Часть 12 (2/2)

— А на Рождество у него сдали нервы, как я сейчас понимаю, он затащил меня под омелу и там, наконец, наглядно продемонстрировал всю глубину своих «дружеских чувств». Сказать, что я был удивлен, Снейп? Это не сказать вообще ничего. Я же даже с Джинни толком не встречался. Мы почему расстались — она хотела свадьбу по окончании Хогвартса, а я… Я, может, и не многого хотел от жизни на тот момент, но скоропостижная свадьба в этом списке точно не значилась.

Пока всё то, что в какой-то заторможенной задумчивости вещает ему Поттер, и правда, кажется, не имеет ровно никакого отношения к проблемам с магией, и Северус на мгновение даже жалеет, что достал Поттера этим бессмысленным требованием всё рассказать.

Поттер вдруг переводит на него нечитаемый взгляд.

— Так что Патрик предложил, а я не стал возражать. Тебе кажется это странным?

— Ты был в него влюблён, Поттер?

Зачем он это спрашивает, Северус не знает и сам. Разумеется, Поттер был влюблен — пусть и не отдает себе в этом отчет. Первые серьезные отношения, когда над мальчишкой не довлели судьба и миссия героя, когда Поттер, похоже, мог быть просто самим собой — бестолковым, открытым, доверчивым…

Поттер вздрагивает и нервно дергает плечом. Спустя долгий момент он наконец отвечает, словно подтверждая его мысли:

— С Патриком было просто. А еще его вообще мало беспокоили моя роль в войне и ее итог, и он умел слушать…

— Так ты все-таки любишь, когда тебе заглядывают в рот, Поттер?

Мальчишка вдруг зло скалится, задетый случайной фразой, и устало огрызается:

— Может, ты, Снейп, сделаешь мне одолжение, выйдешь в ванную комнату, сцедишь там свой яд, вернешься, и я закончу?

— А ты, Поттер, оборзел, я смотрю. Ты в курсе вообще, что я такие высказывания в свою сторону обычно не оставляю без ответа?

Уголок рта у Поттера тут же отъезжает в сторону в мимолетной злой ухмылке. Ну разумеется, мальчишка в курсе.

— И что, Снейп? Возьмешь и выставишь меня на мороз?

Поттер с вызовом смотрит на него, в защитном жесте складывая на груди руки, словно и правда ждёт, что он сейчас потеряет самообладание и вышвырнет того за шкирку.

И тогда Поттеру, конечно же, не придется заканчивать этот нелепый рассказ про отношения с начальником отдела Артефакторики Патриком Льюисом. Расчет Поттера не так чтобы совсем бесхитростный, но в такие игры он сам играл, когда Поттер еще младенцем в колыбели слюни пускал.

В его ответном снисходительном взгляде только слепой не прочтет «не дождешься, Поттер», а потому мальчишка чуть краснеет и смущенно отворачивается.

Но он и правда поднимается с пола и собирается выйти. Судя по тому, куда плавно сворачивает этот выматывающий их обоих разговор, который даже не успел толком начаться, ему однозначно стоит отлучиться на кухню. На всякий случай.

Поттер с ошалевшим видом следит за тем, как он направляется к двери, и окликает несмелым:

— Ты куда?

— Как куда, Поттер? Ты же сам только что посоветовал сцедить яд. Я считаю, вполне дельный совет.

Иронию в его словах Поттер, напрягшись, все же умудряется различить. Но реакций и опыта, чтобы ответить достойно, у мальчишки, разумеется, уже нет. Даже эта короткая перепалка вытягивает из Поттера, похоже, последние силы.

Северус посылает ему еще один малочитаемый взгляд, в котором звучит «прежде чем дразнить змею, Поттер, удостоверься, что у тебя есть с собой противоядие», но он совсем не уверен, что тот способен прочесть это предупреждение. Хотя постойте, Поттер же змееуст, зачем ему вообще противоядие…

Он со смешком закрывает за собой дверь. Вечер нелепых сравнений и метафор: асфальтоукладочные катки, фонари и змеи… Замечательная компания, однако.

Возвращается он спустя несколько минут, в кармане брюк у него теперь есть всё необходимое. Очень хочется верить, что это необходимое не понадобится, но он не склонен испытывать иллюзорных надежд.

За время его отсутствия Поттер успел переместиться к стене и теперь неподвижно сидит с закрытыми глазами, уткнувшись затылком в стену.

Заслышав скрип двери, мальчишка тут же распахивает глаза и возвращается к рассказу.

— Так что как-то так и вышло, что стал встречаться с Льюисом. И чтобы у тебя не сложилось неверных впечатлений обо мне: когда я начал учиться артефакторике, меня приставили в ученики совсем к другому мастеру. Но дела шли из рук вон плохо — все мои ошибки, все пробелы в школьных знаниях, всю мою лень и безалаберность мой первый мастер с какой-то заботливой жалостью раз за разом списывал на последствия войны: «Вы же, Гарри, столько всего пережили, столько всего для всех нас сделали…» Можно подумать, такое отношение хоть как-то могло помочь в учебе… Патрик не выдержал, наблюдая за этими бессмысленными потугами, и вызвался в мои наставники. Беречь и жалеть меня он точно не собирался.

Вот тут Северус впервые за долгое время с Поттером абсолютно согласен.

— Кстати, откуда Льюис вообще нарисовался после войны в Англии? Он же изначально в Хогвартсе учился, разве нет?

— Да, на Рейвенкло. А потом его родители приняли решение переехать в Америку, и он доучивался последний год в Ильверморни. В Америке и мастера получил. А после войны он решил вернуться, родители у него магглы — те остались в Америке.

Что ж, на удивление рациональное решение. Перебраться на другой континент, переждать там войну, дождаться ее окончания и вернуться в родные пенаты со степенью в Артефакторике. Неудивительно, что Поттер купился на все это показушное отсутствие интереса к его героическому прошлому.

Поттер неотрывно следит за ним взглядом и вдруг выдает совершенно неожиданное:

— И всё было так мило, так радужно, так пасторально, что где-то глубоко внутри я уже понимал: скоро рванет, Гарри, не с твоей удачей — скоро рванет… Оно и рвануло.

Поттер снова машинально начинает покачиваться из стороны в сторону, с силой обхватив себя руками, и Северусу совсем не нравится то, что он видит.

— В мае девяносто девятого авроры принесли нам в отдел случайно обнаруженный артефакт. Будешь смеяться, Снейп, но это было совершенно неприметное серебряное яйцо. Мимо такого артефакта можно просто пройти и не обратить внимания. От него даже магией не фонило никакой. А нашли это яйцо авроры — и того забавнее — в маггловском коттедже на берегу моря. Пензанс, Лидден Роуд, 8, как сейчас помню этот адрес.

Стоит этим словам прозвучать — дыхание машинально сбивается, и по спине ползёт противный холодок предчувствия. Пусть этот Поттер заткнется вот прямо сейчас. И не произнесёт больше ни слова, ни полслова.

Но увы, поттеровских способностей затыкать людей велением мысли у него и близко нет.

Поттер замечает его внезапную оторопь, замечает короткую дрожь, волной пробегающую по всему телу, и как-то чересчур участливо интересуется:

— Я вижу, тебе знаком этот адрес, или я что-то неправильно понял?

Сейчас не время это обсуждать.

— Что было внутри яйца, Поттер?

Поттер медленно съезжает по стене вниз, снова утыкаясь знакомым уже неживым взглядом в потолок, и глухо, словно со дна глубокого колодца, отзывается:

— Мы над этим неприметным артефактом год безрезультатно бились. Патрик в то время вообще на износ работал: это было дело чести отдела — вскрыть это долбаное полированное до блеска яйцо. А я ровно так же на износ учился, надеясь, что смогу помочь в решении этой головоломки. Через год мы его вскрыли… — Поттер сглатывает и продолжает: — В яйце обнаружилась какая-то небольшая выбеленная от времени кость и кровь со спермой под стазисом. Через пару дней принесли результат — всё это добро принадлежало, угадай кому, Снейп?! Вот именно, сдохшему Тому Риддлу. Шеклболт тогда рвал и метал. Все подозрения пали на Беллатрикс, конечно; только она могла быть настолько безумной, чтобы надеяться вернуть к жизни свою любовь с помощью этих трех ингредиентов.

Поттер снова пытается перевести дух и собраться с остатками сил, что у него, впрочем, выходит из рук вон плохо.

— Казалось бы, Снейп, ну что тут неожиданного — кровь, сперма и кость сдохшего Волдеморта. Спалить это всё добро адским пламенем — и дело с концом, но вот сюрприз — внутри яйца нашлось второе яйцо, поменьше размерами. Такое же неприметное. И вскрыл его уже я, в июне этого года. Тебе рассказать, что я нашел внутри, или ты догадаешься сам?

Поттер смотрит на него с отчаянным безумием, которое с немыслимой скоростью затапливает его, и спасти мальчишку решительно нет никаких шансов. Поттер словно снова вернулся в тот самый день, когда сумел взломать этот зловещий артефакт.

— Твои кость, кровь и сперма, Поттер?

Он произносит эти слова вслух машинально, не особо задумываясь над смыслом. Северус даже думать отказывается, что всё это безумие может оказаться правдой.

Поттер закрывает глаза и шепчет так тихо, что он едва слышит:

— Бинго, Снейп.

Блядь! Судьба Поттера так никогда и не отпустит, да?!

Но, несмотря на всё потрясение, разум, привыкший работать в любых экстремальных условиях, холодно анализирует информацию. Кровь и кость не вызывают особых вопросов: Поттер столько раз попадал в передряги, что завладеть ими не видится Северусу чем-то невозможным.

Наконец, с каким-то отрешенным шоком, он запоздало осознает, что именно означает присутствие третьего ингредиента внутри артефакта. С Джиневрой Уизли, судя по словам Поттера, отношения так далеко не зашли. Что оставляет только один возможный вариант…

Холодея внутри, он задает неизбежный вопрос:

— Империо, Поттер? Льюис был под Империо?

И в эту секунду словно прорывает плотину: Поттер в отчаянии заходится злым, лихорадочным смехом и с силой прикладывается головой об стену, тщетно пытаясь вернуть самообладание. Истерика — страшная, от которой выворачивает наизнанку нутро, затапливает Поттера, и смех переходит в какие-то загнанные всхлипывания. Сквозь них он едва может расслышать:

— Мерлин, Северус, да даже тут мы мыслим одинаково. Это первое, что я подумал, когда обнаружил эту чудовищную находку. Заказал портключ в Америку, поехал к его родителям — он как раз накануне уехал их проведать. Мы повздорили, я настаивал, что ему надо пройти проверку у колдомедиков на следы империо и обливиэйта, он орал в ответ, что с чего я вообще решил, что это он. Мало ли кто еще мог заполучить мою сперму… Я утратил на какое-то время над собой контроль, взломал его легилименцией… И нет, это было не империо…

Ему кажется, что невыносимые открытия этого дня так никогда и не закончатся… Что ж, если это было не империо, вариант остается только один, и ему до последнего не хочется в него верить:

— Сколько, Поттер?

— Что?

Мальчишка не слышит его и только часто лихорадочно дышит, с каждым вздохом всё натужнее, сгорбившись и зажимая голову между коленями. Точка невозврата всё ближе.

Он все же решается в последний момент: перехватывает Поттера за плечи, прижимает спиной к своей груди, достает из кармана брюк крохотный пузырек и резко командует:

— Маленькими глотками, Гарри. Давай.

Поттер в потрясении замирает в его руках — разумеется, он мгновенно распознает умиротворяющий бальзам и, помедлив лишь секунду, покорно открывает рот и делает несколько жадных глотков.

Проходят десять невыносимо долгих минут, и вот лихорадочная дрожь наконец затухает, тело в его объятиях обмякает, и Поттер произносит одними губами, снова утыкаясь ему затылком в плечо:

— Десять тысяч, Северус. Как оказалось, моя сперма и мое доверие стоят на черном рынке каких-то банальных десять тысяч галлеонов.