Экстра X.III (2/2)

— Ты так говоришь, будто вы нас совсем не обсуждаете.

Он, конечно, соврал бы, сказав «нет», но лжи тут было лишь вполовину. Когда в мужской бане начинали травить байки на подобную тему, очень не стоило светить отношениями с девушкой-сослуживцем: имелся риск влипнуть в драку или потом косвенно огрести от начальства, если взболтнёшь про кого нельзя.

— Слушай, а как ты вообще решилась со мной на это самое, если я такое трепло?

Хочешь защититься — нападай. С титанами это, конечно, нечасто срабатывало, а вот с Петрой — очень даже, поэтому Оруо решил и на сей раз провернуть излюбленный фокус, резко меняя направление разговора. Однако рано порадовался успеху: она растерялась буквально на пару мгновений, а потом как ни в чём не бывало потянулась к его скуле, задумчиво проводя пальцами вниз до подбородка.

— Надо же, как быстро ты зарастаешь.

Это была ничья: если он умел выводить её из себя так, что Петра отчаянно жаловалась на него высшим силам, она давно поняла, как обезоруживать его женской лаской. И Оруо очень сомневался, что приспособится противостоять этому оружию даже лет через десять — судя по опыту отца, на подобное всей жизни не хватит.

Они по-прежнему стояли босые, и он то и дело замечал, как Петра переминается со ступни на ступню. Щели в этой комнате, видимо, лет семь не видели заделки, поэтому продолжать выяснять отношения лучше было на чём-нибудь вроде кровати. Туда Оруо и взял курс, без всякого усилия подхватив Петру на руки.

— Ну куда ты меня несешь? Нам уже собираться пора, — она, правда, возмущалась скорее из необходимости, нежели искренне, иначе отпустила бы его, когда её голова оказалась на сплющенной подушке. К тому же голос у неё был томный, с придыханием — таким ему ещё ни разу не пеняли и не приказывали.

— Расслабься, никуда мы не опоздаем.

— Ну хорошо, хорошо: десять минут, — её ладонь, скользнув на надплечье, несколько раз сжала то массирующими движениями, и Оруо окончательно разомлел, недоумевая, за что на него в эту поездку свалилось столько счастья. Петра между тем пыталась играть в командира, не имея ни малейшего понятия, как беспомощно звучали её требования. — А потом будем вставать, ты меня слышишь?

— Ага, — поддакнул он, в душе не представляя, каким образом отмерить это время без часов. Сонливость уже не возвращалась, но ему нравилось обнимать её, накрывшись одним одеялом на двоих. Желудок, правда, вновь некстати напомнил о себе, и Петра громко прыснула у него над ухом.

— Между прочим, я тоже хочу есть.

— То-то я смотрю, как ты рано проснулась.

— Не понимаю, откуда у тебя столько сил, — она ущипнула его, и, даже если это должно было быть как минимум ощутимо, он едва ли что-нибудь почувствовал.

— Что-то не устраивает?

Она лукаво улыбнулась.

— Я ожидала худшего, буду честной. Но ты, когда хочешь, умеешь приятно удивлять.

— О, а теперь я тебя удивлю ещё больше, потому что ты подписала себе приговор выйти за меня замуж.

Её тихий смех ласкал слух так же, как бережные руки — шею и спину.

— По-моему, это я тебя заманила. Иначе зачем было мне первой всё это предлагать?

— Ладно, сойдёмся на том, что я заманился по собственному, — Оруо, выпутавшись из её рук, приподнялся на локоть, подмигнув ей и взъерошивая и без того лохматую рыжую макушку. — Чтобы ты не боялась, что я могу куда-нибудь деться от тебя.

— Я правда не хочу этого, — из её взгляда исчез оттенок шутки, придавая улыбке неожиданную для момента серьёзность. — Поэтому помни, как больно ты мне сделаешь, если бросишь меня.

В груди защемило, и Оруо, сжав губы, не сразу нашёлся с ответом. На языке осело было решительное: «Я никогда этого не сделаю», — но он не торопился озвучить его, в глубине души чувствуя, что мог ненароком солгать.

— Правильно, не обещай, — она словно прочитала его мысли, улыбаясь той же доверчивой, трепетной улыбкой, прежде чем погладить по щеке. — Нам с тобой лучше ничего не загадывать.

Оруо иногда ловил себя на мысли, что душой они выросли быстрее тела. У них даже ощущение опасности притупилось, потому что разведчикам с самого первого дня вбивают в голову простую истину: позволишь страху парализовать разум, отточенные рефлексы не сработают, и ты окажешься в титаньей глотке или под обломком.

— Ну чего ты сразу о плохом думаешь?.. — поэтому он заставил себя закатить глаза с покровительственной уверенностью, игнорируя знакомую холодную тяжесть в груди, вслед за которой всегда учащался пульс. — Как будет, так будет. В будущее всё равно не заглянуть, а пока нам везёт, так что у нас с тобой неплохие шансы.

Петра неуверенно поджала нижнюю губу, посмотрев куда-то ему под локоть. Оруо, различив в этой задумчивости опасный признак сомнений, пощекотал ей кончик носа и, наклонившись, поцеловал, надеясь этим безотказным способом увлечь её мысли в другом направлении. И тут, пожалуй, даже стоило поблагодарить желудок, снова очень вовремя возмутившийся отсутствием завтрака — на этот раз так громко и конкретно, что Оруо поморщился.

— Забудь про десять минут, мы просто умрём с голоду и не заметим, — Петра засмеялась, смазанно целуя его то ли в скулу, то ли в крыло носа и ласково похлопывая по плечу. — Давай собираться? Не хочу кусочничать где-нибудь по пути, а то папа обидится, что я к нему совсем не торопилась.

Оказалось, на часах уже было практически одиннадцать, но благо хотя бы небо прояснилось, так и не разразившись холодным ливнем. Оруо, держа руку Петры в кармане вместе со своей, шёл с ней нога в ногу, стараясь игнорировать ароматный запах из «проплывавшей» мимо пекарни, думал о грядущем ужине глаза в глаза с господином Ралом, и у него было отменное настроение, которое нарушалось разве что несмолкаемой желудочной какофонией.

— А сегодня теплее, чем вчера. Даже странно для ноября, — заметила Петра, склонив голову к его плечу, а вовремя заметивший впереди лужу Оруо потянул её ближе к левому краю дороги.

— Да кажется тебе.

— Нет, — она толкнула его бедром, явно готовая затеять спор, — правда теплее, я же чувствую!

— Ну, теплее так теплее, что с того? — Оруо повёл плечами. Лицу было так же холодно, как и прежде, но ладонь Петры грелась в его кармане, а от неё вверх по руке действительно будто бы перетекало тепло.

«Холодно в такое время всем, кроме влюблённых и пьяниц», — пришла на ум шутка дяди Оскара, и Оруо, хмыкнув, охотно согласился с ним, ибо в их с Петрой случае иных объяснений мнимому скачку температуры попросту не находилось.

А вообще, было бы неплохо, умей любовь унимать голод и утомление: начальство Разведкорпуса сэкономило бы на провианте, прописав всем солдатам в обязательном порядке завести себе, по выражению Ханджи, «друга сердечного».

И им с Петрой не пришлось бы тщательно следить за своими отношениями на людях.

— Оруо, ты чего?

Она, кажется, услышала, как громко он фыркает, представив себе столь идеальную для всех ситуацию, а Оруо покачал головой, крепче сжимая её пальцы под прикрытием кармана.

— Да так, подумал кое о чём. Потом, может, расскажу.

— А почему не сейчас? — она наклонила голову, подавшись вперёд, и тотчас нахмурилась. — Ой, нет, забудь, что я спросила! Знаю я эту твою ухмылочку...

«Эх, заноза ты всё-таки. — Оруо усилием воли сдержал вторую усмешку, дабы не навлечь лишних подозрений и возмущений в придачу. — Кстати, звучит почти как зазноба — одно и то же, если про тебя говорить».

Ещё и правда обзовёт его Петра как-нибудь, а ссориться в такой хороший день совсем не хотелось.