Глава 10 (1/2)

Это не было похоже ни на что.

Если бы Арми заставили описать происходящее, то он бы со всем своим воображением и словарным запасом забуксовал бы на месте, как внедорожник, столкнувшийся с такими ландшафтными реалиями, которых еще не встречал.

Возможно, это было похоже на затянувшийся романтический уик-энд, если бы не некоторые «но».

Они делили с Тимоти одну постель, иногда ванную и однажды даже одно сиденье автомобиля, но при этом он не мог быть до конца открыт в проявлении своих чувств, потому что стоило ему хоть немного надавить, и он чувствовал, как Тимоти ускользает. Например, просто поцеловать его без причины после ужина или в любой другой не располагающий к близости момент, или взять за руку. Ему все казалось, что есть какой-то барьер, который они до конца не преодолели. И Тимоти порой вел себя странно: то проявлял инициативу и, например, вечерами перед телевизором даже залазил на него, переплетал их конечности и как ни в чем ни бывало продолжал смотреть фильм или ковыряться в телефоне, то всем своим видом показывал, что они чуть ли ни приятели, случайно оказавшиеся под одной крышей, и уходил от всех попыток Арми намекнуть на что-то большее. Обычно это происходило, если его разум не был затуманен алкоголем, сном или желанием.

Они много разговаривали обо всем, что только можно себе представить, но никогда не касались темы отношений и больше ни разу не возвращались к диалогу на веранде в самый первый день.

Арми каждый день с опаской ждал, что Тимоти скажет, что заказал обратный билет на самолет, но шел уже пятый день, а этого не происходило.

По утрам, а точнее ближе к полудню, они вместе завтракали и расходились по разным комнатам: Арми обычно проводил время в кабинете, а Тимоти либо в гостиной, либо на веранде, если было не слишком ветрено, учил свою новую роль. К обеду, хотя по времени больше похожему на ужин, кто-то из них не выдерживал первым и шел отвлекать другого, и они решали, будут ли заказывать еду на дом, куда-то поедут или Арми будет готовить сам. Чаще заказывали – это здорово экономило время и разнообразило их меню. После обеда они обязательно шли гулять с Арчи. Эти прогулки порой длились так долго, что казалось, что именно Арчи уводил их обратно. После прогулок они отогревались чем-то горячительным или объятиями, а чаще совмещали. Несколько вечеров подряд они смотрели фильмы, лежа на диване перед телевизором.

Несмотря на некоторые условности, Арми был счастлив.

Он был счастлив видеть лицо Тимоти по утрам, проводить с ним дни, засыпать по ночам. Делать что-то вместе или скучать, пока они находились в разных комнатах, держать его в объятиях или просто наблюдать со стороны. Он был до того счастлив, что забыл, как любит одиночество, тишину и покой, что забыл про свой прежний распорядок дня, но его это ничуть не заботило. Он ни с кем не жил так долго и так тесно соприкасаясь и с удивлением открывал, что это, оказывается, может быть приятно и ничуть не раздражает. Что можно озвучивать свои мысли вслух и получать на них ответную реакцию, обсуждать какие-то идеи или даже спорить и находить в этом отдушину с толикой азарта.

А особое утешение он испытывал по утрам, переворачиваясь и натыкаясь на сонное расслабленное тело рядом. Тогда он его обнимал, прижимался и наслаждался этой близостью, пока Тимоти еще спал или делал вид, что спит. Несколько раз такие утренние обжимания заканчивались еще более близким и приятным контактом, после которого настроение было на высоте и, если бы Арми умел петь, он бы делал это, не переставая, в унисон своей душе, потому что она пела, невзирая ни на что.

Но одним утром традиция нарушилась: он проснулся от того, что к нему сзади прижался Тимоти. Как будто так делал всегда. По-хозяйски уверенно перекинул через него руку, уткнулся носом в основание шеи, щекоча дыханием, а между оголенных ягодиц ему уперлась недвусмысленная и обжигающе горячая твердость. Арми даже не напрягся, он не был против, скорее, он был удивлен, почему Тимоти не заговорил об этом раньше или хотя бы не намекнул. Он подался бедрами чуть назад и поймал ответное движение, отозвавшееся тонким намеком на возбуждение. Мозг еще не проснулся толком, и тело пока реагировало лишь инстинктивно, но теплая тяжесть сзади была волнительна, и в то же время вызывала чувство уюта и утренней неги.

Арми провел ладонью по лежащей у него на груди руке и сжал, переплетя пальцы.

- Хочешь? - спросил он, пока так и не отрыв глаз. Без визуальной составляющей тактильные ощущения воспринимались острее.

- Что? - сонно и хрипло выдохнул Тимоти, щекоча дыханием между лопаток.

Арми снова подался бедрами назад:

- Так.

- Это предложение? - прозвучало после небольшой паузы и слегка заторможено.

- Я не против, - ответил Арми и почувствовал влажный поцелуй в выпирающую косточку седьмого позвонка.

- Может быть, - ответил Тимоти и снова притих. По его дыханию Арми понял, что он задремал.

Сколько было времени неизвестно, да и абсолютно плевать. Арми приоткрыл один глаз: небо в окне виднелось затянутым в тучи. Он потерся щекой о подушку, устроился на ней поудобнее и поймал себя на мысли, что совершенно не желает вставать. После вчерашнего безумия, которое они тут устроили, лишний отдых был просто необходим. Казалось, что и безотчетное возбуждение не грозит им в ближайшие дни, но тела жили своей жизнью, раз снова реагировали. Воспоминания запестрели под закрытыми веками, и он сильнее сжал расслабленную ладонь.

Поза шестьдесят девять никогда не была у Арми любимой. Невозможность сконцентрироваться на своем или чужом удовольствии, ограниченность движений – ничего из этого обычно не вызывало в нем восторга, но, когда он лежал на кровати, а Тимоти сбоку от него стоял на четвереньках и увлеченно ласкал ртом его член, ему показалось несправедливым, что возбуждение его любовника остаётся без внимания. Он потянул его бедра к своему лицу и, придержав колено, заставил перекинуть ногу через свою голову.

С этого момента ощущения разделились на два фронта, и те, что снизу, подстегивали к подвигам сверху. Арми расслабил горло, впуская Тимоти глубже и задержал дыхание, чуть не подавившись, когда его собственный член обволокла вибрация гортанного стона.

Может быть, он был не прав относительно этой позы, а может, абсолютное доверие и ничем не замутненное желание к партнеру играло свою роль. С ним он не думал больше ни о чем. Возбуждение подскочило на предельно высокий уровень от ощущения будто он отсасывает самому себе – было похоже на то, особенно когда Тимоти одновременно сам насаживался ртом и толкался вглубь его.

Но когда движения бедер и головы стали совсем хаотичными, а его член все чаще перехватывала рука, Арми увернулся от очередного толчка, и, чуть отдышавшись, смачно, с удовольствием провел языком по его правой ягодице, и, не сдержав желания и глубинного рыка, куснул. Он бы хотел прокусить, хотел бы впиться так, чтобы на бледной коже остались следы от его зубов, хотел бы видеть их после, и это желание вовсе не было навеяно чем-либо похожим на садизм, вовсе нет. Это скорее было первобытно-инстинктивным желанием подчинить, показать принадлежность и заявить свои права, выразить свою страсть – не более. Но вместо этого он разжал челюсти и засосал кожу, словно пытаясь выпить из нее все соки, выжать влагу и распробовать ее на вкус. Его остановил негромкий вскрик и впившиеся в его бедра ногти. Арми не без сожаления оторвался, лизнул покрасневший след, потом еще, а на третий скользнул языком в ложбинку.

Там он уже действовал более деликатно: ласкал широкими неторопливыми мазками, ввинчивался языком в тугое колечко мышц или щекотал самым кончиком. Он настолько увлекся, что не сразу заметил, что его собственное возбуждение остается без внимания. Тимоти постанывал негромко, но непрерывно, а потом и вовсе начал сам скользить ягодицами по его языку в желании получить больше.

- Расслабь, - шепнул Арми и тут же проник языком глубже, чем мог до этого. Тимоти застонал громче и выпрямился, буквально сев на его лицо. Арми толкнулся еще раз и впился губами в нежную кожу, засасывая и лаская губами и языком. Отпустить себя в своих желаниях было до одури прекрасно, а то, как дрожало над ним отзывчивое тело, заводило лишь больше.

Он провел руками вверх по его бокам и нащупал пальцами соски. Пока он ублажал его языком, его пальцы безостановочно мяли, сжимали и растирали вмиг отвердевшие горошины и, войдя в раж, он совершенно не понял почему на его живот упали тяжелые горячие капли. И только по судорожно сжимающемуся под его губами отверстию он понял, что Тимоти кончил. Вот так быстро, неожиданно и совершенно без предупреждения. Помогал он себе рукой или нет – неизвестно, Арми даже не заметил, и это точно не входило в его планы. На секунду он растерялся, замер, но собственное возбуждение продиктовало, что делать дальше. Мозг не успевал.

Он буквально снял Тимоти с себя, уложил животом на матрас, навис сверху и, собрав с себя вязкие подтеки, смазал свой член, и без предупреждения вошел. Податливо раскрывшееся тело вздрогнуло под ним, но приняло полностью. Арми лишь заметил, как чужие пальцы судорожно сжали одеяло, а дальше его было уже не остановить. Он вбивал его в матрас, двигался быстро и настойчиво, пока собственное удовольствие не скрутило его и не заставило замереть глубоко внутри. Вспышка прошила все тело насквозь, ослепила на долю мгновений, выжала без остатка и оставила висеть только на силе собственных рук, которые при мысли о них тут же подогнулись, и он упал сверху, уткнувшись носом во влажные, завивающиеся больше обычного кудри. Парень под ним дышал рвано, но не шевелился. Пах жаром, сексом и собственным неповторим ароматом, приятно-дурманящим, щекочущим рецепторы до приятного, так что хотелось только вдыхать и сохранять в себе воздух.

Придя в себя, Арми скатился, заставил его перевернуться, поймал совершенно неадекватный взгляд и, посмотрев вниз, увидел крепкое возбуждение, требующее новых действий. Он довел его пальцами, скользя в мокрой жаркой расслабленной глубине и безошибочно давя на нужную точку. Второй раз Тимоти кончал беззвучно, почти сухо, но содрогаясь всем телом. Он отпустил свой член, только когда выжал последнюю почти прозрачную каплю и, закрыв глаза, провалился в безвременье.

Арми наспех протер их обоих салфетками, помог ничего не соображающему Тимоти перебраться на подушку, накрыл их обоих одеялом и сам ушел в сон быстрее, чем мог что-либо осмыслить.

Но теперь, утром, он все это прочувствовал. Находясь между сном и явью, он грезил воспоминаниями прошлой ночи. Могла ли их связь быть теснее, откровеннее, глубже – он не думал. Так же, как и о том, чтобы позволить Тимоти вести. Это напрашивалось само и было на поверхности. И что бы он там себе ни напридумывал и в чем бы себя ни пытался убедить, ему уже не соскочить.

***

Тесто неприятно липло к рукам, и Арми не совсем понимал, что с ним делать дальше, а еще больше он не понимал, зачем вписался в эту авантюру. Наверное, только из-за того, что Тимоти вызвался помочь. Но вся его помощь состояла в том, чтобы открыть томатную пасту, пачку с моцареллой и ветчиной и нарезать помидоры – это было ничто по сравнению со сражением Арми с липкой массой неправильной консистенции. Тесто выигрывало. Надо было заказать готовое и только распределить его по форме и добавить начинку, а еще лучше – заказать готовую пиццу и вообще не думать ни о чем. Но Тимоти его уговорил, сказал, что это будет весело.

- Это не весело, - вынес вердикт Арми, пытаясь снять с пальцев прилипшую массу.

- Почему нет? – искренне удивился Тимоти и отпил из бокала вина, которое предназначалось к пицце, но было уже ополовинено.

- Потому что я прилип! – возмутился Арми. – Дай мне вина.

Тимоти прислонил к его губам бокал и наклонил, вынудив сделать глоток больший, чем Арми рассчитывал.

- Или влип? – пошутил он и сам снова присосался к темно-бордовому содержимому.

- Влип я, когда согласился. Не думал, что в тебе проснутся такие желания. Ты же не любишь готовить!

- Рядом с тобой просыпаются совершенно неожиданные желания, - туманно ответил Тимоти и подлил в бокал. Они пили из одного.

- Оно совсем не такое, как описано в рецепте, - посетовал Арми, - всыпь-ка еще муки.

Тимоти взял пачку со стола и бездумно наклонил.

- Господи, твои таланты точно на эту сферу не распространяются.

На самом деле Арми ворчал не со злостью, а просто потому, что немного переживал за конечный результат. Он опасался, что они останутся голодными и придется довольствоваться какими-нибудь тостами с арахисовой пастой, а это было совсем неаппетитно и не заманчиво.

- Ты уверен, что знаешь все мои таланты? – заигрывающе спросил Тимоти. Он сегодня вообще был загадочно-далек и все на что-то намекал, но Арми пока не мог понять, на что. Да и вообще вся эта тема с готовкой его удивила, обычно инициативы в этом вопросе от него не исходило никакой.

- Допускаю, что не все, - ответил Арми, наконец добившись более-менее приемлемого результата. Он раскатал получившееся тесто по форме и облегченно выдохнул. – Где там твоя начинка?

Он быстро смазал тесто томатами, разложил сыр, ветчину и помидоры и снова сыр. Выглядело неплохо, хорошо бы и на вкус было также.

- Так что, поделишься? – спросил он, направившись к раковине, чтобы ополоснуть руки.

- Ты бы предпочел, чтобы я рассказал или показал?

Арми посмотрел на него из-за плеча. Да что с ним сегодня такое? Не то что бы он был против, но просто пока мало что понимал.

- Смотря что ты имеешь в виду, - ответил он и выключил воду. – Если ты, например, умеешь ходить на руках, то хватит рассказа, я поверю.

Тимоти вдруг выпрямился на стуле, прислушавшись как гончая на охоте, потом вскочил и побежал куда-то. Арми снова ничего не понял, но продолжил стараться во благо ужина – мысли были только об этом. Взял сырую пиццу, открыл горячую духовку и запихал ее туда, выставил время, и удовлетворенно выдохнул. Он стоял и смотрел на подсвечивающееся нутро, когда его оглушил звук музыки. Она и до этого играла фоном, но теперь просто взрывала барабанные перепонки. Кажется, это была Rihanna и пела она о блеске каких-то бриллиантов, и советовала сиять так же.

Арми повернулся, пытаясь понять, что происходит и зачем так громко, и удивленно замер, увидев Тимоти, подпевающим и приближающимся. Он подтанцовывал и, кажется, словами песни обращался к нему самому.

I knew that we'd become one right away

Oh, right away

At first sight I felt the energy of sun rays

I saw the life inside your eyes</p><span class="footnote" id="fn_33549769_0"></span>

Подобный перфоманс Арми насторожил, но он пока не понял весь масштаб бедствия. И только когда Тимоти подошел к нему вплотную и, продолжая подпевать, начал развязывать на нем фартук, обняв спереди, он начал о чем-то догадываться, но пока не верил сам себе.

…you and I

We&#039;re beautiful like diamonds in the sky</p>

Больше ненужная вещь улетела в сторону, и Тимоти взял его за руки, заглянув в глаза. Он продолжал подпевать, пружинить и качать головой в такт музыки.

Eye to eye, so alive

We&#039;re beautiful like diamonds in the sky</p>

Арми замотал головой:

- Нет.

Тимоти в ответ с улыбкой закивал головой.

Shine bright like a diamond</p>

Арми снова протестующе попытался выразить несогласие, но не был воспринят всерьез. Танец Тимоти набирал обороты и стремился вовлечь его. При этом это не выглядело как-то нелепо или боже упаси пошло, это выглядело заразительно. Но Арми не умел танцевать или по крайней мере не любил в отличие от парня, красиво двигающегося под музыку и самозабвенно отдающемуся ей. Как минимум, он не делал этого много лет, и совершенно не собирался сейчас. Ровно до того момента, пока его руки насильно не обхватили и не заставили обнять подвижное тело на словах:

When you hold me, I&#039;m alive, we&#039;re like diamonds in the sky</p>

Тимоти потянул его подальше от кухни и от узкого пространства между духовкой и столом. Он вытянул его в свободный проход и, прижавшись на мгновение всем телом, отступил и продолжил танцевать и петь, держа его за руки.

Стоять столбом было невыносимо. Это было глупо, нужно было либо подыграть, либо вырваться и уйти. Арми не смог сделать второго, такая грубость не вязалась, поэтому, зажмурившись, поймал ритм и начал слегка раскачиваться. Не глядя это делать было проще и считать секунды до конца песни или до момента, когда Тимоти это надоест. Но судя по тому, как он начал о него тереться, ему это вовсе не надоедало, наоборот, лишь раззадоривало. Арми приоткрыл глаза, увидел увлеченное лицо и снова их закрыл, надеясь не потерять равновесие. Это и был один из талантов, на который Тимоти намекал?.. Лучше бы это осталось тайной.

Когда ритм музыки замедлился, а парень к нему снова прижался, обхватив за шею, Арми все-таки открыл глаза и влип во взгляд, как муха в паутину. Дальше все было как в тумане, где были только зеленые маяки, которые вели за собой и вели прямо в музыку, в слова, в песню.

So shine bright, tonight, you and I

We&#039;re beautiful like diamonds in the sky</p>

С чего они вдруг бриллианты, красивые и сияющие в небесах, Арми перестал вдумываться, он отпустил любые мысли и понял в какой-то момент, что танцует, крепко сжимая Тимоти в объятиях, а потом отпускает, кружит и ловит снова. А тот крутится и извивается, заглядывая в глаза и заставляя ловить ритмы. Не быстрые, но качающие.

- Это было с первого взгляда, - сказал Тимоти, когда песня закончилась, и через небольшую паузу началась другая. Совсем медленная и тягучая.

- Что? - кажется, Арми понял, но хотел услышать все полностью. Они оба чуть запыхались и пытались отдышаться.

- Я на тебя запал, - чуть погодя ответил Тимоти. Они все стояли, обнявшись после того, как остановились. - С первого взгляда.

Арми рассматривал его лицо и думал, можно ли влюбиться сильнее, чем он уже любил, и понимал, что можно, что этому совсем нет предела, нет стенки, в которую ты упрешься спиной, сколько бы ни шагал назад, в неизвестность, сколько бы ни углублялся в себя.

-У меня было так же, только гораздо раньше.

Звук сработавшего таймера нарушил идиллию и откровенность момента.

- Пицца готова, - сказал он, но объятий не разжал.

- Значит, надо ее достать.

Арми кивнул и с сожалением опустил руки. Пока он возился с духовкой, с горячей и ароматной пиццей: доставал и разрезал на куски, Тимоти убавил звук до приемлемого и уселся за стол на привычное для себя место.

- Пахнет вкусно, - вынес он вердикт.

Арми согласно кивнул и все-таки достал еще один бокал.

- Надеюсь, на вкус не хуже.

На вкус и правда оказалось неплохо, тесто было жестковато, но сочная начинка с тянущимся сыром исправляла ситуацию, а голод вообще не оставлял шансов рассуждать.

- Расскажи, что ты подумал тогда на балконе, - попросил Арми, надкусывая новый кусок.

- Когда увидел тебя? - переспросил Тимоти. - Сначала я вообще не думал. Я просто смотрел на тебя и не мог отвести взгляд. Хотя нет, я подумал, почему я не знаю тебя и ни разу не видел раньше, ведь на таких вечеринках случайных людей не бывает.

Арми кивнул и сделал глоток вина.

- Я чувствовал твой взгляд, мне тогда казалось, ты все знаешь, что видишь меня насквозь и несмотря на невозможность подобного, ты знаешь, кто я, зачем я там, и что я слегка помешан на тебе.

- Если бы я тогда понял, что такой красивый мужик помешан на мне, я бы запрыгнул к тебе в объятия прямо там.

- Нет, - засмеялся Арми, неверующе мотая головой.

- Что нет? Так бы и было, - уверено заявил Тимоти и снова принялся жевать пиццу. - Но ты был такой отстраненный, - продолжил он чуть погодя, - такой уверенный в себе, такой правильный, так красиво говорил. Пока ты не предложил поужинать, я был уверен, что ты стопроцентный натурал. Да и потом, даже после цветов и второго ужина я не знал, как к тебе подступить.

- Знал бы ты, что происходило в голове у меня. Собираясь на ту вечеринку, я даже не думал, что ты можешь обратить на меня внимание.

- Почему? На тебя сложно не обратить внимание.

- Потому что я выше всех, кто там был?

Тимоти прыснул, чуть не растеряв содержимое рта:

- Это конечно тоже. Но не только. Ты реально не осознаешь свою привлекательность?

- Я не знал, что ты не натурал, - свернул с темы Арми. Самокритика была слишком сильна всю его жизнь, чтобы полноценно осознавать что-то подобное.

- Я не натурал, - согласился Тимоти, - даже больше, чем я думал раньше.

Арми не стал ничего спрашивать, обдумывая услышанное. Хотя ни о чем конкретно он не думал, просто вспоминал и пытался сопоставить.

- Чем займемся? - спросил он позже, когда с ужином было покончено.

Тимоти пожал плечами. Он сидел, откинувшись на стуле и держал в руках бокал с вином. Расслабленный, спокойный, но даже в таком состоянии сквозь тонкую одежду проглядывались его углы: выпирающий кадык, ключицы, видные в чуть растянутом вороте футболке, острые плечи, хоть и не расправленные как следует, локти на согнутых руках, костяшки длинных тонких пальцев, колени – он весь состоял из них и заводил куда больше любых волнующих изгибов какой-нибудь красотки. Арми хотел его все время, 24/7, даже если его тело уставало и требовало передышки, он его все равно хотел.

Он вернул взгляд к лицу: скулы, как же он мог про них забыть, он очень любил их гладить, проваливаться пальцами во впалые щеки и обхватывать острый волевой подбородок, который выдавал ту силу характера, с которой Арми если и довелось столкнуться, то только вскользь.

Иногда ему казалось, что Бог создал Тимоти в момент страстной экспрессии, на изломе любви и твердости, в периоде непостоянства. Как еще объяснить, почему он выглядел так мило со всеми своими углами.

- Прогуляемся? - отвлек его виновник этих мыслей.