С собой (Моран) (1/2)
Gaelic Storm – Black is the colour</p>
Лондон — Дублин.
У Морана нет никаких раздумий и сомнений. Он покупает билет, пакует вещи и терпеливо ждёт завтра. Наступит оно или нет, уже вопрос второстепенный и, честно говоря, не особо его волнующий.
Себастьян точно бы не стал расстраиваться из-за своей внезапной кончины — прочувствовать прелести смерти он уже сумел с кончиной Джима. Пугать его, если бы кто и попытался, было бы просто нечем. Режьте, бейте, пытайте — плевать. Он испытал всё и даже больше.
Нового не придумать.
Но, как бы он ни призывал эфемерных врагов к своему порогу, они решают остаться в тени, и завтра наступает.
Квартира остается пустой и тихой. Моран забирает Джима с собой — так надежнее. Даже мёртвым ему будет надежней с ним.
Солёный ком рассасывается лишь в самолете. Женский голос просит пристегнуться и выключить мобильные устройства — Себастьян рассчитывает на крушение лайнера, косясь на табличку с красным запретом «Не курить».
Зажигалка в его пальцах нервно щёлкает.
*
Вопреки надеждам аэроплан прижимает шасси к земле и доставляет Морана в родную страну. Она серая, пропитая и неприветливая — Бас растягивает губы в усмешке и, перехватывая набитую сумку в правую руку, размашистым шагом удаляется из аэропорта. Воздух здесь пепельно-стылый и чистый, он цепляется за лёгкие и заставляет дышать глубже.
Себастьян чувствует себя почти живым.
Он весь — почти. Этакая ходячая полумера, в которой сплетёнными в клубок змеями затихла боль, которая не может уползти, и поэтому кусает ежесекундно. Себастьян почти привык.
И сейчас он почти понимает, куда берёт билет и зачем туда едет.
Тот дом, Себастьян, он будто создан для нас. Ветер в нём воет, огонь горит в камине и в подвале столько виски, что упиться можно… Я покажу тебе… Любишь шум волн?
Моран не знал, любил ли он шум волн, но пошёл за Мориарти, чтобы полюбить наверняка. Теперь же… Думать о «теперь» не хотелось.
Тупая механика: скурить три сигареты подряд, осушить банку пива и сесть в автобус, молча и безразлично рассматривая вшитую под кожу серость. Он знает её наизусть, может обуять, может спрятать за пазуху и, при желании, подарить кому-то.
Давай же, Моран, ты обещал дождей. Тех самых.
Он мог подарить, вот только дарить было некому. Все дожди забраны, высушены и стёрты.
Моран прикрывает глаза и старается уснуть. Горький привкус не то сигарет, не то жалости к самому к себе заставляет сердце долбиться в рёбра больнее.
Плевать.
*