Teacher's pet [Чонгук/Юнги, 30. пирсинг/тату] (1/2)

Юнги не понимает, как это вообще допустимо. У них университет с древнейшей историей, строгий дресс-код, уйма правил поведения для студентов — и ничего из этого не действует для Чон Чонгука. Потому что он профессионально играет в дурачка и заговаривает зубы, и в одну секунду преподаватели делают ему замечание, а во вторую расплываются в смущенных, робких улыбках, фу, смотреть противно. На Юнги его приёмчики не действуют.

— Чонгук-щи, — монотонно повторяет он в миллионный раз за семестр, — прикройте ваши татуировки.

— Простите, сонсенним, — говорит Чонгук с улыбкой, в которой ни капли сожаления, и спускает рукава.

А потом снова приходит на его пару с оголенными предплечьями, и Юнги хочется выть. От того, что Чонгук не подчиняется правилам, и от того, что ему, к своему огромному стыду, ужасно нравится, как татуировки Чонгука смотрятся на его коже, — и Чонгук, кажется, об этом знает.

— У меня есть вопрос, вот здесь.

Чонгук кладет лист с тестом к нему на стол, указывает куда-то пальцем, но буквы перед глазами Юнги размывает. Он всматривается в рисунок, выбитый на внешней стороне ладони и дальше, вверх по запястью, потому что впервые видит так близко. Татуировки Чонгука не похожи на случайный набор, между ними есть какая-то связь, и Юнги, натыкаясь на закатанный рукав чуть не вздыхает от разочарования, чувствуя себя одновременно исследователем и ценителем искусства, который, наткнувшись на полотно, занимающее целую стену, смог увидеть только самый уголочек.

— Хотите посмотреть?

Юнги вздрагивает от голоса и, поднимая голову, видит нависающего Чонгука близко-близко, красивые глаза поблескивают от насмешки.

— Что? — растерянно спрашивает он. Чонгук улыбается, и колечко в губе чуть сдвигается, мгновенно притягивая взгляд. Юнги никогда не целовался с людьми с пирсингом.

— Мой тест, — улыбка Чонгука становится еще нахальнее, — который я только что положил на стол.

Юнги от его насмешливости трезвеет мгновенно, а закипает еще быстрее и, утыкаясь в листок, размашисто перечеркивает несколько пунктов. Надо же, какой засранец. Ничего, ничего, он вернет его на землю.

— У вас ошибки в восьми пунктах из десяти, — Юнги, довольно отбрасывая ручку, отклоняется назад вместе со спинкой кресла. — Вопросы обычно появляются у тех, кто знает хоть что-то.

— Даже так, — Чонгук приподнимает листок и просматривает ошибки, кусая губы. Юнги смотрит на проклятое кольцо с миллионом вопросов в голове. Оно теплое или холодное? Как оно ощущается на коже? А у него во рту?

— Возможность пересдать только до следующей пятницы, — говорит Юнги, откашлявшись. Чонгук кивает, не отрывая глаз от листочка. Получай, придурок.

— Хорошо, я понял. Спасибо, сонсенним.

Чонгук убирает листочек в рюкзак и, поклонившись, спокойно идет на выход из аудитории. Юнги, не скрывая омерзительного ликования, смотрит ему в спину с легким, едва ощутимым чувством подставы. Чонгук же не из отстающих, как он смог завалить этот тест?

В следующую пятницу, Юнги понимает, что из них двоих это он — придурок, потому что никто, кроме Чонгука, не заваливает легкий тест, и Чонгук, на самом деле, не заваливает его тоже, просто находит удачную возможность извести Юнги без свидетелей. Когда он снимает толстовку, оставаясь только в футболке с обрезанными рукавами, Юнги думает, что ближайший час просто не переживет. Потому что у Чонгука красивые руки, — он весь красивый, — и татуировки покрывают их до самых плеч и, возможно идут дальше, но Юнги не хочет знать, и видеть, и трогать.

— Сонсенним? — с усмешкой спрашивает Чонгук, и Юнги проклинает все на свете, понимая, что пропустил его вопрос.

— Да, Чонгук-щи?

— Так все-таки, в третьем вопросе ответ формировать на основе ваших лекций? — Чонгук, глядя в листочек, в фальшивой задумчивости гладит себя вверх по руке до плеча, и Юнги голодной собакой прослеживает движение его пальцев. — Или на основе нашего парного проекта?

Гори в аду, Чон Чонгук, ты и твои проклятые татуировки.

— Я не отвечаю на вопросы на пересдаче, — выдавливает Юнги, опуская взгляд на стол и больше не поднимая. К черту это все, надо просто найти себе кого-нибудь симпатичного развлечься и перестать течь на наглого сопляка, которому очевидно доставляет удовольствие мучить людей своей привлекательностью. Ему от Юнги, скорее всего, даже ничего и не нужно, такие как он могут указать пальцем на любого, кого захотят в свою постель, а профессора-замухрышку гораздо интереснее просто подразнить.

Когда листочек прилетает ему под нос, Юнги вскидывает голову и чуть не давится слюной — Чонгук, упираясь обеими ладонями в стол, нависает над ним со всей своей роскошной красотой и просто смотрит так, что у Юнги мурашки бегут под коленями.

— Я могу идти, сонсенним? — спрашивает он, приподняв уголок губ. Юнги против воли проезжается еще одним постыдным взглядом по его голым рукам, и нутро выкручивает от желания выпалить «нет, не можешь, пока я не затащу тебя в постель и не оближу все татуировки, которые отыщу».

— Да, можете, — говорит он с невозмутимым лицом, но Чонгук так и стоит, улыбаясь, не двигаясь с места, и Юнги с измученным вздохом спрашивает: — Что ещё вам от меня нужно, Чонгук-щи?

— Много всего, — говорит он тихо, вкрадчиво, будто делится постыдным секретом, и Юнги чуть выгибается от фантомного ощущения горячих пальцев вдоль позвоночника, подается вперед, чтобы уже послать засранца так цензурно, насколько возможно в стенах этого университета, но Чонгук отстраняется сам и почти весело говорит: — До свидания, сонсенним.

Их свидания происходят чаще, чем Юнги хотелось бы. Чонгук записывается к нему на все дополнительные модули, маячит перед глазами в столовой, в библиотеке. Даже в сраном супермаркете около универа, куда Юнги с работы выползает почти под ночь, и, видя его между рядов, Юнги чуть не орёт от усталости. Он пытается по-тихому свинтить в другую сторону, но слышит истошно-счастливое:

— О, сонсенним!

У него не получается сбежать, даже когда он буквально бежит, Чонгук плетется за ним, без умолку болтая о том, как здорово его увидеть, какое прекрасное совпадение. Юнги отмахивается от всего красноречивыми «ага, да, угу», летит на кассу быстрее, чем когда-либо бегал, и вытряхивает корзину на ленту под ошалевший взгляд кассира. Плевать, надо валить отсюда побыстрее, просто расплатиться и бежать куда глаза глядят. Но Чонгук внаглую втискивается перед ним, оттесняя его все время, пока шокированный кассир забирает деньги. Юнги беспомощно вопит у него за спиной, пытаясь пробраться до кассы, но Чонгук только радостно хихикает.

— Эй, какого хрена, Чон Чонгук, не надо за меня платить, эй!

Чонгук, самодовольно забирает чек, и оборачивается, посматривая на Юнги насмешливым взглядом.

— Я что, не могу заплатить за любимого преподавателя?

Юнги яростно отфыркивается, оправляя на себе одежду. Он не хотел срываться, он же преподаватель, а этот недоумок — его студент, ему нужно вести себя прилично, держать себя в руках, но какого-то черта рядом с ним не получается вообще. Закипая от злости, он молча хватает пакет и просто уходит, слыша за спиной умоляющий скулеж:

— Ладно, ладно, простите, не уходите, пожалуйста.

Юнги уходит все равно, но останавливается на улице, нервно закуривая. Ну и пусть видит, к черту его. Чонгук выходит с очаровательной виноватой улыбкой, и Юнги бесится еще сильнее с того, что на этого придурка с такой мордашкой невозможно злиться всерьез.

— Отдай мне чек, я верну тебе деньги, — цедит Юнги, уставившись на темную улицу.

— Давайте сделку? — прищурившись, улыбается Чонгук. — Я доброшу вас до дома и потом отдам чек.

— Нет.

— Нет так нет.

Боже, как же бесит.

— Я не поеду с тобой никуда.

— Почти двенадцать, как вы домой-то добираться будете?

— На силе своей… — Юнги едва успевает проглотить «горящей задницы», — ненависти к студентам, которые неуважительно относятся к преподавателям.

— Но я так проявляю уважение! — возмущенно говорит Чонгук. Его огромным честным глазам почти можно поверить, если не знать, какой он хитрожопый. — Предлагаю довезти, чтобы вы не подверглись опасности поздно ночью!

«Ты главная опасность в моей жизни» — думает Юнги, пока смотрит на его красивое лицо в освещении уличных фонарей.

— Хорошо, — осторожно говорит он, — но ты отдаешь мне чек и сразу уезжаешь, понятно?

— А что, боитесь, что я попрошусь к вам в гости рамен поесть?

Юнги несколько секунд невозмутимо смотрит на его трескающееся от улыбки лицо и, развернувшись, просто уходит. Чонгук тут же семенит следом, задыхаясь от смеха.

— Ладно, простите, пожалуйста, я просто пошутил, простите, позвольте мне вас довезти.

Юнги начинает казаться, что мироздание ниспослало ему Чонгука, чтобы заставить жалеть обо всех своих решениях, потому что, когда они идут на парковку за магазином, и Чонгук садится на мотобайк, Юнги прилагает все свои жизненные силы, чтобы держать лицо. Чонгук поглядывает на него с самодовольством подростка, которого отец пустил за руль, — круто, да? впечатляет? — но Юнги не позволит ему сбить себя с толку, нет уж, даже если мысль проехаться на мотоцикле пугает его до усрачки. Он садится позади, целомудренно хватаясь хоть за что-нибудь, что не Чон Чонгук, и очень невовремя вспоминает:

— А шлемы?

— У меня нет шлемов, — хмыкает Чонгук. Юнги вздыхает.

— Это против правил.

— Вы должны уже были понять, что я люблю нарушать правила, — Чонгук оглядывается с нахальной улыбкой, и Юнги внезапно чувствует себя слишком близко, ближе, чем бы им стоило находиться. — Хватайтесь за меня.

Он бегло осматривает Чонгука, крепкие руки под футболкой, узкую талию, и мозг в ужасе кричит «не-не-не, мы не будем это трогать, ничего из этого», но он говорит как можно спокойнее:

— Спасибо, мне так нормально.