Глава 2. Тебе больно? (1/2)

— Ты помнишь, когда заметил меня впервые?

— Да. Это было на войне.

— Так давно. Против Цишань Вэнь? И что ты подумал обо мне?

— Что ты жестокий и неуправляемый. Что погубил тысячи людей.

— Наслаждался?

— К чему эти вопросы? Тебе всё известно о моей сущности.

— Я просто подумал, что для того, чтобы заинтересовать такого, как ты, нужно что-то представлять из себя. Кем был для тебя я?

— Никем. Посредственность, которая смогла добиться чего-то большего, чем все остальные.

— Но я всё равно не выделялся для тебя на их фоне, правда?

— Правда. Ты умер, так ничего и не добившись. Смотреть на это было одновременно грустно и скучно. Ты первый, кто достиг таких высот в использовании и применении Тёмного Пути. И первый, кто так бесславно и глупо умер.

Вэй Усянь остановился и повернул к нему голову. Маска радости и грусти смотрела на Белое Бедствие. Он чуть склонил голову в сторону, что прибавляло этой картине немного безумия.

— Не говори обо мне так, будто я пустое место. Я накажу тебя за твой острый язык.

Из горла Белого Бедствия вырвался смешок. Он улыбнулся уголком губ, притягивая за талию этого мужчину поближе к себе.

— Ты уже пытался. Много раз. Ни тогда, за главу ордена Цзян, ни после — у тебя ни разу не получилось.

— Но ты чувствуешь боль. Я не могу убить тебя, но могу сделать тебе больно.

— Не так, как могу сделать тебе я.

— Твой прах у меня.

— У меня тоже есть рычаги давления на тебя. Хочешь поиграть в игру, кто быстрее?

Вэй Усянь сдвинул нижний край маски в сторону, являя на обозрение левый глаз, щеку и губы. Большую половину лица открыл, но меньшая по-прежнему скрывалась за белой маской.

— Я хочу, чтобы ты наказал меня.

— Ты провинился?

— Ещё нет. Но я обязательно сделаю что-то, что тебя разозлит, если ты не уделишь мне внимания.

— Что? Что ты можешь?

— Я могу… — Вэй Усянь потянулся к нему, заботливо обнимая ладонями затылок и плечи. — …убить кого-то из твоих богов. Кого-то, кто имеет значение для тебя.

— Никто из них не имеет для меня значения.

— Даже Се Лянь?

— Он важная боевая единица. Но больше не тот, кто волнует меня.

— Без него у тебя не будет того, кого можно отправить куда угодно. Ты позволишь мне убить его, если я захочу?

Белое Бедствие улыбался, перемещаясь взглядом с глаза, цвета грозового неба, на губы, и обратно.

— Позволишь?

— Позволю. Но ты понесёшь за это очень серьёзное наказание. К тому же Се Лянь не самый простой противник, даже для такого, как ты.

— А мне плевать. Если я проиграю ему, я знаю, что ты придёшь за мной и заберёшь. Ты не позволишь кому-то другому делать мне больно. Никто не может прикасаться ко мне.

— Ты слишком самоуверен.

— Ты заберёшь меня?

— Не пытайся управлять мной.

— Не пытаюсь.

— Откровенно манипулируешь?

— Ты заберёшь меня?

— Заберу.

— И убьёшь Се Ляня, если он обидит меня?

Белое Бедствие коснулся подушечкой указательного пальца острого подбородка, поддевая его. Тянул на себя и вверх, заставляя Вэй Усяня поднять голову. Каждый раз, когда происходило нечто подобное, тот словно играл с огнём.

Его мужчина такой человек, который может приносить блаженство и наслаждение, а может делать нестерпимо больно. Может даже доставлять удовольствие, причиняя боль. Никогда не знаешь, на что рассчитывать. Что тебе дадут в этот раз: наслаждение или боль?

Пальцем тянул Вэй Усяня на себя до тех пор, пока их губы едва не коснулись друг друга. Белое Бедствие не позволял ему преодолеть то ничтожное расстояние, что осталось между ними.

Он приоткрыл губы, выдыхая в них.

— Да.

— Поцелуешь?

— . . .

— Чего ты хочешь от меня сейчас?

— Ничего.

— Это ложь. Ты хочешь, чтобы я повиновался тебе, или был непокорным?

— Подчиняйся.

— Хорошо.

Вэй Усянь заулыбался, хоть и старался этого не делать. Он опустил взгляд, не смея больше поднимать его и смотреть глаза в глаза своему хозяину.

— Хорошо, мой господин.

Белое Бедствие ещё какое-то время молча наблюдал за ним, после чего не сдержал очередной смешок. Подушечкой пальца потянул чужой подбородок на себя, и мужчина сомкнул их губы в сухом и тёплом поцелуе.

Вэй Усянь раскрыл губы в попытке сделать это прикосновение более интересным, но его одёрнули.

— Подчиняйся.

Это прозвучало так близко, что можно было бы назвать дыханием «рот в рот». Он сомкнул губы, ощущая небольшое раздражение по этому поводу.

— Ты воспитываешь во мне терпение?

— Ты безумно нетерпелив.

— Слово «безумно» куда больше подходит тебе самому, чем мне.

— Подчиняйся мне.

Вэй Усянь замолчал. Это интриговало его и раздражало одновременно. Именно поэтому у них и получалось ладить на том совершенном уровне, которого они достигли.

Он подчинялся, потому что хотел. Ему нравились почти все идеи этого человека. И здоровые, и нездоровые. Он был для Белого Бедствия тем, кто способен понять его поступки и мысли. Это возбуждало не только его сознание, но и тело.

— Убери руки.

Предполагалось, что Вэй Усянь немедленно прекратит любые прикосновения и опустит их, но на деле это подчинение выглядело иначе. Он огладил его затылок, плечи и руки. Даже ладонь. И только после этого действительно убрал их.

— Хочешь, чтобы я с тобой поиграл, но при этом сам пытаешься играть со мной.

— Это вовсе не так, мой господин.

— Идём.

Он отпустил его, отстраняясь. Вэй Усянь разочарованно улыбнулся и, пока была возможность, потянулся вперёд, заключая мужчину в объятия и накрывая губы своими. Шептал в них сквозь поцелуй.

— Ты никогда не добьёшься от меня покорности и подчинения. Убей меня, если я тебе не нравлюсь.

— Тебя хватает очень ненадолго. Это непостоянство, что живёт в тебе, раздражает меня.

— Ты можешь сделать со мной всё, что захочешь. Можешь избить меня, можешь осыпать поцелуями. Ты можешь всё. Но я не буду подчиняться тебе. Я тебя не боюсь.

Вэй Усянь отпустил его, сдвигая маску обратно на своё лицо. Убрал руки на спину и ждал. Теперь он снова был готов быть ведомым. Только не ясно как надолго.

— Сейчас у меня нет на тебя времени.

— Не говори так. Это звучит очень грубо.

— Ты злишь меня.

— Ты любишь меня.

— Доиграешься, Вэй Ин.

Да, он слышал это. Прямо сейчас. В этих трёх словах он слышал, как злость перемешивается с безумием, что присущи этому существу. Вэй Усянь никогда не боялся его, но ему не хотелось причинять дискомфорт.

Несмотря на всю странность их отношений: они были прекрасными. Он точно знал, что всегда может рассчитывать на этого человека и его помощь. В любом вопросе. Тот даже не будет спрашивать зачем и почему. Просто сделает, если так нужно.

Они были друг другу теми, кто в одном лице заменяет и друга, и врага, и любовника. Кем-то, кого невозможно заменить. Вэй Усянь не боялся его. Он его желал. Всего его. Всякого его. Каким бы тот ни был сегодня. Сейчас.

— Извини. Ты прав. Идём. Расскажи мне, когда ты увидел меня в следующий раз?

Он подхватил Белое Бедствие под руку, увлекая за собой. Ладонь спускалась ниже по рукаву, пока не добралась до тёплой кожи. Только-только Вэй Усянь попытался переплести их пальцы, как его опередили.

Белое Бедствие мягко сжал его ладонь в своей, переплетая те же пальцы, только по собственной инициативе. Они дружно зашагали вниз по Тунлу, словно ничего только что и не было.

***</p>

Семь лет. Он бегает от него уже семь лет.

Ни воля случая, ни удача, ни судьба не были благосклонны к нему после перерождения. Все эти три женщины каждый день давали ему в голову или бросали камень в спину. Между лопаток. Больно-больно. Он застревал там, и Вэй Усянь никак не мог вытащить его.

Конечно, это образно, но ощущения были такими, будто между его лопаток действительно застрял камень, который он никак не может вытащить, как бы ни изворачивался.

Ци Жун — мелочный, агрессивный и бесконечно занудный. Он не представлял для Вэй Усяня проблему. Но за прошедшие семь лет именно из-за него мужчина ни на шаг ни приблизился к своей мести.

Лазурный Фонарь преследовал его по пятам. Поскольку ранг Повелителя Тёмного Пути был низким в отношении самого Ци Жуна, его призраки гонялись за ним так усердно, что он сам не понял, когда начал преследовать Вэй Усяня лично.

Скорее всего это произошло тогда, когда в какой-то раз, при очередной из стычек, низкоуровневый заклинатель позволил себе вольность в обращении и оскорбил его. Несколько лет назад.

Стерпеть насмешку от такого, как он, Ци Жун был не в силах. В глубине души мужчина понимал, что не способен составить конкуренцию никому из реальных бедствий. Если с Хэ Сюанем у него не было никаких отношений вообще, а с Безликим Баем были нейтральные, то с Хуа Чэном резко негативные.

Всё, что он мог — это убегать и прятаться от него. Если последний из Князей Демонов его ненароком поймает — Ци Жун отправится на веки вечные кормить дно морское. По частям.

Но бедствия — это один вопрос. А маленькая крикливая шавка в лице Вэй Усяня — это совсем другой вопрос.

Ци Жун обладатель ранга «свирепый», в то время как сам Повелитель Тёмного Пути к этому времени достиг лишь второго ранга и назывался «жестоким».

На самом деле, тот рос очень быстро. Семь лет — это не срок для второго ранга. Есть огромное множество призраков, которые десятилетиями поднимают второй ранг. А этот… Ци Жун не помнил точно, но ему казалось, что года два он уже точно «жестокий».

А может и больше. Он не помнил.

— Какая же ты заноза в моей заднице. Ты ублюдок! Ублюдок! Выродок! Ты достал меня. Я вырежу твоё сердце и съем его!

Мужчина, облачённый в роскошную, но частично испачканную кровью, лазурную парчу, нетерпеливо расхаживал вокруг Вэй Усяня.

— Я достал тебя? Это ты никак не можешь со мной проститься. У тебя стоит на меня?

Ци Жун фыркнул. Быстро завершил очередной круг почёта, встал перед своим обидчиком и нанёс тому тяжёлый удар в живот. И ещё два в лицо.

Вэй Усянь плотно сомкнул губы, чтобы не издать ни одного лишнего звука. Он тихо посмеивался, с трудом поднимая затуманенную голову. Кровь застилала ему взор. Если быть до конца откровенными, то он не помнил даже, какой день кряду его избивают и повсеместно пускают кровь.

— Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок.

— Тебя заело?

— Да ты хоть знаешь, сколько моих подчинённых ты переложил за это время?!

— Ты сам посылал их на верную смерть. Я не виноват в том, что ты не умеешь думать, и отправлял ко мне фарш. Но благодаря им я повысил ранг. Поблагодарить тебя, что ли?

Гримаса ненависти застыла на лице Ци Жуна. Чувствовал себя оскорблённым и жаждал отмщения за себя. Он принялся избивать того, чтобы выпустить пар и немного успокоиться.

Вэй Усянь усмехнулся, закрывая глаза. Цепи, в которые были закованы его руки, звенели всякий раз, как он принимал удар.

Положение дел было не самым перспективным. Ци Жун поймал его впервые за эти семь лет. Соответственно, отводил душу и куражился изо всех сил. Пока не почувствует насыщение. Пока не решит, что все его попытки оправданы.

Тогда и только тогда, после того как он замучает Вэй Усяня до состояния беспамятства; до неконтролируемой слюны, что ниточкой тянулась бы с его окровавленной нижней губы к земле; до слов извинений; до покорности, подчинения; преклонения; до момента, пока он не сломает его. Тогда-то и можно убить его.

А пока что он раз за разом, день за днём истязал его. Избивал, резал, заставлял выслушивать своё недовольство и визги.

Вэй Усянь правда не помнил, сколько он тут висит уже. Его руки были высоко подняты над головой. Цепи крепились к массивному железному крюку, загнутому внутрь, — не снять, если подпрыгнуть или подтянуться. Он едва-едва доставал ногами до земли. Топтался на носочках только в том случае, если постарается достать ногами до пола.

Единственное, чего он не понимал, так это то, почему его держат на открытом пространстве. Мужчина думал, что его запрут где-то в вонючем, затхлом подземелье. Но этого не случилось.

Он висел посреди леса. Прямо перед ним стоял трон самопровозглашённого короля Ци Жуна и какая-то, практически целиком разрушенная, лачуга. Везде валялись куски фасада и камни. Было пыльно и на первый взгляд очень неуютно. Как и на сотый.

О трупах молодых женщин и мужчин Вэй Усяню даже думать не хотелось. Эта тварь, именуемая Лазурным Фонарём, каждый день толпами сжирала людей. Призраки приволакивали ему их в качестве пищи.

Женщины и дети нравились тому больше, чем мужчины. Детей, конечно, ему реже приносили. За детьми лучше следят, чем за какими-то девушками, которым не посчастливилось встретить призраков Ци Жуна.

Органы, части тела, волосы со скальпом и без. Обрывки одежд и кожи. Всё это лежало здесь, рядом с Вэй Усянем. Разлагалось, доводя обоняние мужчины до крайности. Он уже так долго сражается с желанием вывернуть наружу свой пустой желудок, что начинает сомневаться в том, что его хватит настолько, насколько нужно, чтобы продержаться.

— Закончил?

Повелитель Тёмного Пути с трудом поднял голову. Всё болело. Каждый удар, что он только что получил, заставлял содрогаться его тело. Из-за движений и рывков, ржавые кандалы впивались в его запястья снова и снова.

Кровь текла вниз по его рукам и лицу. Разорванные одежды, что лоскутами висели на нём, покачивались от лёгкого ночного ветерка. Эти дуновения дарили его открытым ранам мимолётное чувство блаженства.

— Я закончу ещё не скоро. Но ты не можешь сдохнуть. Я тебе не разрешаю.

Вэй Усянь выплюнул полный рот крови на его одежды.

— Забыл спросить твоего разрешения. Я не умру, как бы ты ни старался. Я выберусь отсюда и разберу тебя на составляющие. Можно было бы конечно и съесть в назидание твоим призракам, но я не питаюсь падалью.

— Ублюдок!

— Что у тебя есть помимо того, что ты урод?

Какой-то грязный клинок вонзили ему в живот. Ци Жун оставил его на месте и сразу же замахнулся, поднимая ногу. Этот удар должен был махом прийтись в челюсть, но не свезло. В другой раз.

— Мой господин.

— Я король! Сколько раз повторять?!

— Король… Как же… — Вэй Усянь фыркнул, посмеиваясь и бессильно опуская голову вниз. Но его не услышали. И это хорошо. Голова была бесконечно тяжёлой. Он отдыхал.

— Ваше Королевское Высочество!

— Что ещё?!

— На опушке леса замечен… Мы не… Не говорил… На верхушке дерева стоял…

Вэй Усянь слышал прибывшего призрака рывками. Тот говорил тихо и спокойно. Слышалось, что он нервничает и боится реакции. За то самого Ци Жуна хорошо слышно.

— Какого чёрта?! Ты мусор! Ты бесполезный мусор! Пошёл прочь!

Он ударил его ногой в колено и пинками погнал с глаз долой.

— Почему здесь Белое Бедствие, а я даже не знаю об этом?!

Повелитель Тёмного Пути даже как-то оживился. Ему стало смешно. Он увидел панику и охватывавший это трусливое существо ужас.

— Здесь Белое Бедствие?

— Тебе-то какое дело?

— Твои люди заметили его стоящим на верхушке дерева? Он наблюдает за тобой? Пришёл натолкать тебе за щеку?