Плоть с запахом минувших дней (2/2)
Мордогрыз уловил настроение хозяина позабыв об интересе, с котом пришел посмотреть на гостью, моментально скрылся, задев по пути поднос с фруктами, стоящий на тумбочке у выхода. Тот с грохотом повалился на землю, но никто не обратил на это внимания.
Прошло несколько секунд очередного неловкого молчания, после чего девочка, снова натянув свою ухмылку, хотела было что-то сказать, продолжая этот разговор, но Человек ее перебил, после чего череда односложных вопросов с его стороны продолжилась:
— Как?! Как такое могло произойти?
Я действительно не могла узнать в нем того, кого знала всё это время. Сейчас он был похож не на того спокойного удава, медленно окучивающего свою жертву сладкими речами, а на кролика, находящегося в кольце у того самого удава, в следствие чего я убедилась: он тоже по непонятным причинам верит в ее слова.
Было это предчувствие или просто твердая убедительность, с которой звучала девочка — непонятно.
— Отвечай на мой вопрос! — прикрикнул Человек, призывая девчонку к ответу.
Словно чувствуя, что накаленность обстановки достигла своего апогея, она начала говорить:
— Аннет..,— Человек чуть не вздрогнул, услышав имя, которое он так боялся услышать, по правде говоря, я тоже. — нет, не так. Однажды, давным давн-…
— Избавь меня от этого, черт тебя дери, к сути! — пырснул человек стукнув ладонью по столу.
— Боюсь, тебе прийдется набраться терпения, ты сейчас не в том положении, чтобы диктовать условия, — наслаждаясь процессом ответила она, казалось, будто она ждала этого момента очень долго, слишком долго.
—Так вот, давным давно, жил мужчина. У него был статус, деньги, влияние, красота. Чего еще желать женщине? Так и полюбила его столь же красивая дама из не столь состоятельной семьи, красивый союз двух, казалось бы, красивых людей, почти что сюжет прекрасной сказки, — каждое сказанное ею слово откликалось пощечиной для Человека, но он терпеливо слушал и без того наполовину известную ему историю, сжав ладони в кулак до побелевших костяшек.
—Они любили друг друга, до тех пор, пока в поместье мужчины не разразился страшный пожар, унесший всё: его имущество, красоту, а впоследствии и любимую, которая не выдержала ужаса той картины, что увидела после того, как сняла бинты с его обожженного лица.
Она оставила мужчину, эта лицемерная дура убежала в слезах без оглядки и навсегда вычеркнула его из своей жизни… Несмотря на тот факт, что носила под сердцем его ребенка, о чем узнала спустя несколько дней после. Вот ведь незадача, не правда ли?
Эгоизм и трусость ее были настолько велики, что она приняла решение не ставить об этом в известность того, кто тоже являлся соучастником этого недоразумения. «Как же не вовремя, за что?!» — думала она, но от ребенка избавиться не решилась. Мужчина приходил к девушке, пытался выйти на контакт, но она так и не удостоила его этой чести. Не только потому, что испытывала стыд и отвращение, но и потому, что не могла позволить ему узнать её маленький, неутомимо растущий внутри нее секрет. Время шло, спустя отведенный срок родилась девочка, с золотыми как спелая рожь волосами и серыми как морские глубины глазами. Она так напоминала своего отца. Напоминание о ее любимом вызывало такое омерзение у девушки, что она не выдержала и отдала их ребенка на воспитание своему хорошему знакомому, о котором знал лишь ее брат, и на которого она так любила вешать свои переживания и проблемы, одной из которых стал этот младенец. Тот с радостью, без осуждений принял этот дар, ведь сам всегда мечтал о детишках. Он полюбил малышку и начал растить ее, как собственную дочь.
Но стоило этому произойти, как обрушилась новая напасть: ее так называемую «мать» признали ведьмой, навешав ряд обвинений, караемых в то время смертью. Её сожгли. И сделали это самые близкие ей когда-то люди, которые теперь стали причиной ее кончины. Казалось бы: заслужила. Но на чьей же стороне справедливость? Существует ли она вообще?
В моей голове ворохом закружились слова человека, которые он говорил тогда, в лесу, в день, когда я приняла решение присоединиться к нему и его цирку: «Справедливость зачастую несправедлива…»,«Все, кто находились рядом с Аннет,страдали».
Я бестактно перебила ее, пока не потеряла образовавшийся вопрос в потоке мыслей, отчего она недовольно поморщилась.
— Но почему всё-таки маска не сработала? Это всё равно не.., — она раздраженно подняла руку вверх.
— Дай мне закончить… В тот день всех инициаторов ее смерти, включая ее саму, чьи души были черны, как смоль, а руки запятнаны чужой кровью постигла страшная участь: они были прокляты. Прокляты в одночасье и бесповоротно. Проклятие нашло пристанище в картине, которую рисовал художник под крики девушки, находясь на площади, наблюдая за этим душераздирающим представлением. Рисовал всё и всех вокруг, пока ее тело поглощали языки пламени, а люди восторженно смотрели на это с открытым ртом.
На ней оказались изображены все: девушка, троица, что погубила ее и.., — на этом моменте она сделала околодраматичную паузу, растягивая его, как карамель, — и младенец, плачущий на руках у того, на кого возложили ответственность за его воспитание. Казалось лишь один мужчина, на чьих руках был ребенок смотрел на это с ужасом в глазах.
Вот только сам собой напрашивается вопрос: а в чем же заключается ее проклятие, самой девушки, которая уже через несколько минут не сможет понести наказание за свои грехи?
Девочка тяжело выдохнула, откинувшись на спинку кресла, прокрутив предназначавшуюся ей маску в руках.
—Проклятье постигло не только так называемую «святую четверку», но и ребенка, что недавно появился из ее чрева, а сейчас лежал на руках у незнакомца. Он принял на себя ее агонию, вернее огонь, что погладил ее мать..
И тот же огонь, что унес жизнь Люка вместе с поместьем семьи Морингов, подумала я про себя.
— Сколько тебе лет?— в очередной раз перебила я, что снова не понравилось девочке, но я поспешила обусловить заданный вопрос, не пользуясь трактовкой в третьем лице, которую использовала она, — ведь если проклятие коснулось и тебя, то ты должна была остаться.. младенцем?
Тяжело вздохнув, девочка задала риторический вопрос:
— Ты дашь мне закончить? Девочка хоть и была проклята вместе с теми, кто погубил ее мать, все равно продолжала жить и расти, как все обычные дети, будто проклятие не могло ее найти, дотянуться до нее, или просто ждало своего часа… Слушала рассказы своего опекуна о ее родителях: как они хотели ребенка, как ждали его, как хотели назвать сына именем Джек, а если родиться дочь, то именем Констанция, умалчивая о том, что всё это сгорело еще до «них самих» и вовсе не от пожара. Лишь ее ночные кошмары о странной картине были откликом ее нелегкой судьбы, которая неминуемо настигла ее в 15 лет, когда она увидела эту картину на рынке, продающейся среди прочего хлама, который она не взяла во внимание, лишь картина… Картина, которая взывала к ней, манила. Она подошла ближе и пристально вгляделась в нее. Удивительно, это она, такая самая картина из ее сновидений, которая так и осталась символом кары «святой.. пятёрки», которую она уже знала наизусть, каждую ее деталь, каждый мазок. Ее взор как обычно закрепил на себе младенец изображенный на картине поодаль горящей женщины, бьющийся в истерике на руках у мужчины, в чьих глазах блестели слёзы.
Она коснулась картины будто зачарованная, и в ту же секунду ее тело обуяли языки пламени, пламени, которое поселилось в ней давным давно, в день написания этой картины.
Она кричала и билась в конвульсиях, совсем как та незнакомка, что была изображена на полотне, пока не поняла, что пламя поглощает ее, но не сжигает. В тот момент, когда она поняла, что ее плоть не сгорает, страх исчез, а вместе с ним и боль, которую приносило пламя. Девочка засмеялась, начала прыгать и крутиться, наворачивая круги вокруг себя, согреваемая приятным жаром.
Это не осталось незамеченным людьми на базаре. Несложно догадаться, чем это закончилось..
Девочке пришлось покинуть свой дом под гнетом и криками: «Ведьма! Ведьма!». Под осуждающими взглядами всех, кого знала и кто был ей дорог. Отвернулся даже тот, кто растил ее, оберегал, как самый драгоценный камень.., — на этом моменте она сделала паузу, будто предавшись болезненным воспоминаниям и закончила свой рассказ короткой фразой:
— Пожалуй, этого будет достаточно.
Я оторопела, не находя слов и взглянула на Человека, в ожидании его реакции, но он, не удосужив нас ни словом, встал с своего места и вышел из комнаты, очевидно, чтобы переварить услышанное. Лишь на пороге комнаты он произнёс, даже не обернувшись:
— Как твоё имя?
— Констанция.