IV (2/2)

Он остановился глазами на матери, тут же опустив взгляд, и спрятав лицо за ладонью.

Не может. Не может на неё такую смотреть: до ужаса напуганную, как совсем уж безобидный зайчик перед хищником. Она содрогалась в рыданиях, прислонив ладони ко рту, открывая и закрывая его, как рыбёха. Боится.

— Итак, – на глубоком выдохе начал он, говоря глухо. — Я так полагаю, что то пойло, которые ты дала мне сразу по приезде домой и было тем зельем, из-за которого я заболел, верно? – мама молчала. Мучительные и долгие секунды лишь стонала, будто не знала, что и говорить, а он ждал. Терпеливо выжидал. — Верно? – повторно прозвучало с большим натиском и напряжённостью.

— Рон, я.. не могла иначе, я ведь так.. люблю тебя, если бы я могла выбрать иной путь, то..

— Мне неинтересно, что ты «могла бы, если бы». Я задал один вопрос и требую ответа. Да или нет?

— Да. – призналась она, подойдя чуть ближе и наклонившись и потянувшись к нему. — Но я..

— Никаких «но», не приближайся, назад. Отвечай на вопросы и только. Перси тебе помог?

— Да, но, прошу, послушай..

— Кто ещё знал? Отвечай. – Рон неожиданно резко поднялся, возвышаясь над ней: смотря так пусто и серьёзно одновременно, что леденящий холод полностью прошибал всё тело. Голос его ровный, чёткий, твёрдый ясно звучит в ушах, так, что пугает до мурашек; до того, что она, пускай и на мгновение, не может дышать. Руки стали такими тяжёлыми, подобно гирям, что их было невозможно поднять. Голова неожиданным образом очистилась: не было ни одной мысли, кристально-девственная пустота.

Она хотела лишь прикоснуться к нему, потому что искренне верила в то, что это помогает успокоиться её сыну, но не могла. Горечь охватила ту полностью: Молли уже не волновало, с каким чуждым безразличием Рон смотрел на неё. Перед глазами - ничего стоящего, в ушах – его голос. Однако язык будто онемел, не давая возможности ответить. Он ждал, не отворачиваясь, не моргая. Её сын будто был великой и огромной стеной, а она – такой маленькой ничтожной крупицей перед ним. Всего лишь слабой девочкой.

— Зачем тебе это нужно, сынок?.. – не раскрывая рта, только и спросила Молли. Кажется, спросила именно это. И то, как был назван человек перед ней, почти смутило и ошарашило её.

Он был абсолютно холоден и безразличен к слезам собственной матери. В его взгляде не читалось ничего, кроме уверенности и серьёзности, обозначающей приказ. Рональд Уизли, её сын, отдал той чёткий приказ.

— Кто ещё знал, но не сказал? – повторил Рональд, и этот вопрос, отскакивая от стен, болью ворвался в голову женщины, но та не подала виду, будто и не чувствовала. — Молли.

И тут – резкое отрезвление. Он что, назвал её по имени? В самом деле? Ради информации?

Жизнь снова стала существовать, а мысли приходить. Но такое отношение не вызывало гнева –лишь странную и несвойственную нежность. Слёзы стекали по щекам на пол, взгляд стал живее, и не таким пустым, словно Молли очнулась ото сна.

Она дёрнула пальцем, затем – всей рукой. И положила ладонь Рону на грудь, он же в свою очередь взял её за запястье. Но не было никакого физического натиска, лишь слабое ответное прикосновение.

— Я осознаю свою вину, но не это главное. Я наивно полагал, что хотя бы в своём доме могу кому-то доверять. А ты напоила меня какой-то дрянью и собиралась мне солгать, Молли Уизли. – процедил он сквозь сжатые зубы.

Как же быстро Рональд переменился: в одно мгновение став другим, на вид сильнее и опаснее, внушал страх, медленно гуляющий по коже. Молли почувствовала, полностью оцепенела, обомлела, словно к ней применили какое-то заклинание.

И другое мгновение – Рональд держит её запястье, не применяя абсолютно никакой силы. У него холодная, бледная и большая ладонь, которая полностью обвивала тоненькую ручонку миссис Уизли. По сравнению с его, совсем уж тоненькую.

Рон же боролся сам с собой: вот он, инструмент, который позволял ему не быть бесполезным, иметь в глазах других больше, чем место или значимость. Быть чем-то, очень похожим на явление. И этим он пользовался, дабы достичь цели.

Тогда весь страх, горечь и злость исчезают. Тогда наступает время безразличия ко всему. Лишь голос меняет свои интонации.

Он мог бы её раздавить прям здесь, причинить боль, которую уже причинял другим до этого. Мог вытащить из этой Молли Уизли душу, даже не зная зачем. В этом нет нужны – Рон и до её слёз прекрасно всё понял, как ясный день. Осознал зачем, как и почему. Но не остановился. Искренне верил, но не останавливался. Знал, однако давил, давил и давил. Неосознанно испугал, а потом снова давил. Какое привычное занятие.

Всему причина – блядская любовь, управляющая всем. И как же он эту любовь возненавидел. Потому что сам любил почти чуть ли не точно также, если не хуже. Но это не было оправданием ей.

Боролся, чтобы не сломать ей эту руку, даже не сжать, оттого, что она посмела к нему прикоснуться. И, может, чувствовать, как бьётся его сердце. Молли Уизли так может?

Слышать или чувствовать, как быстро оно бьётся?. Уизли казался невозмутимым лишь только на вид, однако внутри он всё ещё боялся того, что придётся совершить. Потому что не было умения, которым он владел в совершенстве: Орден и сам не думал, что, пусть и выдающийся стратег, но всё ещё Рональд Уизли, способен мучать других ради достижения собственной цели. А цель у него была одна – защитить Гарри любой ценой. Его страхи, неуверенность или жалость не имели значения, когда, столкнувшись с ситуацией и обстоятельствами лоб в лоб, приходилось принимать какое-то решение.

Конечно этот опыт и близко не стоял с тем, чтобы пробраться к крестражу сквозь толпу пожирателей, или бежать по Хогвартсу, следя за красными вспышками проклятий – это было большее. То, от чего нельзя отвернуться. Есть человек, сидящий перед тобой, которого вы поймали огромнейшими усилиями, ограниченное время и необходимость добыть сведения.

То больше не миг, а кажется долгие часы проведённые вот так – в совсем разных положениях. Когда трясутся руки, но выбора нет. И решение не может быть простым: нельзя просто взять и бросить два совсем жалких слова, чтоб облегчить разве что только свои муки, потому что почти плевать на человека перед тобой.

Кому же нужно было это делать? Гарри? Который при перевале только и мог, что пялить в одну точку, очищая голову? Иначе не делай он этого, то давно бы может быть свихнулся. Тем более, что в первый их раз Поттер был ранен и измотан.

Они – Рон и Гермиона – были вместе. И думали, кто первый поднимет флаг, знаменуя начало пыток. В Грейнджер поначалу, казалось, было больше решительности. Но оба понимали, что просто подчинить пойманного пожирателя своей воле нельзя – не сработает, надо вытягивать. Выпытывать. Иначе можно потерять столь редкий, отвратительный шанс.

Тогда он сказал, что сделает всё сам. Так, как учил Грюм. Хотя в теории говорить мог он, а она – пытать. Но Рональд не хотел подобной участи для Гермионы. Может той и придётся столкнуться с этим однажды, но не сейчас, когда она так сильно переживает за Гарри.

Да.. Рональд хорошо это запомнил. Её лицо, где в глазах стояли слёзы, но никаких пререканий – крепкое прикосновение к плечу. Она тоже понимала всё. Как и то, что тогда необходима была не ему – он не был приоритетом.

И спустя время Рон научился. Довольно хорошо, чтоб данная практика укоренилась в нём. Но подсознательно Уизли всё не мог поверить в то, что так ведёт себя с собственной матерью.

Хотя, по сути, это было очень просто. Уизли сравнивал это с тем, как выключить или включить лампочку. Только вот он был несколько поломан, оттого отвратительно мерцал и жужжал в своей темноте.

Она смотрит на него, поджимая губы, удерживая слёзы, будто храбрясь. И Рон неожиданно действительно улыбнулся, спустя долгое время. Её вид показался весьма забавным.

— Даже отрицать не станешь? – со смешком спросил он, таки не убирая чужой ладони с груди. — Пускай. Я скажу за тебя. Ты и говорить не собиралась, не так ли? Будто это и не ложь вовсе.

— Прости меня. – только выдавила она из себя, когда Рональд чуть наклонился над ней. — Я сделала это ради тебя. Своё ты уже отвоевал, понимаешь?

Уизли опять смотрел, не моргая. Вспоминал, что уже думал об этом всё те же три недели назад, но запретил верить, чтобы не свихнуться от своего жалкого положения. Ему нужно было привыкнуть к обстановке вокруг.

— Ты не имела права. – тут же парировал сын, беря её ладонь в собственную.

— Я твоя мать, Рональд Билиус Уизли.

— И всего то? – в этот момент злость в его взгляде снова вернулась, он добавил немного натиска. — Я ожидал большей причины, чтобы в крысу меня травить. – Рон буквально отшвырнул её руку, сразу же сорвавшись с места к лестнице.

— Рон? – и снова. Моментально застыл, подобно статуе, даже не полностью встав ногой на ступеньку. Голос отца был, подметил он, несколько воодушевлённым. Но конечно, тот увидел свою жену, и интонация вмиг переменилась. — Что у вас тут произошло?

Молли осталась стоять на месте и смотрела в пол, в её глазах блестели слёзы. Однако Артур старался сохранять невозмутимость и действовать аккуратно.

Рон медленно выдыхал, стараясь расправить напряжённые плечи. Со стороны тот выглядел, как натянутая струна. Почему-то он думал, что должен ответить, хотя очень хотел уйти, сбежать от этого всего.

— Незначительная перепалка, – на удивление спокойно ответил он, сглотнув слюну. Каких же это стоило усилий.

— Ясно. Ты же.. всё нормально?

— Нет, но это просто незначительная перепалка. Я пойду. – первый шаг самый тяжёлый, после гораздо проще. Главное начать, а остальное приживётся.

Как, впрочем, и всё в его нынешней жизни. Установки о защите за счёт доминирования, победы и спасения засели слишком глубоко, проедая мозг, если им противиться – это казалось слишком уж неправильным после долгих и мучительных месяцев страданий. Он научился жить, или скорее существовать совершенно иначе. И единственное, что потенциально его успокаивало - мысль о том, что он не изменился до неузнаваемости. Её опровержение приводило Рона в самый настоящий ужас, заставляя обороняться.

Он больше не знал, как жить в этом слащавом и излишне спокойном мире, ведь вечно ожидал подвоха. Удивительно, что в Норе Уизли позволил себе ослабить бдительность. Что ж, вот, где он теперь: в заточении, пускай живой, но не сказать, что дееспособный. Все его действия ограничены переменчивыми состояниями, неожиданными приливами сил, которых однако недостаточно, чтобы отправиться в долгий путь. Но хватает, дабы продолжать защищать теперь уже самого себя.

Установки так сильно укоренялись и уходили далеко в мозг, пробуривая себе дорогу через боль, что противиться им было также мучительно, как и не делать этого. А бороться он устал.

Как и в целом устал, еле волоча за собой ноги. Душевно в нём что-то вновь потерялось, однако Рон понимал, что всё ещё зол. На себя, на Молли, на весь мир. Хотя глупо так беситься из-за собственного решения, война бы всё равно настигла его. Возможно, что это было бы не столь губительным опытом, однако, как есть.

Нужно вырубиться. Быстро. Отдохнуть. Поэтому Рон подошёл к груше, медленно оглядывая её уставшим взглядом: несмотря на ощутимое напряжение в теле, мысли приняли спокойный, безразличный лад.

Он всегда был козлом, да? Таким невыносимым и душевным, что его даже кто-то смог полюбить.

Полюбить. Надо же. Ещё ты всегда был слабаком. Тебе не хватает силы воли, чтобы лишний раз поныть психологу, а потом может и психотерапевту?.

Первый удар вышел без стойки, с глупой неуклюжей раскачкой, но в ответ ему всё же не прилетело. А он даже не понял хорошо это или нет. Рон остановился на повторном замахе, поджав губы.

У него уже есть сценарий - он уже придумал план, где не нужно делать ничего нового. Иногда выходило так, что в нём можно было не говорить целый день. Потому что на протяжении долгого времени всё, что он делал каждый день - защищал своих друзей. Теперь их нет. От семьи он неожиданно оказался слишком далёк, словно чужой, иная форма жизни; как игрушка, о которой предпочитают только заботиться и сюсюкать. Он снова должен делать всё сам?

Почему? Потому что другие считают тебя слабаком? Ты там ещё не сдох, Уисли?

Удары стали серийными и постоянными, даже удалось поймать какой-то темп. Нет, ещё не сдох. Но, возможно, скоро…

Вислый, а может ты уже настолько всех заебал, что тебя захотели грохнуть? Но из жалости или мести напоили тем, что медленно убивает, подобно яду. Ты, кажется, уже и слабее физически стал. Сколько так выдержки?

Он никогда не хотел выживать. Никогда не ожидал того часа, когда придётся, даже живя в бедной семье. И был всего лишь ребёнком, когда война настигла того, кто даже не думал от неё убегать. Права была конченная тётушка Мюриэль - ничего он не стоит по сравнению с другими, даже собственными друзьями, не то, что семьёй. Благо, тётка первой сдохла, что почти обрадовало Рона в моменте.

Минус в том, что явно есть тот, кто вынесет ему итак мёртвый мозг на том свете. В аду вероятно.

Бил и бил. Это выматывало, одни и те же действия, казалось, успокаивали и унимали нервишки.

Зато можно и вовсе не страдать, упростив семейке жизнь своей смертью. Они ведь не ждут, что от их благородства он будет жить вечно, на силе их невероятной «любви»? Это просто всё..

— Рон? – неожиданный стук прервал темп, а сам Уизли встрепенулся, облизав губы. Он лениво махнул рукой, показывая, что слушает. — Сыграем? – Фред бросил брату квоффл, который тот успешно поймал на автомате. На его губах скользнула лёгкая ухмылка.

Тупость.

— Боюсь, что ты сильно припозднился, – ответил он, совершив обратный бросок. Фред непонимающе, по-идиотски глянул на него, изогнув бровь. Рональд тяжело выдохнул и потоптался на месте, таки подняв взгляд на собеседника. — Я уже вот.. сыграл.

— Разве это игра?

— Это намёк на то, что я устал и хочу, чтобы ты ушёл, Фред.

— Правда хочешь чтоли? А кажешься таким спокойным.

— Не испытывай моё терпение, вон.

— На что ты опять разозлился? – старший опёрся о дверной косяк, явно показывая, что настроен на беседу.

— А ты не знаешь?

— Если бы знал, то не спрашивал.

— Ещё если бы придурка из себя не строил. Вот прям ты и не знаешь, что.. Мо.. мама на пару с Перси заразила меня, надеюсь, лёгким видом оспы, а не ядовитой.

— Такие есть?

— Откуда мне знать?

— Ужасно. Так сыграем?

— Отвали. Иди к Джорджу и продолжай веселье.

— Как мне веселиться без тебя, Рон? Обижаешь!

— Ты вообще знал?. Хоть что-то?

— Про оспу - нет, а вот про то, что Гарри и Гермиона хотели, чтобы ты остался здесь.. – на миг Фред прервал их зрительный контакт, помявшись на месте, и тут же сразу повторно бросив квоффл. — Шевелись, Джордж долго ждать не будет.

— Ты хочешь, чтоб я на улице отрубился?

— Не бойся, я донесу тебя до кроватки на руках, Ронни. – подколол он, пропуская брата.

— Заткнись. – бросил тот в ответ, таки проходя снова к лестнице. Фред тут же обогнал Рона, потрепав того по волосам. Последний недовольно скривился.

Почему он вообще стал соглашаться на эти глупые игры?