Часть 8 (2/2)

Роджерс снова сонно улыбнулся в губы Броку и едва ощутимо, будто дразнясь, толкнулся между ними языком.

Что ж, в эту игру можно было играть вдвоем, не так ли?

Как розовый кисель сложился в постель в том же расплывчатом “нигде”, Брок понятия не имел, осознал только, что гравитация включилась, когда оказался лежащим на Роджерсе. На его широченной, мерно вздымающейся груди можно было в бильярд играть, и Брок, будто не приходя в сознание от вседозволенности, терся лицом об эти прекрасные сиськи, пусть и прикрытые мягкой тканью.

У Роджерса стоял. Даже так, сквозь дурман малоизученных препаратов, он не мог контролировать влечение. Мысль о том, чтобы нагло воспользоваться ситуацией, состоянием Роджерса, его одурманивающей расслабленностью, пришла Броку в голову, но тут же пропала. Он эгоистично хотел получить Роджерса по-настоящему. Может быть, после драки, в которой не одержать верх, в зашкаливающем адреналине, заставив сдаться или признав поражение, но чтобы Роджерс знал, что делает, чтобы они оба были в своем уме, а не одурманенные психотропами.

Пусть Роджерс потом злится на себя, кусает локти оттого, что не смог устоять, допустил, поддался. А не винит Брока в том, что тот воспользовался. И не чувствует себя жертвой.

Роджерс не умел быть жертвой. Обычно такое его положение (временное) не несло окружающим (и тем более виновникам) ничего хорошего. А Броку, как ни крути, хотелось программы постоянного клиента, а не разовой акции невиданной щедрости.

Он хотел владеть Роджерсом, иметь на него право. Пусть вырванное с кровью, но вполне законное право спать в его постели, трахаться с ним и в принципе быть в его жизни. По-настоящему, а не голосом в голове.

А потому полубессознательного Роджерса он трахать не будет. Разве что помнет самую малость. Составит, так сказать, резюме.

Член у Роджерса и правда был большим, идеально ровным, шелковисто-горячим. И с этой стороны, не “изнутри”, смотрелся просто великолепно. Стоило чуть приспустить штаны, развязав смешные розовые шнурки, как Роджерс выдохнул со стоном, коснулся языком верхней губы и закрыл глаза. Брок решил расценить это как одобрение.

Вот так, без адреналина и угрозы быть утопленным, Брок иначе наслаждался процессом. Блядские угодники, как давно он не отсасывал красивому мужику потому, что так захотелось? Не в качестве разогрева, не чтобы потом перейти к основному, а чтобы поймать кайф просто от самого факта.

Роджерс тихо постанывал, его тяжелая рука пыталась собрать складками простыню, но сил на это явно не хватало.

У Брока рот наполнился слюной. Он чувствовал запах Роджерса: едва уловимый, по-мужски терпкий и теплый, и оттого, что можно было дышать им вот так, не спеша и не рискуя свернуть себе шею, возбуждение становилось еще невыносимее.

Брок, обуздав нетерпение, едва ощутимо коснулся головки губами, слизал выступившую терпкую каплю. Роджерс застонал. Тихо, как от боли. Сжал пальцами хлопок простыни, а потом с огромным трудом поднял руку, будто та весила тонну (когда Роджерса останавливали подобные мелочи?), и уронил ее Броку на затылок, потратив, видимо, на это все силы, потому что ладонь тут же соскользнула, не сумев зацепиться за короткие теперь волосы.

Хмыкнув, Брок взял руку Роджерса, нарочито медленно лизнул центр ладони, выведя кончиком языка несколько кругов, вобрал в рот сразу два пальца. Роджерс задышал чаще, его член дернулся, ткнувшись Броку в щеку. Как же Броку нравилось это все: ощущение владения ситуацией, своим и чужим удовольствием, да и чуть-чуть — самим Роджерсом.

Он коснулся губами головки, медленно обвел ее языком, хотя готов был наброситься, пропуская сразу в горло. Наверное, если бы Роджерс сейчас схватил за волосы, Брок бы сорвался. Но тот только постанывал и чуть заметно напрягал бедра, будто силясь податься навстречу.

Брок понял, что стонет, только когда Роджерс все-таки сжал его волосы слабыми пальцами, намекая, что стоит взять глубже. И Брок взял. В его жизни случалось множество едва выносимых вещей. Таких, о которых и вспоминать-то лишний раз не хотелось. Но этот отсос Роджерсу, будто борющемуся с действием мощнейшего транквилизатора, он не забудет никогда.

Казалось, чем дальше, тем меньше у Роджерса остается сил, что возбуждение, как пламя, пожирает все доступные тому ресурсы. Но стоило пожалеть о затее, как Роджерс напрягся всем телом, почти по-настоящему надавил Броку на затылок и, кончив, вырубился. Брок же, ослепнув от желания, довел себя до разрядки несколькими сильными движениями. Упав рядом, сразу отключился, не успев даже подумать о том, что будет, если он вновь застрянет в Роджерсе. Что они станут делать, если, толком не обжившись в новом теле, его сознание перескочит обратно, в уже примятого под него Роджерса.

Если того, конечно, в принципе возможно примять.