Часть 1 (1/2)

Сначала вокруг было темно, а потом он открыл глаза и обнаружил потолок. Что тут странного? Для того, кто года два уже не видел таких белых, без единой трещинки, потолков, не засиженных тараканами и прочими ползающими и летающими тварями, это было все равно что узреть лик Девы Марии.

Он прислушался к себе и, кроме дикого голода, не ощутил никакого дискомфорта: рожу не тянуло, не болели обожженные руки, не крутило переломанные когда-то ноги.

В бесплатные чудеса он с детства не верил, но память будто отшибло. На что он подписался, чтобы перестать разваливаться на части? Или какую дурь принял, чтобы не чувствовать боли?

Осторожно сел, пытаясь поймать момент, когда закружится голова, но этого не произошло. Одеяло было тонким, мягким, а матрас жестким настолько, что почти не прогибался под его весом. Темно-коричневая постель, супермягкий и супернатуральный хлопок. Откуда у него все это?

Поднялся на ноги, каждое гребаное мгновение ожидая, что прострелит поясницу, колено, что потянет кое-как сросшуюся шкуру. Но нет. И он пошел, по привычке припадая на правую ногу, и уже к пятому шагу понял, что привычка изжила себя.

Он прекрасно себя чувствует, хоть и проснулся невесть где с дырой в памяти.

Планировка квартиры была незнакомой, но, выйдя в еще более темный, чем спальня, коридор, он по странному наитию толкнул дверь напротив и оказался в ванной. Зажмурившись, поколебался несколько бесконечных секунд, все-таки включил свет над зеркалом и медленно, давая себе время на осознание, открыл глаза.

Что ж, он сильно изменился за тот промежуток времени, который у него будто корова языком из памяти слизала. Но человек, смотревший из зеркала, был ему знаком.

Хотелось его забыть, но так и не вышло.

— Роджерс. Как же меня…

Память вернулась в одночасье, да так ярко, будто он заново пережил это все: ярость последней схватки, злой азарт последней в жизни драки и глубочайшее удовлетворение от того, что удалось достать хоть так, через Барнса, причиненную боль и собственную смерть.

Запомниться, если не удастся забрать с собой.

— Кто кого забрал, а, Роджерс? Ну что ж, сдохнуть не удалось, но видит бог или кто там за него — ты меня запомнишь.

Это произошло мгновенно, окружающая действительность будто отодвинулась. Вот он смотрит пусть чужими глазами, но сам, и вот он будто внутри чертова Оптимуса Прайма — видит окружающий мир сквозь панорамное, но все-таки окно. И чертов автобот совсем не позабавлен тем, что не помнит, как оказался в ванной.

— Что за… — произнес Роджерс, но заканчивать не стал, осмотрелся по сторонам, убрал руки с треснувшей раковины и оглядел их, будто видел впервые.

“Не выражаешься ты только на людях, а, звездно-полосатый?” — спросил он, и Роджерс пристально уставился в зеркало, совсем как тогда, на пыльной рыночной площади богом забытого Лагоса.

А потом тихо, но так, что пробрало до нутра, спросил:

— Рамлоу?

Умерший, казалось бы, Брок весело рассмеялся.

***

“Роджерс, а, Роджерс? Рассказать тебе, как мы с твоим милым Баки однажды…”

Роджерс по-прежнему делал вид, что ничего не происходит, но Брок точно знал, что тот его слышит. Доставать его стало личным сортом героина, особенно если удавалось задеть за живое по-настоящему. Несмотря на то, что Роджерс слышал Брока, работало это только в одну сторону: мысли Роджерса оставались при нем, и возжелай тот общаться, делать это пришлось бы вслух.

Но Роджерс не желал. Съездил проверил психику, прошел какое-то хитрое сканирование у Беннера и, видимо, решил, что само рассосется.

Брок был с ним в корне не согласен. Особенно когда удавалось не уснуть вместе с основным хозяином тела, а урвать несколько часов настоящей жизни, не омраченной физической болью.

Господи, свою первую в этом теле лазанью, заказанную из ближайшего ресторана, он помнил до сих пор. Роджерс суперсолдат, что ему какая-то лишаковая тысяча калорий? Пусть ночью. И с пивом.

Он мог не прятаться. У него больше нет рожи, которая мелькала во всех СМИ, он больше не в розыске. Его самого официально больше нет. А то, что Роджерс самоотстранился до выяснения, чтобы не светить служебной инфой перед бывшим идейным врагом, — мелочь. Наверняка он понятия не имел, каким на самом деле уровнем допуска обладал человек, знавший коды от пусковых шахт хэликерриеров.