Глава 32. Киото. Часть 3. Серафим (2/2)
Нет, сейчас это последнее, о чём стоит переживать.
Вдруг Леонардо почувствовал, как его вздёрнули на ноги и тряхнули за воротник, словно нашкодившего щенка за шкирку. За спиной на запястьях стальными кандалами сомкнулись чужие руки.
Твою… всё плохо…
— …нись! Оч…ись! Мал… ле…няя… янь! — донеслись до слуха какие-то обрывки, и мальчика снова тряхнули так, что зубы клацнули. — Эй… …дин… зель!.. Вы… не… перес… рались? Его… хоже… нехило… контузило…
Последняя фраза донеслась почти целиком. Слух уже почти восстановился, картинка перед глазами тоже, но Леонардо не спешил показывать, что пришёл в себя. Пока он не представлял, как выкручиваться, предпочтёт прикинуться контуженным.
— Я специально бил послабее. Эти члены фракции Героев выгоднее живыми. Особенно эта мелочь с Лонгином. «Неопытный пользователь в начале пути», как же… Ловко же они нас обдурили.
— С этим-то всё понятно, — прозвучал второй голос над головой. — А что делать с…
— Прочь от меня, демон, — раздалось приглушённое слабое шипение. — Только пальцем тронь!..
— Ты не в том положении, чтобы угрожать, козявка. Опусти-ка свой святой меч и не нарывайся, ты же даже встать не можешь, куда тебе драться.
— Надо будет — без ног тебя убью!
— Что за беспокойные дети пошли, — устало вздохнул голос, в котором Леонардо запоздало опознал Азазеля. — Вам бы ещё в песочнице играть, а всё туда же — в террористы. Усыпи его, не издевайся над ребёнком.
Не слушая ругань и угрозы Зигмунда, демон что-то сделал, и тот затих. Правда только усыпил, или?.. Леонардо едва сдержался, чтобы не дёрнуться. Если эта тварь что-то сделала с Зигмундом, если что-то сделали с остальными, он их на клочки порвёт!
— Мышцы напряглись. Мальчишка в сознании и прекрасно нас слышит, — констатировал державший Леонардо незнакомец, от чего мальчик захотел грязно и громко выругаться. Так идиотски спалиться!
Раз притворяться больше бесполезно, Леонардо поднял голову, чтобы зло уставиться на Азазеля. Тот рассматривал его задумчиво… даже изучающе. Сразу вспомнилась его слава помешанного на Святых Механизмах учёного, от чего и без того острый запах больших проблем стал совсем невыносимым. Этот тип разберёт его за кусочки, чтобы изучить Творец Уничтожения, как пить дать.
Но как этому помешать? Силы ещё не восстановились, его крепко держат, а остальные…
А что с остальными?
Мигом забыв об Азазеле, Леонардо принялся озираться в поисках своих товарищей. Они вообще живы? Нет, взрыв не мог их убить, они защитились даже лучше него, а ещё Азазель сам сказал, что их лучше брать живыми.
Первым он увидел Зигмунда, и от состояния, в котором тот находился, стало дурно. Похоже, взрывом задело ближайшие стены, не снесённые предыдущим боем, и Зигмунда отбросило к одной такой. Его ноги были под обломками, по его позе видно, что он пытался выбраться, но не мог.
Лежавший неподалёку Коннла выглядел ещё хуже, также, как после копья Сандальфона, но его положили так, чтобы он не захлебнулся кровью. Девушек положили рядом, в сравнении с Коннлой и Зигмундом они почти не пострадали, только без сознания.
— Они все живы. Пока что. Вас будут судить за свершённые преступления, и я не могу предсказать, какой приговор вам вынесут. После того, что вы здесь устроили, снисхождения не будет ни к тебе, ни к ним. Ничего не скажешь по поводу того, что натворил здесь? От твоих антимонстров погибли очень многие, — Азазель рассматривал Леонардо отстранёно, словно налипший на пальто лист. Он не скрывал осуждения в голосе, на что хотелось зло фыркнуть и отвернуться. Но Леонардо упрямо не отводил злого взгляда от губернатора падших ангелов. Он не покажет ему страха, не дождётся. — Значит, играем в молчанку? Не попытаешься ничего сказать в своё оправдание? И кому ты этим сделаешь лучше?
Леонардо продолжал упрямо пялиться на Азазеля, не собираясь говорить ни слова. Что ему вообще скажешь? Слова «мальчишки из террористов» ничего не изменят, мнение какого-то маленького человечка ему не нужно, он один из инициаторов пакта и всеми силами будет его защищать от любых врагов. Ровно также Леонардо не собирался отступать от своих убеждений о том, что этот всеобщий союз выходит его роду боком. Ему не в чем оправдываться.
Говорить им двоим не о чем.
— Как знаешь, — в итоге махнул на него Азазель и кивнул в сторону. — О том, что вы сотворили с Сандальфоном тоже ничего не скажешь? Помни, его тебе тоже предъявят в вину, особенно, если не получится вывести яд. И где только достали эту дрянь?..
Скосив глаза, Леонардо увидел бессознательного ангела со спутанными паутиной крыльями, над которым в напряжении творила заклинание за заклинанием демоница. Ясно, значит, пытаются вывести яд гидры, но уже слишком поздно. Почувствовать бы злорадство или торжество, но по поводу серафима Леонардо не чувствовал ничего. Сандальфон пройденный этап, и сейчас есть проблема намного серьёзнее, чем он.
Нужно во что бы то ни стало уйти от Азазеля и вытащить ребят. Что этот, что Сандальфон говорили о каком-то суде, но Леонардо не собирался ни на какой суд. Его вина в том, что он не желает садиться на поводок и хочет защитить от его угрозы своих сородичей, что в корне расходится с привычками присосавшихся к ним пиявок. Судить его за это? Да чёрта с два он позволит! И не позволит затащить на нелепый суд своих товарищей!
Но как это сделать? Как?
Чёрт, где остальные, когда так нужны? Зигфрид сказал, что они скоро придут, так где их носит? Почему ни он, ни Цао Цао, ни Георг до сих пор не пришли, когда прошла куча времени? Не могли они их бросить, ведь среди них слишком ценные кадры, чтобы выбросить в помойку!
Но… почему их тогда нет?
Нет, нельзя думать о таком. Зигфрид просто так не бросит своих учеников. Цао Цао не откажется от Дюрандаля и Творца Уничтожения. Просто у них самих возникли проблемы, из-за которых они задерживаются. Наверное, всё дело в этом. Нужно просто подождать ещё немного.
Но…
Леонардо посмотрел на то, как под руководством Азазеля разбирают обломки над Зигмундом. Сейчас его достанут и всё, их всех заберут туда, откуда уже не сбежишь. Что, если их не успеют спасти?
Тогда у Зигмунда, Линт и Зеновии отберут их мечи, а их самих… где-то заточат? Или вовсе казнят? Оба варианта плохи.
А он и Коннла…
— Чего скрипишь зубами, мелкая дрянь? — державший Леонардо падший зло его тряхнул и сильнее сжал руки, словно хотел раздробить кости. — Страшно за свою шкуру? Раньше надо было думать, до того, как умыл Киото в крови. Знаешь, сколь многих твои твари растерзали на этих улицах? Ты хоть что-нибудь чувствуешь по этому поводу?
Леонардо хотелось скривить губы в усмешке. Да, он знал, что устроил бойню, знал, что оборвал множество жизней. И знал это сильно заранее. Нравилось ему это? Нет, он никогда не наслаждался кровью, как тот же Зигфрид, но принимал необходимость убийства. В конце концов они вступили в войну, где, если промедлишь или замешкаешься, то сам станешь трупом, подведёшь всех тех, кто на тебя рассчитывал и надеялся.
Поэтому грязную, но необходимую работу Леонардо выполнял всегда исправно и всегда зная, что именно делает. Не нравилось — да. Но совесть не грызла. Ведь…
— А почему я должен переживать за тех, для кого мой род всего лишь ресурс? — пришлось неудобно извернуться, чтобы посмотреть в лицо падшего, которое полыхало ненавистью и жаждой крови. Крови конкретной. — Вы убиваете людей за то, что они родились со Святыми Механизмами, демоны отлавливают нас, чтобы превратить в домашних зверушек, Небеса всем вам потакают, а ваши местные друзья людей вовсе жрут. Так что мне чувствовать из-за чудовищ?
Падший угрожающе наклонился и ещё сильнее сжал запястья мальчика, едва их не выворачивая. Леонардо хотелось зашипеть от боли, как-нибудь перевернуться, чтобы уменьшить её, но он недвижно стоял, отвечая на яростный взгляд своим, полным злого отвращения.
Но в тоже время было страшно. Он сейчас один в лапах врага, его силы иссякли, ему нечем себя защитить, и с ним могут сделать что угодно. Но это не значит, что он подожмёт хвост и забьётся в угол, как побитая собачонка. Враги ни за что не увидят его страх.
Поэтому Леонардо с вызовом смотрел в глаза злобному падшему ангелу, который может одной рукой свернуть ему шею. От того, чтобы это сделать, его останавливает лишь слово Азазеля.
Пусть только попробует. Понадобится, и Леонардо ему в глотку зубами вцепится, если это поможет освободить себя и товарищей. Может, как командир отряда он облажался, раз позволил себе проглядеть угрозу, но он их не бросит, он всё ещё за них в ответе.
— Так ты умеешь говорить, малолетняя дрянь? Да ещё такие громкие слова, когда сам всего лишь жалкий террористишка. Оправдывайся благородством сколько хочешь, ты всего лишь преступная грязь, которая кончит так, как ей полагается. Ты сдохнешь в лаборатории, когда мы изымем твой Святой Механизм и отдадим кому-то подостойнее. Тот валяющийся полутруп последует за тобой. И все остальные твои дружки тоже, включая тех, кто сейчас терзает госпожу Ясаку. Ты всего лишь откроешь список, — прорычал падший, ещё сильнее выворачивая запястья. Они уже горели огнём, но Леонардо лишь зло оскалился в лицо своему врагу. — Я лично вытащу из тебя Творец Уничтожения, и знай, что буду делать это очень неаккуратно.
Они… что?
Они хотят забрать Творец Уничтожения? Забрать его любимую силу, с помощью которой он хочет помочь Цао Цао победить мифологии? А потом проделать это с Коннлой и остальными?
Мимолётный страх от осознания сменила злость, чей костерок стремительно распалялся лесным пожаром ярости.
Кем эти твари себя возомнили? Мало им того, что они постоянно гробят жизни людей со Святыми Механизмами, так, оказывается, умеют делать это изощрённо, отдирая от души связанную с ней ценную часть.
И это хотят проделать с Леонардо и теми, кого он знает и за кого отвечает?..
Жар от почти сломанных запястий терзал плечи, грыз грудь, пылал болезненным пламенем, жаждущим разорвать оболочку, вырваться наружу, распространиться настолько далеко, насколько сможет…
В голове словно набатом било, закладывая уши, почти глуша скрежет зубов. Лицо падшего перед глазами расплывалось, словно желало преобразиться мордой чудовища под стать натуре…
Эти твари, возомнившие себя вправе распоряжаться чужими жизнями, решили проглотить кусок себе не по горлу.
Леонардо вспомнил. Пылающий в теле жар не от рук. Он ведь знал, что это такое. Такой знакомый и настолько привычный, что незаметный, но именно сейчас жар ощущался также ярко и чётко, как впервые.
Так не должно быть?
Плевать.
Нет энергии?
Плевать.
Странное поведение?
Плевать.
Будут ли последствия?
Плевать.
Без него — ничто. С ним — всё.
Не было никаких мыслей, догадок, предположений или сомнений. Сейчас в голове пульсировала одна простая цепочка. Рядом чудовище. Чудовище несёт угрозу. Несёт угрозу — значит враг. А врага нужно —
Уничтожить.
— Хочешь… забрать часть меня? — медленно, растягивая слова, словно говоря на чуждом языке и чуждым органом, протянул Леонардо, не мигая смотря в глаза врага. — Нет. Это я заберу часть тебя.
Что делать, как делать, зачем делать — всё это не имеет значения. Важен лишь конечный результат. Важно лишь уничтожить врага.
Страх, беспомощность, ярость, ненависть — топливо. Пылающий внутри жар — иди, вовне, пожри, уничтожь.
За плечами падшего ангела взметнулись извивающиеся чёрные нити.
Медленно, словно двигаясь в желе, стоящий над обломками Азазель обернулся, на его лице было осознание чего-то, как будто очень важного, но…
Это не важно. Важно лишь то, что он чудовище-угроза-враг. Значит — уничтожить.
Сотни нитей пробили плоть, вздёрнули вверх и разорвали на куски. На лицо попало что-то жидкое и горячее. Не важно. Рядом чудовище-угроза-враг — уничтожить.
Жар рос, оберегал, ширился, пожирал. Чернота заволакивала пространство, тысячи нитей шарили, ощупывали, опознавали. Вокруг чудовища-угроза-враги — уничтожить. Рядом люди-не угроза-не враги — не трогать.
Свет — яркий, жгучий, уничтожающий. Жар-чернота отступил, но он податливый, изменяющийся. Знал, что умеет не бояться жгучего света, отступил, изменился, подстроился, вернулся — свет беспомощный, не кусает, исчезает. Чудовище-угроза-враг отступил, ушёл, улетел. Быстро, далеко, не достать — не важно. Вокруг много чудовищ, много врагов, много угроз.
Нити множились, тянулись, вились, сплетались, обретали форму.
Первые гиганты сделали шаг.
Всех, кто не человек — уничтожить.