VI (2/2)
«Боже, чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Совсем обнаглел…»
Хорошо, что в этот момент нить беседы перехватил Жан, пустив в сторону Эрена колкую шутку: Петра таким образом смогла вернуться к ужину, не посылая в адрес Оруо горящих взглядов.
Уже закончившееся мясо было отличное, хотя его как всегда показалось мало, а обычная похлёбка на этот раз ощущалась вкуснее и жирнее. Петра тщательно, но с достоинством вытерла хлебным мякишем остатки с бочков и дна плошки, а заодно и тарелку из-под овощей с мясом. Эрен с Жаном между тем сцепились на радость всей подвыпившей публике, и их не то что не стали разнимать, а наоборот — подбадривали на все лады.
Поэтому она сочла за благо ретироваться на улицу, чтобы немного остудить голову и отдохнуть от шума, да и сидеть рядом с Оруо стало немного неловко.
Сентябрьский вечерний воздух был слегка зябкий — Петра даже поёжилась, плотнее кутаясь в лёгкую серую кофточку. Холод стены, к которой она прислонилась, уже постепенно растворялся, и Петра, вскинув голову, смотрела на чистое, высокое индиговое небо с мелкой россыпью бледных звёзд. Убывающая луна сияла начищенным серпом, и взгляд невольно задержался на ней.
Петра задумалась.
За прошедшие десять дней её подозрения насчёт Оруо превратились практически в уверенность, хотя шансов поймать его на чувствах выпадало критически мало: перед экспедицией все были немного на взводе и постоянно заняты, поэтому они могли целыми днями не видеть друг друга, исключая перерывы на еду и тренировки: Петру частенько выпрашивала на помощь капитан Ханджи, шутя, что у неё к ней особая симпатия, а уж если попадёшь под её крыло, загрузят по-полной.
Она пыталась вновь покопаться в памяти, но, как назло, не смогла наскрести ничего мало-мальски ценного. Оказалось досадным понять, что её сознание даже не фильтровало поведение Оруо, принимая любые его слова и выходки как нечто привычное и будничное. В голову лезли только платок, их объятия в больнице да мелочи вроде того, что он сильно смутился, когда она, неумело заигрывая, попросила его достать пару книг с верхней полки. Ей-богу, такой дурочкой себя чувствовала, невинно хлопая ресницами, а он схватился за шейный платок, словно тот превратился в удавку.
И, разумеется, без скептических замечаний с его стороны она не осталась.
Дверь скрипнула, на улицу выкатились звуки безумного гвалта, а вместе с ними вышел Оруо, шумно втянув носом воздух. Петра, повернув голову на звук, честно говоря, немного удивилась, но в большей степени её душой овладело смятение: появился, словно почуяв, мысли о себе.
— Что грустная такая? — он привалился к стене, сложив на груди руки, и посмотрел на неё сверху вниз с дружелюбным интересом. От него слегка тянуло алкоголем.
— Да так, ничего, — улыбка, наверное, получилась усталой, но Петра не стала делать над собой усилий. Вероятно, пиво наконец дало расслабляющий эффект, контрастно проявившийся на свежем воздухе: хотелось просто постоять, помолчать и погрустить. Отчасти оттого, что завтра им снова предстояло выйти за стены.
— Ну, ладно, — Оруо пристально вглядывался в неё пару секунд, но потом тоже запрокинул голову, глубоко вздыхая. — Красивое сегодня небо, да? Ещё бы не орали там за стенкой благим матом.
Губы дрогнули, с них практически сорвался смешок, и Петра потёрла ладонями предплечья, стараясь прогнать холодок. Какими ценными были такие моменты, и как часто они просто проживали их, не придавая им большого значения.
Вот стоит она, к примеру, сейчас с ним на пустой улице в свете зажжённых ламп, и внешне их не отличить от рядовых горожан. В какой-нибудь другой жизни Петра Рал могла бы пойти не в Разведкорпус, а в швейную мастерскую или служанкой в трактир. Кем тогда представить Оруо? Солдатом на побывке, одним из гарнизонных? В любом случае они бы встретились, и их дружба наверняка бы вновь перешла в чувства, которые она поначалу старалась бы отрицать.
И, наверное, сейчас он мог бы поцеловать её или хотя бы взять за руку.
— Зябнешь? — Оруо покосился на неё, уже серьёзнее. Телу хотелось обратно в тепло, но Петра отрицательно покачала головой, смущённо улыбаясь и ему, и собственным мыслям.
— Всё хорошо, воздух свежий просто.
— Можешь прижаться ко мне, вдвоём теплее.
В былое время она бы закатила глаза, отвернувшись и раздражаясь этим неуместным для друзей заигрыванием, но сейчас только ошарашенно поглядела на него, почувствовав, что сомневается. В голове мелькнула шальная мысль воспользоваться шуточным предложением, но с другой… Что-то останавливало. Наверное, скромность.
Это ведь стало бы толчком объясниться здесь и сейчас.
Поэтому она прибегла к проверенной тактике: вновь улыбнулась, теснее обняв себя за плечи, и сделала вид, будто не придала услышанному никакого значения.
— Эрен с Жаном там не поубивали друг друга?
— Ха, да не смеши меня, — охотно перескочивший на другую тему Оруо хохотнул, меняя позу — прислонился к стене и сполз по ней, садясь на корточки. — Когда я уходил, эти двое уже еле ворочали кулаками. — А помолчав секунду, добавил снисходительно-ироничным тоном: — Да и на Эрене всё равно всё заживает, как на собаке.
— Я бы не была так уверена насчёт бедных собак, — заметила она, в глубине души признавая, что нехорошо было иронизировать насчёт их друга, но, наверное, после алкоголя у неё под влиянием Оруо портился характер.
А он, присвистнув, посмотрел на неё с восхищенной, чарующей усмешкой, которая не могла не закончиться ироничным комментарием.
— Однако…
— Цыц, — не выдержала Петра, делая смущённо-требовательный жест в его сторону. — Ты этого не слышал. И не смей при Эрене такое ляпнуть!
— Знаешь, я заметил, что пиво очень хорошо влияет на твоё чувство юмора…
— Оруо! — ну всё, это не предвещало ничего хорошего! Петра возмущённо сверкнула глазами, топнув каблуком по камням мостовой. — Почему ты не можешь просто помолчать вместо того, чтобы ляпнуть очередную глупость?
— Ну, наверно, мне нравится тебя поддразнивать?
Он не отвёл взгляд, в котором плескалась прежняя игривость. Сбитая с толку такой прямолинейностью, Петра растерялась и замерла с приоткрытым ртом, а когда Оруо звонко, как мальчишка, расхохотался, положение стало и вовсе безнадёжным. Щёки пылали.
— Мне кажется, ты пьян.
— Ни в одном глазу! — весело отозвался он, расчёсывая пальцами волосы и забирая их назад. — Да расслабься ты наконец, Петра! Сегодня же ночь, когда всё можно!
— Это просто ночь перед миссией в Сигансине, — даже удивительно, как ей удалось произнести это ровным, снисходительным тоном: насколько предсказуемыми, привычными стали неверная судьба и тень смерти за спиной. — Вылазкой, после которой, как и раньше, кто-то не вернётся.
— Не-е-ет, Петра, не так, — он поцокал языком, плавно, с кряхтением, поднимаясь по стене. Наклонился к ней, блеснув потемневшим от нехватки освещения взглядом, и она вновь замерла, трепеща от его многозначительной усмешки. — Завтра мы пойдём доказывать, что всё это время нас чертовски недооценивали.
За стенами как-то странно притихли, а может, это Петра на секунду оглохла, засмотревшись на Оруо, который, подмигнув ей, не поторопился сразу отстраниться.
— Оруо... — он дёрнул бровью, едва заметно качнул подбородком, а у неё слова встали в горле, сердце забилось и желудок завернулся узлом. — Т-ты…
«Ты не должен быть тем, чью нашивку привезут на этот раз».
— Ты п-пахнешь пивом. П-подвинься, пожалуйста.
— И ты мне только это могла сказать в ответ? Ну спасибо! — он, смеясь, закатил глаза и выпрямился, а у неё дрожали ноги и пальцы на руках и закружилась голова. Слава богу, что под спиной по-прежнему была надёжная стена.
— Что-то они там притихли. Неужели конец гулянке? — Оруо между тем отвернулся, вновь по невидимому щелчку абстрагируясь от произошедшего. Прислушался, почесал подбородок и сделал шаг в сторону двери, с улыбкой обернувшись к ней через плечо. — Ты как, со мной пойдёшь или хочешь дальше закаляться?
Ноги стали слишком лёгкие, и Петра качнулась от стены, пряча пальцы в рукавах кофточки и рискуя таким образом растянуть ту до неприглядного состояния. Щёки горели дурманящим жаром, его спина была притягательно широкая, и она, кажется, временно разучилась думать внятно.
И вот, спрашивается, зачем было десять дней убеждаться, раз в конце концов ничего не получилось сказать?