Часть 6 (1/2)

Роман испытывал злость и раздражение. Эта чёртова Ореста написала ему ещё утром, что сегодня целый день будет занята с мамой, и перестала отвечать на его звонки. Он набирал её несколько раз, но всё было тщетно. Поработав полдня в хостеле над отчётами, Роман набрал Свята, но тот тоже проигнорировал его вызов.

Было до слёз обидно, что месяц назад Дэн улетел в Америку, даже не попрощавшись, а Свят отказался продолжать существование их «Банды». И только Вера смогла убедить его не бросать музыку. Но, по большому счёту, для Свята музыка не значила так много, как для самого Романа. И хотя он испытывал благодарность Владу, что тот согласился заменить Дэна, позволив «Банде» продолжать свой творческий путь, всё же чувствовалось, что только для него одного музыка была самой жизнью. Как и для Веры. Ему очень не хватало её. Она как-то сразу понравилась Роману, и он постепенно влюблялся в неё всё больше, пока она не призналась, что согласилась помогать полиции, «стуча» на него и помогая найти того, кто продавал наркотики в школе.

Он не стал ничего выяснять, просто прикрыл сейф в тот вечер, когда вернулся из отделения полиции. А утром уже повесил полку на место. И забыл. И не вспоминал о нём, да и не вспомнил бы, если бы не Бодя, который слишком громко кричал сегодня, что это Ореста дала ему наркотики. И Вера тоже об этом говорила.

Роман полез в сейф и испытал целую гамму эмоций, когда увидел зияющую пустоту перед собой.

Его не очень беспокоило, что Ореста была связана с наркотой, в конце концов, он не лез в её жизнь, да и боялся узнать правду, если честно. Не хотелось бы узнать, что кроме того, что она калечит и похищает людей, а ещё угнала их машину и почти месяц не давала о себе знать, и именно Роману пришлось уговорить маму не подавать заявление в полицию, замешана в чём-то более зловещем, что привело к гибели Анатолия Ивановича под ступеньками «Вивата» на глазах у своих учеников. И хотя на её нечеловеческий крик тогда сбежалась вся школа, и Роман даже подошёл к ней и, кажется, положил руку ей на плечо, когда заметил кровь, что окрасила лицо, пальцы и рубашку водителя их мамы, он тогда так и не успел с ней поговорить. Всё так быстро завертелось, что он помнил только, как Вера просила у кого-то телефон, чтобы вызвать скорую, а Ореста отпихивала её от уже мёртвого тела директора их школы. А потом и мать, и отец появились на пороге школы и утащили Романа в машину под звуки сирен полицейских машин и карет «скорой помощи». Последнее, что он помнил, это как Ореста повалилась без сознания на мёртвое тело директора, а мать судорожно рыдала всю дорогу до дома. Когда они отъезжали, Вера всё ещё оставалась во дворе школы, и её оттаскивал лейтенант Лысенко, а она всё порывалась прощупать пульс Оресты. Роман даже выпустил из виду, что Ореста явилась на баскетбольный турнир как ни в чём не бывало, хотя до этого её давно никто не видел.

Мать шептала в пустоту салона авто:

− Да хрен с ней, с этой машиной.

А потом в их дом наведалась полиция, всё опечатали, его родители свинтили за границу, а Роман переехал в хостел, ведь остаться в таком огромном доме одному, да ещё и после того, что там неоднократно проводили обыск, было неохота.

И он практически не вспоминал Оресту весь следующий месяц, пока она была в больнице, ведь где-то в душе хранил обиду, что она бросила его и его семью, ничего не объяснив. А потом отец запретил ему даже вспоминать её имя, сказав, что она вместе с директором школы неоднократно пыталась его подставить. И он решил, что если ей не нужно, то и он обойдётся. Только вот что-то дрогнуло в его душе, когда он делал Вере предложение и мысленно составлял список гостей на их свадьбу – без Дэна, Агаты, Анны-Марии и Оресты он чувствовал себя так, словно у него украли добрый отрезок жизни. Да ещё и Свят морозился, увлёкшись Галой и похерив музыку.

Но когда Вера исчезла, ноги сами принесли Романа в комнату водителя его мамы, ведь он вообще не верил в компетентность полиции в общем, и в частности – в наличии таковой у старшего лейтенанта Лысенка. А вот Ореста могла бы помочь ему. По крайней мере, их джип она вернула незадолго до того злосчастного баскетбольного турнира, и мама говорила ему, что приходила к ней в больницу. Роман вспомнил, что тогда был занят аранжировкой своей новой песни, и когда мама пришла к нему в репетиционную, чтобы рассказать о своём походе в больницу, Роман был слишком увлечён и только кивал. Но одно он знал точно: Ореста жива.

Если бы он не злился на неё, то непременно спросил бы: Ореста, какого хрена? И пусть бы она рассказала ему всю правду. О наркоте, о тех бандитах, что убили директора школы, и вообще о том, что связывало её и Анатолия Ивановича. И, о да, про «Хайп». Но она бы ничего не рассказала ему, конечно же.

И в этом была вся Ореста. Но сейчас Роману было наплевать на её характер и скрытность. Сидя на покрывале своей кровати он вдруг отчётливо понял, что после того, как он с и без Оресты проверил все варианты, выходило, что если Веру не похитили инопланетяне, то могли похитить или даже убить те стрёмные типы, что испортили им празднование победы в баскетбольном турнире. И ему так захотелось спросить Оресту, какого чёрта они вообще заявились в школу, убили директора, хотя его отец как-то обмолвился, что если бы этот провинциальный жадный дебилоид Огниевский не вписался за Кофлер, был бы жив. Значит, был какой-то конфликт, в котором была замешана Ореста, директор, бандиты, полиция и его семья.

И, хоть это и не казалось ему существенным, за последний год он часто заставал Оресту в школе. Каждый раз она ссылалась на поручения Илоны Максимовны, и у Романа до сегодня не возникало никаких сомнений на этот счёт. А вот теперь он задумался. Кое-что припомнил.

Ровно чуть больше года назад, во время прошлого финала ежегодного баскетбольного турнира, когда он застал в раздевалке Анну-Марию и капитана команды из «Элиты», он пошёл бродить по школе и случайно оказался в актовом зале. Он ещё тогда удивился, что дверь в звуковую была приоткрыта. Он всегда любил звукачить на школьных мероприятиях, и ноги сами понесли его к открытой двери. И когда его нога уже ступила на деревянный помост сцены, в окне звуковой дёрнулась занавеска. И на один короткий миг Роману показалось, что он видел нового директора школы, целующего взасос Оресту. В красном отблеске занавесок и через стекло ему показалось, что водитель его мамы тоже заметила его.

Тогда он не придал этому значения, ведь, скорее всего, ему просто показалось, так как Ореста работает на их семью уже давно, а директор только две недели назад переехал в Киев. Да и ему было, в общем-то, пофиг.

А когда его мама стала встречаться с директором он уже и не вспомнил о том, что видел когда-то, тем более что он был тогда слишком расстроенный и шокированный, а новый директор неожиданно вышел из звуковой и окликнул его. Роман застыл, застигнутый врасплох.

− Фамилия, парень? Ты из какого класса?

− Журавский, из «9А».

− Ну и что тебе здесь нужно, Журавский, когда все трапезничают на фуршете? Или ты забыл дорогу в малый спортзал?

Роман быстро нашёлся:

− Я ищу Оресту, это водитель моей мамы, она должна отвезти меня домой.

Анатолий Иванович пожал плечами и сказал, что понятия не имеет, о чём он.

Но Роман не видел, как хищно блеснули карие глаза.

А потом он дрался с капитаном «Элиты» на паркинге школы, и Ореста не разборонила их, потому что была непонятно где. И уже сидя в Рейндже возле мамы, вытирающей кровь с его лица, он делал вид, что его не касается, когда мама выясняет у её водителя, где та была, пока её сына избивали возле их машины. И, кстати, когда новоиспечённый директор познакомился во дворе школы с его мамой, Оресты тоже не было с ними, хотя она должна была ждать их. А он тогда чуть не подрался с родным отцом. А Ореста, между прочим, должна была защищать его, хотя, скорее всего, она бы не пошла против своего бывшего работодателя, ведь когда её принимали к ним в семью на работу, ещё Игорь Валентинович был главой семьи.

У Романа сильно разболелась голова, и он пошёл в спальню матери, чтобы попросить таблетку. Он не знал, который час, так как забыл телефон в кармане куртки, но за окнами было темно.

Мамы не было в спальне. И ещё ему показалось, что там воняло сигаретным дымом, хотя его мама не могла курить из-за проблем со здоровьем. Во всём доме не горел свет, но джип стоял на подъездной дорожке с момента его возвращения домой. И когда он проходил мимо, по привычке дотронулся до капота. Чёрный металл был холодным.

Значит, либо Оресты нет дома, либо она сидит у себя в спальне. Роман решил не откладывать выяснений отношений с ней, а прямо сейчас пойти и поговорить. Или, если её нет дома, то он хоть одним глазом посмотрит, чем она занимается, если сможет включить хоть один из её компов. Паролей он, конечно же, даже за столько лет не узнал.

− Привет, у тебя есть таблетка от головы?.. – Роман вошёл в комнату Оресты, переступив порог, потирая висок. Он входил к ней так миллион раз.

Слова застряли у него в горле, когда он глянул перед собой.

− Тише, разбудишь Илону Максимовну, − прошептала Ореста.

− Я не сплю, − его мама села в кровати, забрав руку с обнажённой спину Оресты.

Роман успел заметить багровые кровоподтёки до того, как водитель их семьи опустила футболку.

− Что за?..

− Я тебе всё объясню, Рома, иди сюда, присядь, пожалуйста.

− Не, я уж лучше постою.

Если бы он любил её не так сильно, то мог бы удивиться, что его мать стала шлюхой. Сначала директор, потом отец, теперь Ореста. Но он просто стоял, массируя голову. Ожидая объяснений.

Ореста вылезла из-под одеяла и прошла к тумбочке возле окна. Порылась там и передала ему блистер таблеток, а потом пожала плечами, как бы извиняясь:

− Воды у меня здесь нет, так что тебе придётся спуститься на кухню.

Он автоматически взял таблетки и, не читая названия, выдавил сразу две в ладонь, а потом проглотил на сухую.

− Роман, ты всё правильно понял, − ошарашила Илона Максимовна своего сына, − мы с Орестой встречаемся.

Роман открыл и закрыл рот.

Илона продолжала:

− Меня в этой жизни все постоянно предавали и бросали, и я больше не могу быть одна, я хочу, чтобы меня любили. И единственный человек, которому я ещё доверяю, это Ореста…

− Но разве это повод, чтобы лечь с ней в постель? А как же любовь, мам?

− А в чьих чувствах ты сомневаешься, сыночек? Я только после смерти Анатолия Ивановича поняла, что у меня всегда были чувства к Оресте, а в её преданности я никогда не сомневалась.