Мягкий (1/2)

Андрей стоял около старого зеркала в коридоре квартиры и с придиркой смотрел на своë отражение. Вообще, для него было не свойственно любоваться на себя, а зеркала ему нужны были либо причëску поправить, либо грим перед выступлением нанести. А сейчас он просто проходил мимо, но взгляд зацепился за своë же изображение. В нëм не было ничего не обычного, всë как всегда, тот же Андрей в повседневной рубашке, тонкая ткань которой плотно прилегала к коже, из-за чего легко был виден контур тела.

Изменения в теле он заметил примерно год назад, когда почти бросил курить. Почти, потому что и сейчас мог выкурить одну сигарету, но за довольно большой промежуток времени, а это уже нельзя было назвать зависимостью.

Помнится, где-то говорили, что некоторые люди начинали толстеть после бросания этой вредной привычки. Похоже, он попал в их число. Другой причины он не видел: ел почти также, как и до этого, правда, немного больше, но не настолько, чтобы потолстеть. Мышцы тоже не ослабли, он до сих пор мог подтягиваться или отжиматься приличное количество раз.

В последнее время к нему часто подходили и невзначай поглаживали или щекотали его живот. Этот жест казался интимным, а они превращали его в шутку, от которой ему самому хотелось провалиться сквозь землю. Конечно, никто никаким образом не хотел обидеть его, он сам это прекрасно понимал. Но из-за этого Андрей старался втягиваться, особенно если приходилось переодеваться с другими людьми, или, например, летом, когда было невыносимо жарко. Но всё время так не проходишь: то живот втянуть забудешь, то расслабиться захочется. В такие моменты его обычно и ловили.

Нельзя сказать, что его это сильно коробило. Более того, ему дело не было даже до тех, кто жаловался на его толщину. Ага, будет он внимание на это обращать, отшутится и дальше себе жить будет.

Он положил ладонь на живот, немного поводя по нему кругами. Действительно, мягкий, прямо как и говорили все те, кто прикасался к нему. Именно это и не нравилось. Он почти тридцатилетний мужик, а с ним сюсюкаются, называя мягким и милым, всё из-за этого пуза, как у беременного.

Потянув тонкую рубашку вверх, он открыл вид на бледную натянутую кожу, немного выступающую над домашними штанами. Сейчас дома он был один и поэтому мог делать что угодно. Конечно, родители бы не засмеяли, но всё же не хотелось оказываться перед ними в таком положении.

Оставив держать рубашку одной рукой, другой он провëл от рëбер до самого низа, оттягивая шорты. Кожа была гладкой и натянутой. Точно, беременный.

”Так, всё, сейчас не время отвлекаться,” — подумалось ему. У них завтра концерт, надо быть в хорошем настроении и не задумываться над пустяками. Он заправил рубашку и прошёл в свою комнату, собираясь на репетицию.

***</p>

— Я потолстел, — когда до концерта остаëтся меньше пяти минут и все остальные участники группы уже распределяются по сцене, вокалисты ждут своего выхода в гримëрке. Горшок тушит сигарету, расслабленно сидя в кресле. Сегодня он вообще был спокойным, видать, берëг силы для для заключительного в этом туре концерта.

Он поднимает глаза на Князева, который стоит рядом и смотрит в зеркало напротив, держа руки на поясе. Казалось, он сказал это будто в никуда, просто мысли вслух.

— Чё, штаны не налезают? Давай помогу, — в ту же секунду Миша оказывается около Андрея и, взявшись за ремень, резко дëргает его вверх.

— Вот ты нормальный? Всё на меня налезает, мог бы спросить сначала, надо ли мне, чтоб меня за штаны дëргали, — он отшатывается и поправляет беспорядок, наведëнный Горшенëвым, который глупо смеëтся:

— Да ладно тебе, ну, вот где ты толстый? — тут Миша определëнно лукавит. Ну, не совсем, конечно, ведь толстым его назвать действительно нельзя. Но на самом деле он давно заметил, что его друг начал понемногу набирать вес. Сначала он обратил внимание на щëки, которые округлились и стали мягче на ощупь. Потом руки, плечи, в особенности бицепсы, за которые он сам часто хватался, чтобы обратить на что-то внимание. Хотя, это было лишь отмазкой, ему просто нравилось прикасаться к сильным, но мягким рукам.

А вот живот — это разговор отдельный. Андрей с ним казался таким очаровательным, что хотелось заобнимать его, уделяя наибольшее внимание этому мягкому местечку. От таких мыслей по телу пробегала сладкая дрожь.

И жилетки, в которых Князь гонял по сцене, очень нравились Мише. Он сам предложил выступать в них ещё несколько лет назад, когда в магазине они нашли черный с коричневой вышивкой жилет. Мол, он будет выглядить по старинному, что как раз подойдëт к песням. Андрей загорелся этой идеей, и с тех пор жилетки стали главным предметом его концертного гардероба.

Иногда он надевал под них рубашки, иногда носил на голое тело. Если становилось чересчур жарко, он мог и расстегнуться, а это было пределом совершенства. Больше всего Миша любил новый чëрный жилет. Он был короче всех остальных, наверное, за это он так и понравился ему.

Андрей во время концертов скакал как сайгак: то руку вверх выкинет, то прыгать начнëт, то назад выгнется, а то и на пол ляжет. Все эти действия заставляли жилет задираться, выставляя полненький живот на показ. Когда ему нужно было выговорить длинную строчку песни на одном дыхании и он делал глубокий вдох, жилет скользил вверх и кожа под ним натягивалась, образуя небольшую выпуклость. Иногда он от усталости валился прямо на сцену, и тогда его животик был похож на небольшой холмик, опускающийся и снова поднимающийся. Горшку в эти моменты хотелось переместиться с Андреем туда, где они будут наедине, мягко прикоснуться и помассировать его пухлые бока, покрыть поцелуями кожу или просто уткнуться в его брюшко. Представлял, как тому будет щекотно и приятно одновременно.

— Руки, вон, лицо. Ты мои щëки видел? — Андрей демонстративно похлопывает себя по щекам.

— Видел и целовал. Кстати, приятные очень, — Миша мягко проводит большими пальцами по щекам, кладя свои ладони поверх чужих, и целует в нос, — Давай, пора концерт давать.

***</p>

— Куда ты меня тащишь? Там скоро выходы перекроют, а мы тут непонятно где шатаемся, — Андрей недоверчиво оглядывается по сторонам: людей становится всё меньше и меньше. Миша после концерта решил «обсудить дела» и теперь ведëт его куда-то в глубь большого здания. Похоже, тот и сам не знает, куда они направляются.

Наконец-то они начинают замедляться, когда заходят в тëмное помещение, где горит слабый свет. На всякий пожарный, Миха находит выключатель, чтобы чужие глаза уж точно не смогли их достать, и они проходят внутрь.

— Ты бы знал, как мне на концертах сдерживаться трудно… — он прижимается грудью к спине, руками ведя по чëрному жилету вниз, после забираясь под него.