В ушах запищало, и именно в этот момент, как ни в какой другой, парень надеялся на новую песню из телевизора, но тот, как специально, продолжал молчать, лишь изредка прокручивая голоса одних и тех же людей.
— Если это шутка, то она максимально отвратительна.
Всё, что он смог выдавить из себя, прозвучало писклявым голоском, полным надежд на неудачную шутку. Нога, прижатая к груди, начала нервозно трястись, пяткой постукивая о сиденье стула. Это единственный звук, что звучал в этой напряжённой тишине.
— Я не настолько поехавший, чтоб шутить на такие темы, — Чун Юнь потянулся к папке, достал из неё медицинскую выписку и протянул парню. — Возьми.
Перекрывает дыхание. Шею, будто удавкой, стягивают паника и озноб, проникшие в очаг замерзающей души. Оставшиеся здравые мысли кричали:
«Не смей брать! Там ничего хорошего нет! Ты сделаешь себе только хуже!»
Парень смотрит настырно. Хрипловатое дыхание бьёт по перепонкам с невероятно открытой силой, пробираясь в самые мелкие части черепной коробки.
Син Цю не выдерживает; резко выхватывает лист из рук и начинает бегать глазами по предложениям. Прозрачные слезы набивали глаза, из-за них сложно было чётко разобраться в мелком тексте. Он пропускает большую часть информации и фокусирует взгляд на пятой по счету строчке:
«Центральная бронхогенная карцинома.
II стадия.
Жалобы:
Сухой кашель, боль в области грудной клетки, одышка, кровохарканье...»
А чуть ниже, под всеми рекомендациями и выписками, была поставлена дата с огромной синей печатью:
«7 ноября 12:35.»
Сегодняшний день.
— Сегодня, — Син Цю сглотнул. — Сегодня тебе поставили вторую стадию.
Он говорил шепотом, точно перечитывая одну строчку по несколько раз. Внутри неприятно заныло. От мыслей, что всё это время настолько важная информация была скрыта, и от осознания, что Чун Юнь не проживет и половину десятка.