я наигрался (1/2)
И взяв гербарий милой мне рукою,
Перебирая хрупкие цветы,
Вы извлекли из сонного покоя
Все прошлое любви и красоты.
Вы разбудили то, что незабвенно,
Вы воскресили молодость и пыл
Минувших дней, чей пепел сокровенный
Гербарий этот бережно хранил.
На тот цветок мой выбор пал случайно,
И вот же он, без влаги и земли,
В моей руке, подвластен силе тайной,
И вновь сердца былые краски обрели…
От странного звука ручка поспешно покатилась вниз, оставляя длинную полосу чернил на белой бумаге.
Откладывая блокнот, мужчина огляделся, пытаясь в свете одиноко горящей лампы, разглядеть хоть что-то.
Обычно он не любит болеющих людей, ведь те показывают свою слабость, а Дамиано ненавидит слабых.
Но Мишель? На самом деле музыкант несколько раз прокручивал в голове навязчивые мысли то и дело совершая попытки покинуть квартиру девушки.
Его не ничего останавливало, не было обязательств, привязанности, было достаточно совершить несколько шагов, захлопнуть тяжелую дверь и уехать домой на другой конец города.
Так почему он сидит тут, тыкая ручкой в блокнот и пишет о каких-то нелепых цветах?
Желание.
Тяжёлая голова начинала болеть, хватая пиджак, Дамиано вышел, дабы набрать в лёгкие драгоценный кислород. Трясущимися руками поднося сигарету к губам.
Центральные улочки были освещены старыми фонарями, глядя на них невозможно было представить сколько эпох видели эти железные сооружения.
Слегка влажная каменная дорожка переливалась от лунного света, отражая и соединяя воедино божественные силуэты многочисленных церквушек.
Парочки пьяных туристов с бутылками дешёвого вина возвращались в свои апартаменты, дабы набраться сил для дальнейшего исследования прекрасного города.
Ночной центр Рима успокаивал, приводил в порядок беспорядочную, разбросанную на мелкие ниточки паутину мыслей в голове. Интуитивно нащупывая ключи от чёрной машины, Дамиано открыл дверь автомобиля. В салоне до сих пор витал аромат свежего жасмина, повернув ключ зажигания, мужчина нажал на газ, поглядывая на удаляющийся дом, огни которого ярко переливались.
Резкая остановка болью отдалась в грудной клетке, а принявшая на себя удар диафрагма заставила музыканта поморщиться.
Маленький мальчишка, который остался сидеть в той комнате, ещё шесть лет назад, вновь вернулся.
Почти вышибая дверь квартиры, останавливая её рукой в последний момент, вокалист подошёл к кровати, опускаясь на колени.
— А ты всё так и спишь. — убирая светлую прядь волос, музыкант соединил их лбы. — Мишель, если бы ты только знала, какой пожар устроила в моей душе.
Усмехнувшись самому себе, Дамиано аккуратно коснулся сухими губами до руки девушки, ощущая тепло её кожи.
Тонкие пальчики согревали, а миллионы импульсов с невероятной скоростью пронизывали тело мужчины, покрывая кожу мурашками, и заставляя уголки губ подняться наверх.
Невыносимость касания и желание выворачивали душу, умиротворенная тишина и слабое, едва заметное дыхание девушки. Взглянув последний раз на Мишель, Дамиано кончиком мизинца провёл по золотистой прядке, прежде чем одиноко расположиться на вельветовом диванчике.
***
Давящая боль в висках заставила Шель буквально вскочить с мягкой постели, оглядевшись, светловолосая выдохнула.
Домашняя атмосфера, вещи, расположенные на своих местах, и мирно спавшее тельце, свернувшееся калачиком.
В голове прокручивались воспоминания вчерашнего дня, студия, машина и теплые руки вокалиста. Самопроизвольная улыбка вырвалась наружу, накрыв рот рукой, француженка глубоко вздохнула.
Её без того запутанное сознание отказывалось думать, анализировать. Мишель хотела просто наслаждаться моментом, жить даже не сегодняшним днём, а часом. Ведь неизвестно, что произойдёт через пару десятков минут.
Горячая вода каплями стекала вниз по измученному медикаментами телу, прислоняясь кожей к стеклу, светловолосая выпадала из реальности, покрываясь мурашками от ещё холодного материала.
Внешний шум заставил девушку закончить водные процедуры. Хватаясь за ручку двери, Шель задумалась.
Что ему сказать?
Нерешительность часто преследовало француженку, она была достаточно пугливой, осмысливая в голове каждое сказанное слово, и придумывая заранее исход, порой не самый позитивный.
— Доброе утро. — звонко, как-будто между ними всю жизнь были самые лучшие отношения, сказала Шель.
Недоумевающий мужчина, лишь оглядел девушку с ног до головы, распаковывая пачку белых сигарет.
— Тут не курят. — нахмурившись, светловолосая, пальцем указала на входную дверь, замечая боковым зрением календарь, где ярко красным цветом была обведена цифра. — Какое сегодня число?
— Двадцатое, воскресенье. — ответил Дамиано, пряча сигареты обратно в сумку.
Выражение лица девушки резко поменялось, тревога и злость на саму себя, что она вновь забыла, хотя обещала наконец-то сделать это.
В панике хватая первые попавшиеся вещи, Шель прикусила губу.
— Что происходит? — касаясь руки, вокалист непонимающе склонил голову на бог.
Нелепое молчание, Дамиано не понимал чего француженка ждёт, однако терпеливо ждал, рассматривая расширенные женские зрачки, что отражали утреннее солнце.
— Если ты заметил вчера, тут достаточно много церквушек, в одной из них работает священник Деметрио, у него есть сын, каждое воскресенье я стараюсь навещать их, хоть как-то помогая мальчику учиться. — убирая руку, Мишель продолжила собираться.
— Ты католичка? — поднимая брови, музыкант отошёл назад. — У вас ведь даже молитвы на улицах запрещены и церковь не спонсируется государством.
— Моя мама была верующей. — с грустью ответила Шель. — Так стереотипно мыслишь, обычно ты такой весь индивидуальный.
Смешок вырвался из уст парня, никак не реагируя на язвительный комментарий, мужчина спокойно сказал:
— Я схожу, ты ещё болеешь. — дотронувшись до женского лба, Дамиано был слишком близко.
Однако его это совсем не напрягало, скорее наоборот, нервничала лишь Мишель, распахнув свои и без того большие глаза.
Такое поведение было совершенно неуместным, она не понимала как реагировать на такое. Словно чаша весов перевешивала каждую их новую встречу, то влево, то вправо, бросая из крайности в крайность.
***
Заканчивая читать, Мишель отложила книгу в сторону, чуть прикрывая глаза, Дамиано не было уже около часу. Думать о нем было мучительно, её мозг не хотел, всеми силами пытаясь отвлечь внимание на бесполезную книгу.
Ох, если бы она была одной из тех девочек, которые были без ума от страниц с текстом, судорожно выискивая промокод в каком-нибудь дешёвом книжном, лишь бы почитать бумажный вариант произведения.
Но мать воспитывала в ней другое, и она воспитала.
Нежную, чувственную и ранимую героиню сопливого романа, которые к счастью Мишель сроду не читала.
А стоило бы, возможно, обдумав судьбу таких же девушек как она, Шель бы не была столь наивна.
Журналы и модные статьи заменяли ей книги, погружая мысли в атмосферу светской жизни, полную роскоши и интриг.
Светловолосая часто думала, что бы случилось, не попав она в семью Де Вьен?
Забрали бы её из дома святого Теобальда? Или она так и прожила бы там до своего совершеннолетия, не познав любовь родителей, и не узнав все прелести жизни в центре Парижа.
Наконец-то в дверь постучали, подпрыгнув, француженка с бешеной скоростью отдёрнула ручку.
Однако выражение её радостного лица быстро сменилось, когда в квартиру зашёл Марко, выпуская любимую таксу из рук.
— Милая, ты не отвечала на звонки, я испугался. — проходя вглубь комнаты, мужчина крепко обнял Мишель. — Что с тобой?
— Приболела. — почти без эмоций, стиснув зубы, ответила светловолосая.
Дотронувшись рукой до лба возлюбленной, Марко цокнул.
— Нужно было позвонить, приехал бы пораньше. — касаясь пальчиками обнаженных плеч, парень улыбнулся, ища в глазах напротив хоть какую-то искренность.
Мишель всегда была такой, она не знала, что такое любовь, не испытывала подобного никогда. Лишь к родителям.
А Марко либо был глупым, либо его просто устраивало такое отношение к себе.
— Ты со своей работой совсем не отдыхаешь. — целуя девушку в шею, он обнял её ещё раз, сильнее к себе прижимая.
Открытая дверь бесшумно поддалась вперёд, вокалист застыл на месте.
И лишь когда карие глаза встретились с разноцветными, он смог пошевельнуться.
Ни один мускул не дрогнул на его лице, Мишель не увидела ничего, вновь холодные эмоции, казалось, что его лицо было сделано из камня.
Неживой и пустой, такой это был взгляд.
Аккуратно поставив корзину с белыми цветами, Дамиано вышел, не оборачиваясь.
Это были те самые жасмины, которые лишь одним видом напоминали ему о ней. И как назло, их продавали недалеко от дома
француженки.
Зачем он их вообще купил, уже несколько лет мужчина не дарил никому цветы, считая это особым жестом.
И сегодня, словно окрылённый, не думавший ни о чем, Дамиано обжегся, настолько сильно, что сотни раз пожалел о том, что остался вчера.
Нужно было совершить шаг навстречу, но ноги словно срослись с землёй, а руки другого крепко держали крохотное тельце.
Словно сама судьба противилась этому.
Опуская веки, Мишель вздохнула.
Её взгляд ещё долго был прикован к полуоткрытой двери, а корзина с белыми цветами одиноко стояла на полу, распространяла аромат по всей квартире.
***
Спасибо.
Всё что Мишель написала.
Дамиано смотрел в экран телефона около сорока минут, прежде чем оставшиеся пятнадцать процентов не израсходовались.
Табачный дым затмил пространство комнаты отеля, а тонкие пальчики с длинными красными ногтями плавно скользили по мужской спине, спускаясь к животу и ниже.
Кем была для него Кейси?
Постоянным развлечением, не более. Не то чтобы игрушкой, однако совершенно не ценна. Звучит довольно мерзко, учитывая, что девушка беспамятно любила этого мерзавца уже несколько лет.
Кейси владела его телом, знала, что любит вокалист, как сделать ему более приятно, нежели другие.
Но не душой.
Дамиано не держал её, ему было совершенно всё равно с кем помимо него спит девушка, но не ей.
И тогда в чёрном минивэне, увидев Мишель, Кейси все поняла, изучая внимательный взгляд мужчины, всю дорогу поглядывавшего на светловолосую.
— Она больше не напишет, хватит смотреть. — разворачивая мужское лицо к себе, блондинка провела кончиком языка по нижней губе музыканта.
Горькая правда из уст девушки моментально поменяла вокалиста, резко вставая, Дамиано накинул свой кожаный пиджак, не сказав даже слова напоследок.
Чужие касания были противны, обжигали грубую кожу, оставляя невидимые следы.
И вот опять, он сидит в своей машине, ненавидя каждый сантиметр кожи Мишель, каждый золотистый волосок, но так сильно желая внутри.
***
Love Story — Indila</p>
</p>Пару недель спустя, неделя моды в Милане.
Открыв дверь гримерки, Мишель осмотрелась, Дамиано сидел один, тыкая большим пальцем по телефону.
Замочек легко повернулся влево, защищая двоих людей от лишних глаз.
Он видел её в зеркале, то платье, с самым красивым, как считал вокалист, цветочным орнаментом на планете. Глубокое декольте и шиммер на ключицах.
Золотистые волосы были разбросаны по плечам, касаясь обнаженной спины.
Светловолосая действительно напоминала ему фею из мультика, словно фарфоровая кукла, она подошла ближе.
Пустым взглядом посмотрел на неё, убирая телефон. Белый костюм так изящно сидел на мужчине, что Шель на какое-то мгновение даже растеряла ту смелость, с которой так решительно шла говорить с источником её тревожных мыслей последние несколько недель.
— Ты игнорировал меня. — спокойно, прислонившись к двери, начала француженка. — На всех встречах, которые устраивала Виктория, ты единственный не разговорил со мной.
Дамиано слушал, внимательно, пытаясь уловить каждое сказанное слово.
— И?
— Чёрт, тебе нужно было идти на актёра. — тон становился чуть выше, подходя ближе, Шель сжала кулачки. — Давай уже определимся какие у нас отношения!
Такое громкое заявление заставило мужчину встрепенуться, на несколько секунд он даже занервничал, но тут же принял вновь неприступный вид.
Кашлянув, музыкант подошёл чуть ближе, чёрный карандаш выделял его янтарные глаза, а уложенные назад волосы чуть блестели от небольшого количества лака.
— Ответь мне. — его голос был словно металл, холодный, отстранённый. — Ты любишь своего парня?
Уверенные шаги Дамиано заставляли девушку отойти немного назад, расстояние между ними постепенно сокращалось, пока не достигло пару сантиметров.
Загнанная в угол комнаты, словно овечка наедине с волком, Мишель опустила взгляд, рассматривая лакированные ботинки мужчины.
Долгое молчание, француженка надеялась, что он сдастся, развеет эту ненавистную тишину и больше не задаст такого вопроса, но вокалист молчал. С интересом рассматривая смущённое, залитое алыми красками лицо.