3 (2/2)

Глядя в её льдисто-серые глаза он никак не может понять, о чём же она думает, что чувствует. Он не может угадать, чего она добивается от этой их встречи.

— И я позвонила, — на этот раз она точно издевается. Её губы растягиваются в улыбке — той самой, от которой хочется удавиться — и она наконец-то смотрит на него в ответ. — Тебе стало легче, Теру?

— Нет, — отвечает честно и хмурится. — Чего ты хочешь?

— А ты?

Эта её привычка отвечать вопросом на вопрос до сих пор раздражает его. Теру не понимает, что когда-то нашёл в этой женщине и что находит до сих пор — не понимает, по какой причине он до сих пор не выходит из кабинета и для чего приходит. Понимает — просто не хочет признавать.

Она — такая же странная, как её парфюм.

— Скажи мне, Теру, — она удобнее располагается на диване и поправляет прядь своих светлых волос. — Ты и правда считаешь, что все эти убийства — именно то, что нужно обществу?

Вопрос выбивает его из колеи. Отправляясь сюда, Теру Миками готовится ко многому, — к бурным сценам выяснения отношений, к ссорам, к перемирию, к тому, что Аманда деловито ответит на пару его вопросов и выставит за дверь — только не к тому, что та решит поговорить с ним о Кире.

— Да, — коротко отвечает он, не желая развивать эту тему. Не сейчас — сейчас ему хочется узнать совсем о другом.

Он и так прекрасно знает, что они оба думают одинаково — ему становилось дурно от этой мысли несколько лет назад, становится и сейчас. В отличие от когда-то предавшей его идеи матери, Аманда до сих пор остаётся на его стороне.

Теру не замечает как непроизвольно сводит брови. Аманда — замечает.

— Мне было интересно, изменился ли ты, Теру, — она всегда зовёт его по имени и делает это так вкрадчиво, её голос звучит так густо и глубоко, что думать о чём-то ещё попросту не выходит. Он и не пытается.

— А ты? — он адресует ей её же вопрос.

Аманда не отвечает. Она смотрит на него — внимательно, словно хочет заглянуть куда-то внутрь.

Они молчат, и в этой тишине есть часть ответов на вопросы обоих — они оба меняются. Теру не знает, хорошо это или плохо — он до сих пор видит в этой женщине ту же Аманду, что уезжает из страны три года назад. Она всего лишь становится старше, всего лишь обрастает ещё большим количеством шипов, какими всегда защищается от общества.

— Да, — наконец произносит Аманда. — Но мы сработаемся, Теру.

Снова. Она снова делает акцент на его имени и в одно мгновение придвигается ближе. Своими длинными пальцами — он может разглядеть своё отражение в её глянцевом лаке — она легко касается его галстука и тянет его на себя. Она ведёт себя как хозяйка положения и даже не спрашивает, меняется ли характер их отношений за эти три года.

Теру уверен, что у него на лице написано — нет. Ей стоит один раз улыбнуться ему, один раз позвонить ему — и он оказывается рядом, словно послушный мальчишка.

Ему — нужно.

Он целует её первым. У него не хватает терпения, не хватает выдержки — неважно, насколько сдержанным, временами даже холодным считают его окружающие, иногда он не умеет держать себя в руках. А у неё — обжигающе горячие губы. Теру чувствует привкус ментола сквозь этот рваный, тяжелый поцелуй. Чувствует, как она сильнее стискивает пальцы на его галстуке — и уверен, что задушит, если ей того захочется.

— Прости, Аманда, — в его голосе не слышно раскаяния, это — всего лишь дань вышколенным годами манерам.

— Мне тоже понравилось, — а она всё так же издевается.

Собственное отяжелевшее дыхание кажется излишне громким, сердцебиение — неуместным. Теру не понимает, чего добивается эта женщина. Он не понимает, какую роль она готовит для него в этом спектакле, но понимает, что с радостью побудет её актером.

— Ты хочешь остаться, Теру? — она улыбается ему — по-человечески — и все его предположения рассыпаются в прах.

— Да, — в отличие от неё, он отвечает прямо.

Аманда улыбается вновь. Он чувствует себя идиотом. Ему всё равно.

***</p>

— Господин Миками, — обращается к нему девушка-секретарь, когда он выходит из кабинета её начальницы.

— Да?

— У вас помада на губах, — она протягивает ему салфетку и едва сдерживается, чтобы не прыснуть от смеха.

Выражение его лица не меняется ни на мгновение, когда он стирает с лица красную помаду.

Он умеет держать себя в руках. Не всегда.