Глава 48. Трепет рассвета (1/2)

— Почему мне так плохо?

— Ты перешёл из первой фазы во вторую.

— А сколько их?

— Три.

— Прямо как Непревзойдённых демонов.

Белое Бедствие раскрыл губы, чтобы ответить ему, но Вэй Усянь внезапно так сжался, что он, кажется, потерял мысль. Скрутился в тугой непроглядный калачик. Прижимал руки к груди, колени тянулись к плечам.

Брови подрагивали. Между ними пролегла складка напряжения. Боль отливала всеми оттенками на его лице. Дрожь прошибала тело начиная с плеч.

Вэй Усянь жарко выдохнул, сжимая одеяло в кулаках покрепче, и подтянул его ближе к себе. Плотно закрытые глаза, трепещущие ресницы, неестественная поза.

— Так темно…

— Хорошо.

Белое Бедствие вытянул руку в сторону. На кончиках пальцев зарождалось мягкое свечение, постепенно становилось насыщеннее. Сферы разрастались, будто заполнялись объёмом изнутри, и выстрелили, разлетаясь по периметру помещения, когда достигли необходимого размера.

Яркое белое сияние выедало глаза. Мощь духовной энергии этого мужчины ощущалась даже в таком состоянии. Её свечение проникало через плотно сомкнутые глаза.

— Даочжан… — он сглотнул, натягивая одеяло на лицо. — Мне больно. Убери это.

— Больно от света?

— Да.

— Ты сказал, что от темноты тебе не по себе.

— Свет ранит меня.

— Я могу сделать его мягче.

— Если можешь — сделай.

Сферы стали более тусклыми, отливали желтизной. Белое Бедствие повернул голову к Вэй Усяню, но тот по-прежнему не показывал лица из-под одеяла. Он не знал, что с ним делать. С какой стороны подойти, что сказать. И нужно ли что-то говорить вообще?

— Почему мне так больно, если духовная энергия восстановилась?

— Не восстановилась.

— Но глаз на месте.

— Это моя духовная энергия сделала. Твоя находится на уровне ниже минимума для поддержания жизни. Был бы человеком — умер бы уже.

— Я не соображаю. Ничего не понимаю. Сколько дней прошло с тех пор, как он поймал меня? Разве она не должна была восстановиться целиком?

— Ты тратил её.

— Не тратил. Когда?

— Когда не отдавал себе отчёт в том, что делаешь.

— Я не терял контроль.

— Ты находился в состоянии агонии. Хорошо помнишь, как убил всех тех призраков?

— Вообще не помню.

— Определение этому существует и звучит как: угасание памяти о каком-либо явлении, событии или человеке. В твоём случае это событие.

— Ты говоришь о забвении.

— Да. И агонии. То, что ты делал, совершалось тобой в предсмертном состоянии организма. Ты выжал из себя всю духовную энергию в процессе и не умер лишь потому, что не можешь умереть по этой причине. Призраки не погибают, когда у них заканчивается энергия. Становятся слабыми и бесполезными.

— Зачем я её использовал, если у меня был Тёмный Путь? Что было, когда она закончилась? Ни черта не помню…

— Я дал тебе свою.

Вэй Усянь распахнул глаза, одним из них выныривая из-под одеяла. Боковым зрением смотрел на Белое Бедствие. Точнее, на кусочек Белого Бедствия. Шевелиться было слишком трудно, чтобы повернуться нормально.

— Зачем?

— Без неё ты бы загнал себя. Тёмный Путь тебя разорвал бы.

— Проходили…

— Хочешь ещё раз?

— Спас мне жизнь в очередной раз, получается?

— Я. Твой. Хозяин.

— Пошёл ты в жопу, хозяин.

Белое Бедствие пропустил короткий смешок, и Вэй Усянь почувствовал, как ткани за спиной зашуршали. Видимо, Безликий Бай опустил голову на постель.

— Не умеешь нормально общаться. В кого ты такой, даочжан? Можешь быть немного проще и раскованнее? Мне кажется, что ты не хочешь открываться и неспособен расслабляться, потому что боишься, что тебя обидят, предадут. Я не обижу тебя, даочжан. Ты можешь доверять мне.

— Я не понимаю, что ты говоришь.

— Да-а-а… — выдохнул шёпотом Вэй Усянь, растягивая гласные.

Его вновь скрутило, заставляя сжаться сильнее. Судороги рождались в теле то тут, то там. Состояние тревоги внутри одолевало его. Вэй Усяню казалось, что он дрожит не столько от боли, сколько от страха. Неизвестно перед чем, непонятно перед кем.

— Сколько это продлится?

— Ты не хочешь этого знать.

— Хочу. Сколько, даочжан?

— До трёх недель.

Вэй Усянь стиснул зубы, преодолевая очередное болезненное чувство внутри себя. Всё так выло, что он не мог ни на мяо расслабиться. Ужасное ощущение.

— Я… потрясён… Три недели в таком темпе?

— Через некоторое время ты перейдёшь на третью стадию, и тебе будет ещё хуже. А потом будет постепенно отпускать.

— Прекрасно…

— Тебе нужно расслабиться.

— Ты сдурел?

— Послушай меня. Пропусти боль через себя. Её не нужно концентрировать или копить. Позволь ей проходить сквозь себя и не собираться в клетках. Дай ей возможность беспрепятственно входить в тебя и выходить.

— Кому ещё я должен дать возможность беспрепятственно входить в себя?

— Ты не слушаешь меня.

— Я слушаю.

— Ты мелешь ерунду. У меня нет времени на такого, как ты.

— Ты опять грубишь мне. Что-то не нравится — проваливай отсюда. Но предупреждаю: бросишь меня сейчас — я запомн...

— Я не уйду.

Вэй Усянь чуть не задохнулся от возмущения всего миг назад, а сейчас ему прямо-таки было нечего сказать.

— Почему?

— Ты не справишься без меня.

— Пф. Ты такой самовлюблённый.

— Вовсе нет. Что с тобой будет, если ты сейчас окажешься на улице? Снаружи Тунлу. Что с тобой было бы, если бы ты встретился с богами столицы?

— Они бы убили меня?

— Да. Ты покрошил людей, Вэй Усянь.

— Ничего не помню…

— Дары богов могут быть как добрыми, так и злыми. Божества очень непредсказуемы.

— И что ты сейчас сказал? К чему это?

— Подумай.

— Да что «подумай»?! Ты в курсе, что для меня в твоих словах нет ни капли логики? Ты сейчас просто иероглифами в воздух насрал и сделал умный вид. Я так тоже могу. Сейчас начну тебе рассказывать про энергию, в основе которой лежит холодный синтез. Достанешь меня… Посмотрю я, как ты вникнешь в то, что я скажу.

Белое Бедствие какое-то время помолчал и в итоге ничего на это не ответил. Спросил своё в ответ. Вероятно, то, что его удивило или интересовало.

— Ты не раскрыл моей тайны, несмотря на то, что ужасно злился на меня. Почему?

— Я не такой.

— Что это значит?

— Да я просто не помнил.

— Это ложь. Помнил.

— С чего ты так решил?

— Когда мы разговаривали втроём, у тебя был ясный ум, и ты твёрдо разграничивал понятия «Белого Бедствия» и «Цзюнь У». Использовал необходимые титулы в соответствии с нужными понятиями. Я обратил на это внимание.

— Хоть на что-то ты обращаешь внимание…

— Ты помнил.

— Не помнил, не тошни меня.

— Почему не сказал?

— Я не помнил.

— Помнил!

— Не сказал, потому что не захотел! Что пристал?! А ну, отвали от меня!

Белое Бедствие оставался неподвижным, лишь перевёл взгляд в сторону, чтобы Вэй Усянь попал в поле его зрения. Болезненный скрученный калачик совсем не шевелился, если не считать дрожь в теле.

— Почему ты кричишь на меня?

— А ты?

— Я не повышал голос. Это был акцент.

— А я повысил. Хочешь подраться? Не советую. Если я встану — тебе не поздоровится. Дважды подумай. А лучше трижды.

Белое Бедствие тихо, но по-доброму засмеялся. Повернулся на бок, вновь удобно подкладывая локоть под голову. Комок боли лежал совсем близко, но гораздо ниже. Вэй Усяня так скрутило, что его голова была где-то на уровне живота.

Тот чуть-чуть дотрагивался до Белого Бедствия ягодицами, а в остальном закрутился в одеяло и пытался прирастить колени ко лбу. Мужчина протянул свободную руку, кончиками пальцев еле дотягиваясь до головы Вэй Усяня.

Гладил грязные хрустящие волосы, с которых осыпалась кровь. Ладонь прилежно, по одной и той же траектории, совершала незамысловатые движения. Это было больно для принимающей стороны, но он молчал.

— Твой Тёмный Путь был прекрасен. Я никогда прежде не видел такого могущественного проявления тёмной энергии. Твой контроль на очень высоком уровне. Ты изумил меня.

— Это… что? Что ещё за откровение?

— Это правда.

— Да понятно, что это правда. Я спрашиваю, почему ты решил мне об этом сказать?

— Почему нет?

— Не знал, что ты умеешь хвалить.

— Ты ничего обо мне не знаешь. Неоднократно слышал от тебя: «Не знал, что ты можешь, умеешь, способен» и так далее.

— Ну… Я не знал, что ты можешь призывать к действию. Но знаю, что ты можешь касаться и жалеть, когда хочешь. То, что ты можешь гладить и сострадать — это не в первый раз.

— Этого очень мало.

— Ты не рассказываешь мне сам и не отвечаешь на мои вопросы.

— Отвечаю. У тебя слишком много вопросов.

— Ну и что? Ты ведь сам говорил, чтобы я спрашивал. Однако практически ни на что не хочешь мне отвечать.

— Я отвечаю на всё.

— Кроме личного. Почему?

Белое Бедствие промолчал. Кончики пальцев незаинтересованно проникли под волосы, продолжая мягко поглаживать. Тишина густела.

— Почему, даочжан? Скажи мне. Скажи, почему не хочешь говорить?

— Я не доверяю.

— Мне?

— Тебе.

— Конкретно мне?

— Всем. Никому.

— Я… могу это понять. Это ничего, даочжан. Я не буду уговаривать тебя довериться мне. Ты почувствуешь, что можешь. Почувствуешь уверенность во мне. Я не буду рассказывать тебе об этом. Я покажу.

Белое Бедствие окинул его взглядом в который раз. Эту зажатую, со всех сторон закрытую позу. Тяжёлое болезненное дыхание, граничащее с мучительными стонами, врезалось в его слух.

Мужчина сел в постели, взял Вэй Усяня за плечи и раскрутил калачик, заставляя лечь на спину, распрямить плечи, опустить руки вдоль тела. Вынудил его лечь так, как ему было нужно. Тот лишь тщетно пытался сопротивляться…

— Ты-таки хочешь, чтобы я тебе надавал под хвост?

— Помолчи.

— Ну что ты делаешь со мной? Оставь меня в покое.

— Не сопротивляйся.

— Да с чего бы?! Ты делаешь мне больно.

— Будет хорошо, если тебе понравится.

— Это никому не может нравиться! Твои надежды пусты и тщетны. Ты думаешь, я буду наслаждаться, если кто-то будет причинять мне боль?

— Не кто-то. Только я. Никто, кроме меня.

— Да какая на хрен разница?! Я не хочу. Мне не нравится боль.

— Ляг!

Белое Бедствие впечатал его плечами в постель, прижимая вытянутыми руками. Вэй Усянь поморщился от боли и печально выдохнул. У него не было сил тягаться с ним. И возможностей, кстати, тоже не было. Ни единой. Но Безликому Баю об этом знать не обязательно.

— Зачем ты это делаешь? Сейчас. Ты считаешь, мне недостаточно на текущий момент? Считаешь, что нужно добавить ещё чуть-чуть? Или не чуть-чуть? Сколько, даочжан?

— Уже торгуешься? Только что был непоколебим.

— Я задаю вопрос. Отвечай.

— Я помогаю тебе, а не делаю больно. Боль — это следствие.

— И как же ты помогаешь мне таким способом?

— Я говорил тебе, чтобы ты пропускал боль сквозь себя, а не копил её. Ты не слушал меня.

— Слушал…

— Тебе будет легче, если ты расслабишь тело. Прекрати напрягать мышцы. Ляг, распрямись, перестань дышать. Тебе это не нужно. Просто не шевелись, но будь предельно расслаблен.

— Это… сложно.

— Делай, что я сказал, Вэй Усянь.

— Вэй Ин… Хорошо.

— Вэй Ин.

Показалось?

— А?

— Закрой глаза и лежи. Самое страшное впереди.

— Ты будешь со мной всё это время или уйдёшь, оставив одного?

— Я не могу покидать столицу на недели.

— Я понимаю. Когда ты уйдёшь?

— Ещё не знаю. Это не от меня зависит.

— А от кого?

— От генералов и Линвэнь.

— Ни черта не ясно мне. Что ты делаешь, когда в столице? Неделями… Так занят, что приходишь ко мне весьма нечасто. Что тебя там держит?

— Они не могут принимать решения по заданиям без меня.

— Немощные?

— Это запрещено законами столицы. Генералы распоряжаются теми богами, которые у них в подчинении. Но генералам приказы никто не отдаёт. Задания бывают разные. Некоторых богов координирует Линвэнь. Повелители Стихий отвечают за себя сами и отчитываются передо мной.

— Ветерок, который шёл туда… С ним был Бог Войны, да? Как они отправились туда? По чьему приказу, если ты здесь?

— Ветерок?..

— Ты сказал, что он Повелитель Ветров.

— Ни по чьему. Линвэнь предоставила информацию в общем канале духовной связи. Цинсюань вызвался пойти и посмотреть. Сяньлэ прихватил вместе с собой. Они… дружат.

— Как-то это странно прозвучало. Ну не важно, ладно. Что будет, если ты возьмёшь время на передышку от столицы?

— Всё что угодно. Вплоть до войн в мире людей.

— Оказывается… Ты так важен для столицы.

— Сомневался?

— Скорее, не понимал масштаба и как это всё устроено. Они без тебя не смогут. Иди сейчас, если тебе нужно. Я тут как-то справлюсь. До меня дошло, что нужно лежать ровно и расслабить мышцы.

— Я дам тебе знать, когда мне нужно будет уйти.

— Хорошо. Спасибо. Пока ты здесь, вцепился в мои плечи как в последний шанс и нависаешь надо мной, как будто я твоя добыча, может, обнимешь меня ещё разок?

— Зачем?

Вэй Усянь задумался над вопросом. Не злился так сильно, как прежде. Понимал, что Белому Бедствию действительно невдомёк, зачем от него требуют подобное. Это дикость. Тот постоянно находится в социуме, но совершенно социально не адаптирован.

— Ну вот смотри. Ты же жалеешь меня, потому что сострадаешь, верно?

— Да.

— Это странно и непонятно мне, но ладно. Опустим это сейчас. Гладишь, потому что так проявляется твоё сожаление. Объятие можно посчитать как ещё одну форму. Обними, чтобы пожалеть.

«Потому что обнимать, чтобы почувствовать близость, ты пока не способен, даочжан… Нужно быть более терпеливым к нему. Он словно младенец. Только очень старый. По возрасту как все младенцы, когда-либо рождённые в истории человечества…»

Белое Бедствие промолчал. Его красивые лазурные глаза уставились прямым взглядом на Вэй Усяня. Последний не видел в них робости или какой-то мальчишеской неуверенности. Не понимал, почему так. Как это работает?

То что Безликий Бай застенчивый, очевидно как божий день. Он не касается, не стремится, чтобы касались его. Не делает с подтекстом. Не имеет скрытых желаний. Прямолинейный и решительный.

Если донести до него смысл и вложить посыл — он сделает. Если захочет. И робость не способна встать у него на пути. Значит ли это, что он не такой робкий и нежный, как кажется Вэй Усяню?

С другой стороны… Зачем тогда так нервничать, когда происходит что-то?

«Он невинен. Это мне понятно. Я тоже. Тут мы похожи. Жаль только, что про нас обоих нельзя сказать, что мы невиновны. Невинность и невиновность. Как похожи эти слова… Смысл совсем разный».

Прислушавшись, а точнее, после того, как его силой заставили прислушаться к наставлениям Белого Бедствия, Вэй Усяню достаточно полегчало, чтобы он мог мыслить. Немножко. Не глубоко. Просто вернулась способность к анализу.

«Он дал мне свою духовную энергию, чтобы я не потерял контроль над Тёмным Путём. Если бы он был тогда со мной на Луаньцзан… я бы не умер во тьме совершенно один».

Темнота сгущалась над его лицом, и Вэй Усянь пришёл в себя. Мысли покинули его голову, и он сфокусировался на том, что видит перед собой. Кого видит перед собой. Прямые и шёлковистые, чёрные пряди окутали его лицо. Что-то он как-то запаниковал…

— Только не сверху! Не ложись на меня, даочжан. Ты весишь как три коровы, не меньше…

— Я не поним…

— Я чуть не задохнулся в прошлый раз!

— Ты лжец, Вэй Усянь. Ты не дышишь.

Шаг вперёд, два назад?..

— Просто ляг рядом со мной и обними. Можешь так сделать? Например, чтобы ты не размышлял, я могу тебе подсказать. Ты можешь лечь на бок рядом со мной, положить руку мне под голову, а второй обнять за плечо. Или положить её на грудь.

— Чем это поможет тебе?

— Ничем. Я влюблён в тебя. Хочу, чтобы ты был рядом, когда мне плохо. Понимаешь, что это значит?

— Значение каждого слова мне прекрасно известно.

— Тебе непонятно, как они связаны между собой?

— Предложением.

Вэй Усянь фыркнул. Ну до чего же бесявый сукин сын! Как можно с этим куском говна по-хорошему и по-доброму, если он выпендривается на каждом шагу?!

— Гений! Как ты догадался? — выдох. — Тогда. Может, ты не понимаешь, какой смысл они несут?

— Понимаю.

— Тогда не делай мне голову и ложись, задолбал!

— Я не понимаю, чем моё присутствие облегчит твои страдания.

— Физические — ничем. Ложись, и я расскажу тебе. Ложись давай, хватит висеть надо мной и пялиться в моё лицо. Вот это уж точно ничем мне не поможет.

Белое Бедствие сделал всё так, как завещал ему Вэй Усянь. Лёг на бок, просунул руку под голову, в чём ему успешно помогли, своевременно приподнимая её, превозмогая ужасную боль, и положил ладонь на середину живота, цепляясь пальцами за бок.

— Так?

— Допустим. Мне нравится. Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе?

— Да.

— Хорошо. Я расскажу. Хоть ты и заставляешь меня периодически думать, что я не могу тебе доверить даже воды из реки набрать, но на деле вижу, что ты, пожалуй, самый надёжный из всех, кого я знал. Поэтому я расскажу тебе. И мне ничего не нужно взамен.

Вэй Усянь прикрыл глаза. Хотел вздохнуть, но вовремя вспомнил, что Белое Бедствие сказал не дышать. Так действительно было легче. Тяжело заставить себя не напрягаться, когда болит всё, вплоть до ресниц, но это помогало.

Тот не говорит глупостей. Не делает ничего просто так. Много знает. Много видит. Всё слышит. Безликий Бай успевает везде. Все три мира всецело принадлежат ему. Его слова всегда имеют вес. Решения расчётливые и точные. С просчётом рисков и последствий.

О чём же он думает, когда молчит?

— Я не знаю, как ты прожил свою жизнь, даочжан, но я довольно общительный и жизнерадостный человек. Я люблю людей. Мне нравилось им помогать. У меня очень сильно развито чувство справедливости, и этот вопрос всегда стоял остро в моей голове. Я никогда не был один. Меня окружали толпы людей. Кучи заклинателей, горожан. Девушки, парни, женщины, мужчины. Я знал, каждый день видел и разговаривал с таким количеством людей, что тебе будет тяжело представить.

— По тебе видно. Ты трещотка.