8. Холодный дом (2/2)

— Тебе понравится, — она отстранилась поспешно, потому что его дыхание её неприятно щекотало. — У меня всего две подготовлено.

Тэхён привык ко всему, что нравилось Мики, потому не сомневался, что она путает свои желания с его. То время, когда они только притирались друг к другу, присматривались, экспериментируя понемногу, давно осталось позади, и Тэхён сам потерял ниточку, что вела к тому, что нравилось ему. Он научился многим вещам благодаря своему браку, например, так приноровился скрывать некоторые свои чувства, что Мики и не замечала, когда они подбирались к некой грани, которая с каждым разом отодвигалась всё дальше и дальше, не потому что Тэхён был не против уступить ей больше, а потому что она наступала сама по себе, не оставляя ему выбора. Иногда это было похоже на игру, в которой она отвоёвывала больше, так как не мелочилась со ставками, частенько идя ва-банк и пользуясь тем, какой Тэхён трус и как боится остаться с пустыми руками, из-за чего решает лучше не видеть карт соперника и довольствоваться малым, скидывая в последний момент. Он и сейчас осторожничал, замирая там, где просила встать госпожа Кан, — на натянутом белом полотне, из-за которого пришлось снять обувь.

— Начнём с поцелуя, — сказала Мики, становясь напротив Тэхёна и делая вид, что она нервничает. Даже щёки воздуха набрала, выдыхая «волнение» и лживо смущаясь, пока опускала руки ему на плечи, быстро подбираясь пальцами к его шее и обхватывая её через подвёрнутый белый воротник. Она не давила, но выглядело так, словно она его душит.

Мики подалась вперёд и Тэхён инстинктивно закрыл глаза, призывно открывая рот, чтобы облегчить ей задачу.

Была большая разница между тем, как целовал её он и как она. Ему нравилось набирать темп постепенно, никогда не срываясь на безудержные поцелуи взасос, от которых было много слюны на подбородке и над верхней губой, и не заставлять язык проходить семь кругов ада, пытаясь угодить Мики. Изредка он мог наслаждаться осторожными прикосновениями, когда не целовал, а мазал по губам. Он в целом брезговал её языком у себя во рту, потому что она делала это неприятно и скользко, пробегаясь напряжённым кончиком по его зубам и дёснам, а иногда взаправду боролась с ним, словно это был не поцелуй, а как минимум фехтование, и ему оставалось только защищаться, отбивая её атаки. Она и ради фото не стала изменять себе, обхватив его нижнюю губу зубами и оттянув её. Кусалась она больно, впивалась сильно. Тэхёну после такого нередко приходилось полоскать рот крепким алкоголем в качестве меры предосторожности, «обрабатывая» ранки, что оставались после её зубов.

Прошло несколько секунд и она отстранилась, не успев углубить поцелуй и похозяйничать у него во рту, что его очень обрадовало.

Как хорошо, что люди придумали фотоаппараты, и даже художник мог сделать фото, с которого срисовывал бы в дальнейшем, а не заставлять кого-то позировать часами.

— А вторая… — Мики надавила Тэхёну на плечи. — Хочу, чтобы он лёг, а я на него наступила.

Художница ничуть не удивилась. Она заинтересовалась, крепче обхватывая камеру.

И почему Тэхён думал, что любовь Мики к такому кто-то осудит? Он полагал, что она наступает на одни и те же грабли, когда показывает кому-то чуть больше безобразного из их супружеской жизни, и эти грабли больно ударят её, но били в итоге они только его.

— Ложись, — она приказала.

Ему оставалось только тяжело вздохнуть, сперва присаживаясь на белое полотно, а после растягиваясь на нём и глядя на Мики, которая снимала с себя чёрные капроновые колготки, светя свежим педикюром с ярко-красным глянцевым лаком. Не исключено, что она сделала его сегодня в своём же салоне ради этой поездки в арт-студию. Она была во всеоружии, особенно когда появлялся такой шанс вынудить Тэхёна ползать или лежать в её ногах.

— Господин Ким, смотрите в камеру, пожалуйста, — попросила художница.

Для неё, может, в этом не было ничего такого, но он почувствовал себя ещё более неловко из-за её уважительного обращения. Как будто в этом был смысл, пока он лежал на полу, а Мики насмешливо смотрела сверху, упираясь стопой в его правую щёку, наступая на неё.

— И вот так, — просила она госпожу Кан сделать ещё пару кадров, смещая пальцы выше и ниже.

Ладно, сказал себе Тэхён. Он всегда себе это говорил в подобных ситуациях. Это ведь не будет длиться вечно. В крайнем случае, он уговорит Мики не вывешивать проклятую картину с его лицом, пока Юни живёт с ними. Он многое способен пережить, миллион раз может опуститься в чьих-то глазах, но в её не хочется.

— Как скоро напишете? — спросила Мики, когда с фото было покончено и Тэхён расселся на полу, вытирая щёку ладонью, как будто стыд так просто можно было стереть.

Он сидел ещё долго там. Госпожа Кан предложила им двоим газировку, потом принялась обсуждать с Мики «интересную» концепцию фото и даже её педикюр. А Тэхён смог немного отойти и подняться на ноги. Боясь торопить Мики с просьбами уйти, иначе она наверняка отказала бы ему, он принялся обходить студию, рассматривая холсты с картинами. Он не разбирался в красках и не умел различать мастеров и их стили, потому что там было множество разных картин, но больше внимания обращал на лица. Кто-то казался знакомым, кто-то не очень. Он всё гадал, мог ли сталкиваться с этими людьми на улице или по работе, либо же они просто на кого-то были похожи, когда застрял у одного портрета, временно утратив дар речи.

Это был Чон Хосок: его форма лица, его пухлые губы, нос, глаза, которые смотрят с вечным весельем, будто потешаясь над смотрящим.

— Это… — Тэхён указал пальцами на холст, что прятался в крайнем левом углу студии.

Госпоже Кан пришлось отставить баночку с содовой и пройти дальше, чтобы понять, что так удивило клиента. Если Мики и была заинтересована, с места не сдвинулась.

— А, — художница прикрыла рот ладонью, пряча за ней улыбку, — это моя муза. Совсем недавний портрет, написанный по памяти. Так уж получается, что любимого человека очень непросто выкинуть из головы…

— Любимого? — процедил Тэхён сквозь зубы, отклоняясь слегка назад, чтобы поймать взгляд Мики и посмотреть на неё с упрёком.

Ему следовало сразу догадаться, что она Хосока так просто не отпустит. Её невыносимость распространялась не только на Тэхёна, но и на всех, кого она считала «своим», а её друзья это ведь её друзья. Совсем не умела ждать и не уважала чужую личную жизнь так же, как не уважала то личное, что было у них с мужем.

Тэхён разозлился. Сильнее, чем ожидал от себя и точно сильнее, чем от него ожидала Мики. Она не успела ухмыльнуться, показывая, какая она умная, когда он сорвался с места и рванул к выходу из студии. Забрал пальто с вешалки, накидывая его впопыхах так, что ворот загнулся, но плевать он на это хотел.

Она нарочно привезла его в это место в преддверии дня рождения, чтобы заранее обесчестить его перед девушкой Хосока. Если бы он решился их познакомить, она сразу догадалась бы, кто в доме Ким и Гото хозяин. А если бы её друг продолжал всё скрывать, Мики всё равно его обыграла бы, поскольку сама отыскала Урён и даже заказала у неё картину.

— Ким Тэхён, вернись сейчас же! — крик Мики достиг его ушей, но он притворился глухим.

У него было всего несколько секунд, чтобы сесть в машину и уехать до того, как она затеет какую-нибудь паршивую драму посреди улицы. От напряжения у него вновь разболелась голова и хлопок дверцы машины был подобен удару кувалдой по ноющему затылку. Мики за ним ещё никогда не бегала, только он за ней, и было в какой-то степени приятно увидеть её взбешённое отражение в зеркале, когда он выезжал с парковочного места, которое было оплачено на два часа вперёд.

Они с Хосоком и так не друзья, но что он подумает о нём, когда узнает, как он помогал Мики, пусть и не осознавал, что делает? Они поссорятся, а крайним останется Тэхён. Он всегда крайний в таких ситуациях, и ему даже нечего сказать в своё оправдание.

Мики и поболеть спокойно не даст. Из-под земли достанет, воскресит, если потребуется, чтобы помучить его, подняв себе настроение.

Тэхён опустил голову ниже, глядя на дорогу разъярённо, потому что только ей мог адресовать такой свой взгляд. И ругань его полилась в пустой машине, потому что только этому салону можно было это слушать.

— Хочу, чтобы она пожалела и была наказана за всё. Пускай умрёт в агонии. Нет, пускай сдохнет, — он надавил ладонью на руль, сигналя машине впереди, что никак не могла определиться, в каком из двух рядов она едет и тем самым загораживала дорогу. — Пожалуйста, пускай попадёт в аварию. Пускай подавится своим дорогим кофе и задохнётся. Пускай…

Он вдохнул и резко выдохнул, понимая, как это по-детски звучит. Его злоба была в моменте, длилась всего несколько минут, собираясь комом в груди и глотке, заставляя его желать Мики гадости. Он смотрел на сумерки за окном и знал, что вскоре опустится тьма, но рассвет также не за горами; он ненавидел её, хотел отплатить ей за всё той же монетой, но эти пьянящие мысли рассеивались со временем.

Тэхён не любил Мики. Не научился этому за годы брака, хотя прикладывал максимум усилий, тщетно ища в ней то, что можно было обожать. Он цеплялся за неё, медленно отпуская всё извне и планируя проникнуться к ней как минимум симпатией или сочувствием, чтобы считать родной. Он не отводил взгляда от Мики всё это время, даже не надеясь, что будет возможность сбежать так рано из-за смерти господина Гото, который это всё и затеял. И что он увидел, когда рискнул оглянуться назад? Ничего. У него не было ничего. Сосредотачиваясь на одном человеке, он растерял тех немногих, которым сам был нужен, и осталась только Мики. Его ненавистная Мики, которую он сам мечтал однажды придушить, но слишком боялся, что тогда пустота вокруг сомкнётся, задавив и его в том числе.

Он видел много людей, которые умирали в одиночестве. Их похороны покрывала страховка и не было нужды накрывать обед, потому что это был перевод продуктов. Для таких цветы выбирались подешевле и наобум, церемония длилась всего несколько часов и заканчивалась забвением, потому что некому было платить за место на кладбище или за окошко в колумбарии. Их не развеивали над океаном или любимым местом, а просто выбрасывали в урну как ненужный пепел от перегоревших поленьев.

Тэхён боялся превратиться в такой пепел. Одиночество и забвение пугали его куда сильнее криков и истерик Мики, её ног на его лице или удушающих объятий, которые не были приятными, но он мог уткнуться в её шею, почувствовать биение её сердца и убедиться в том, что не один. Это было важнее каких-то надуманных чувств.

Поэтому он мысленно забрал свои слова обратно. Он не хотел, чтобы с Мики что-нибудь случилось. Он и так растерял почти всех, кто был ему дорог, не хватало ещё остаться и без того, кто наименее ценен, но всё так же необходим.

***

Юни сидела в наполненной тёплой водой ванне, когда Мики вернулась домой. Она видела отсвет фар через окно и была уверена, что вернулись супруги вместе. Натирая намыленной мочалкой руки и плечи, мурлыкая себе под нос песню, заевшую после одного прослушивания в телевизионной рекламе, Юни думала о том, как Мики попробует её выпечку и как сперва будет кривить душой, поскольку предвзято относится ко всему чужому, но потом непременно станет восхвалять её еду так же, как это делал Тэхён.

Позитивные мысли вызывали у Юни улыбку. Она всегда старалась искать положительные стороны во всём, что ей проходилось переживать. Суррогатная беременность была хороша не только из-за финального вознаграждения, если так подумать. У Юни появилась возможность пожить как человек, нежась в тёплой ванне столько, сколько захочется, потому что счёт за воду не был её проблемой; её кровать была больше, чем то, на чём она спала дома, и матрас был просто идеальным; она могла проходить медосмотр каждый месяц, и это не стоило ей ни воны; ещё она могла смотреть на красивых людей каждый день. На Тэхёна, например. Чем дольше Юни на него смотрела, тем больше он становился похож на её первую школьную любовь, тем чаще напоминал какого-то актёра или певца, от которого она когда-то фанатела. Со своей внешностью и милым поведением он очень быстро заполонял её мысли. Не всегда в безобидном смысле.

Юни была не особо смелой в жизни, до появления Харам многого себе не позволяла, а после её рождения и вовсе забила на себя. Родители её поддерживали в стремлении растить ребёнка, но иногда в их словах проскальзывали намёки на то, что они смирились с её одиночеством. Они заставляли её думать, что шансов испытать счастье у неё нет, и всё, что ей доступно, — грязные мыли, за которые Бог может наказать, но Юни надеялась, что у него есть хоть немного совести и сострадания, и в её голову в такие моменты он не лезет. А вот Тэхён очень даже.

Она опёрлась на бортики ванны, сползая ниже по акриловой стенке и натирая грудь промокшей насквозь мочалкой. Она легонько оцарапывала нежную кожу, жмурясь, потому что так было проще представить, что руки не принадлежат ей, что касается её кто-то другой.

Вода быстро согревала остывшее на воздухе тело, и чтобы держать плечи в тепле, Юни согнула ноги в коленях. Она провела мочалкой по животу, иногда соскальзывая и прикасаясь пальцами к пересечённой тоненькими растяжками коже. Эти побледневшие полосы напоминали ей о первой беременности, о том, сколько всего ей пришлось пережить по ходу. Юни надеялась, что из-за этой беременности их не станет больше, но даже если станет… не стоят ли они как минимум трёхсот миллионов вон, что платит госпожа Гото?

Мочалка миновала пупок и Юни упёрлась макушкой в белую стенку ванны, ощущая поролон на внутренней стороне бедра. Она дразнила себя намеренно, приближаясь и отдаляясь, как это мог бы делать кто-то другой. Кто-то вроде Ким Тэхёна. Юни запросто могла представить его игривым и усмехающимся, нависающим над ней или сидящим около ванны. Он делал вид, что помогает ей мыться, а сам использовал это, чтобы заигрывать — проверял, насколько она испорченная, щекоча бёдра, поглядывал на её лицо лукаво, никак не решаясь прикоснуться к ней по-настоящему, и потому играл с мочалкой. Вёл ею по лобку, по половым губам и чуть глубже, задевая возбуждённый клитор. Всё у Юни сжималось при малейшем соприкосновении с мочалкой, дрожало и даже немного ныло. Поролон был жёстким, не особо подходил для подобных ласк, но жалостливо изогнутые брови Юни и разомкнутые губы, через которые она дышала, намекали, что ей нравится.

Она измывалась над собой со всем трепетом и безжалостностью, чувствуя себя настоящей сумасшедшей впоследствии, когда кончила, сводя ноги вместе и вглядываясь в лампочки под потолком.

Ей не стоило так волновать своё воображение тем, кто этим утром обходился с ней нежно и участливо, но думать о других в этом доме не получалось. Всё проклятые гормоны.

Выдохнув пережитое за последние пять минут, она вновь села, спуская воду и смывая мыло и шампунь очень тщательно. Сидела в ванне полчаса, если не больше, но по факту справилась со всем важным за несколько минут, закутывая в махровый халат своё голое тело и водружая на голову странно закрученное полотенце. Шаркая домашними тапочками, она вышла в спальню, ища какие-нибудь тёплые носки и пробник с увлажняющим кремом, который взяла с собой из дома. Она растёрла немного пахнущего свежестью и арбузом средства по щекам и лбу, а потом переоделась в ночную рубашку.

Лучше на её месте было бы не выходить, не подглядывать за происходящим за дверями комнаты, но она надеялась на совместный ужин и похвалы, потому стала красться через тёмный коридор к свету в его конце.

В доме было тихо, лишь изредка доносились приглушённые звуки. Звяк-звяк-звяк, тук-тук-тук, шурх-шурх.

Юни не могла собрать их воедино и предположить, что там такое, потому просто вышла в свет, замечая госпожу Гото у столешницы. Она опиралась на неё руками, с оскалом поглядывая на дверной проём, ведущий в прихожую. Тэхёна не было, зато на столе находились начатая бутылка коньяка, нож и доска, на которой было разложено кое-как нарезанное манго, и несколько пластинок с таблетками.

— Госпожа Гото, всё в порядке? — Юни обняла руками свои плечи, откуда-то чувствуя сквозняк.

— В порядке, — прошипела девушка, хватаясь за рукоять огромного ножа и накалывая на острый серебристый конец кусочек манго.

Юни поморщилась, не в состоянии смотреть на то, как Мики обхватывает губами лезвие, выглядящее очень даже острым.

— Вам нехорошо? Пьёте таблетки?..

Юни сделала шаг вперёд, стараясь рассмотреть названия на пластинках, но всё казалось каким-то незнакомым. Прежде она о таком не слышала.

— Возвращайся в свою комнату. Зачем ты вообще вышла? — у Мики слегка заплетался язык. — Ты мешаешь мне ждать…

— Господина Кима? — предположила Юни, приближаясь на шаг раз в десять секунд, медленно, осторожно, без резких движений окольцовывая левой рукой кисть госпожи Гото, а правой отбирая у неё нож. — Вы поссорились? Наверное, вам лучше обсудить всё завтра.

— Он меня опозорил.

Мики в целом не могла ждать. Она не думала, что с таким можно переборщить, Тэхён ведь нормально отнёсся к позированию, так как он мог сорваться и сбежать из-за Хосока? Должна была быть другая причина. И должно было быть другое место кроме работы и больницы, в которой лежала его мать, куда он отправился, чтобы пережить обиду из-за такой ерунды.

— Госпожа Гото, — Юни протянула умоляюще, — поговорите утром. Хотите, я отведу вас спать?

Взгляд прищуренных глаз Мики быстро метнулся к говорящей. Она посмотрела отрешённо, без присущей ей внимательности, и вроде как даже выдохнула. Юни готова было поклясться, что эта женщина способна избежать беды, отправившись спать сейчас, но звук проворачивающегося в замочной скважине ключа заставил её глаза вновь вспыхнуть гневом. Она одёрнула руку, за которую Юни держалась.

Тэхён первым делом покашлял, когда вошёл в дом. Он прижался к стене ладонью, поднимая поочерёдно ноги, чтобы расшнуровать кроссовки, потом повесил пальто на вешалку, шмыгая забитым носом, покрасневшим от холода снаружи. Вряд ли он догадывался, что его поджидают на кухне, но ничуть не удивился потрёпанному виду Мики и напуганной Юни, что сжимала руками ночную рубашку в районе животе, явно нервничая.

— Привет, — Тэхён поздоровался с ними обеими, как бы изумлённо взглядывая на наручные часы, словно раньше этого сделать не мог. — Ох, уже так поздно. Юни, ты разве не планировала ложиться спать в десять?

Он перевёл взгляд с вышеупомянутой на коридор, уводящий подальше от кухни.

— Иди, — он сказал ей ласково, совсем не так, как это делала его жена.

Несмотря на то, что Юни и с места не сдвинулось, он прошёл дальше к столу, выдыхая с недовольством из-за всего этого бардака. Манго был очень сочным и растёкся по столешнице, а фольга из-под таблеток валялась даже на полу.

— Вижу, ты решила подкинуть мне работёнки, раз сегодня я был выходной.

Он немного улыбнулся, подходя опасно близко к Мики и заглядывая в пустой бокал, на дне которого оставалось несколько золотистых капель. Но гораздо страшнее были пластинки оксазепама и амитриптилина. Она намешала их с алкоголем и вряд ли хоть немного понизила уровень своей тревожности.

Мики стала лишь более неуравновешенной во всех смыслах этого слова — замахнулась и шлёпнула его по уху, хотя целилась явно в щёку. Хотела ударить посильнее, но алкоголь и таблетки сделали её медлительной и неповоротливой. Она даже стоять нормально не могла.

— Ты унизил меня, — сказала она, оставаясь при каком-то уме, потому что умудрилась больно сжать его подбородок.

— А ты меня, — беззаботно ответил Тэхён, отрывая её руку от своего лица. — Давай будем считать, что мы квиты. Как много таблеток ты выпила?

Он чувствовал взгляд Юни затылком, но знал — если попросит её уйти снова, это прозвучит уже не так хорошо и спокойно.

— Мики, сколько пальцев?

Тэхён показал ей два, а она тратить силы на ответы не стала — сразу вцепилась в его волосы, дёргая вниз до того сильно, что он согнулся. Ей это нужно было, чтобы груша для битья не двигалась, и тогда она смогла ударить его по щеке как следует.

— Ты. Меня. Опозорил! — она била ладонью на каждом новом слове, а он лишь жмурился, следуя за её рукой, потому что без волос остаться не очень-то хотелось.

— Тэхён!

Взволнованный голос Юни подействовал на него отрезвляюще, и он поспешил отодрать руку Мики от своего затылка, чтобы немедленно обернуться и показать свою улыбку, которая говорила, что ему совсем не больно, хоть и дико стыдно.

— Всё хорошо, Юни. Мы играем. Иди, пожалуйста, спать, — его голос звучал жёстче и вместе с тем ниже на пару тонов.

Мики тем временем сжала пальцы в кулак и ударила его по спине. Не так уж и сильно, но что-то в выражении лица Тэхёна — какая-то проскользнувшая за мгновение эмоция — заставила Юни пойти вперёд, а не пятиться назад. Она, такая мелкая и слабая, несравнимая физически ни с ним, ни с Мики, схватилась за белый свитер, со всей силы дёргая парня на себя и спасая его от избиения.

— Эй ты, — Мики затрясла кулаком в воздухе, угрожая Юни, — верни его на место!

— Она сошла с ума? — задалась вопросом Юни, искренне радуясь тому, что отобрала нож вовремя.

— Она пьяна, — заступился за жену Тэхён, обхватывая плечи Юни руками, почти обнимая её, как в тот единственный раз пару дней назад, но сейчас она не позволила ему сдвинуть себя с места. — Я уложу её спать. Я знаю, что с этим делать.

Юни так не думала. Она видела, как Тэхён попросту подставлялся под удары, как пытался сгладить её нападения, называя это игрой.

У Юни раз проскользнула такая мысль, когда она отстёгивала его от наручников, — Мики с ним не играла. Она делала это со злым умыслом, нарочно. Возможно, ей нравилось творить такое с Тэхёном. Возможно, он не знал, как с этим правильно бороться. Не исключено, что ему тоже нравилось. Но последнее маловероятно. Юни видела, как он сжимал плечи, пока говорил ей, что справится, но в то же время прятался за ней.

— Ты глухая? — Мики остервенело впилась в Юни взглядом.

Как эта тварь смела влезать в их с Тэхёном ссору? Ей же выделили комнату в доме, так почему она не может запомнить, где та находится, и ретироваться туда молча, без выступлений?

Мики перевела взгляд на мужа. Она слегка кивнула ему, требуя, чтобы он сам вышел вперёд, если до Юни не доходит. Тэхён это и собирался сделать, но его защитница не позволила. Она вытянула правую руку, в которую он упёрся животом, и пусть этот символический шлагбаум не мог его задержать, он сам предпочёл остановиться.

Для него Мики была подобна грозе. Находилась то тут, то там, но практически всегда поигрывала молниями и настигала проливным дождём, который не мог не задеть. Обычно Тэхён оказывался с ней один на один без зонта, но сегодня зонт открылся, и Мики подняла ветер, норовя сломать его:

— Отойди, не видишь, супруги разговаривают?!

Пошатываясь, она приблизилась на шаг и ткнула Юни в плечо пальцем. Потом снова, надеясь оттолкнуть её назад ненавязчиво, без применения более грубых методов, но Юни твёрдо стояла на ногах и смотрела исподлобья, вовсе не собираясь отходить. Тэхён так и не понял, что она пыталась доказать — что сильнее Мики? Что храбрее неё? Она не сдвинулась даже когда Мики выпучила глаза, кривя губы и замахиваясь посильнее. Тэхён был уверен, что она блефует, ведь одного удара могло быть вполне достаточно, чтобы Юни захотела разорвать договор и отправить их будущего ребёнка в детский дом, лишив безумную мамашу каких-либо прав. Но Мики целилась с определёнными намерениями, и всё, что должен был сделать Тэхёну в тот момент, — не допустить катастрофы.

Рука Мики бросилась вперёд, а его — навстречу. Он поймал её тонкую кисть, крепко сжимая пальцами и борясь с ней для того, чтобы оттолкнуть подальше, наступая шаг за шагом и отводя её от оцепеневшей Юни. У неё всё ещё были силы и вторая рука, но Тэхён додумался обнять её, зажимая её локти между ними. Она брыкалась, пыталась ударить его кулаком по груди, но он стиснул её так, чтобы она не могла двигаться, и опустил подбородок на её правое плечо.

— Тш-ш-ш, Мики, — он шептал, а сердце уже билось где-то в горле, — держи себя в руках. Ты же не хочешь, чтобы я прямо сейчас позвонил Хосоку и рассказал, что ты пытаешься сделать?

Она замерла, сначала прислушиваясь, а потом шипя:

— Угрожаешь мне?

— Пытаюсь, — ответил он негромко, а тогда оглянулся через плечо на Юни и попросил снова: — Иди в свою комнату. Я попробую её уложить.