Blood on your hands [Хосок/Тэхен, 26. укусы] (2/2)

В тот вечер он просто молча выходит из ванной, но Тэхен приходит к нему спать, нерешительно придвигаясь ближе, и Хосок его не прогоняет. Они все еще не разговаривают нормально, но на этот раз Хосок дистанцируется сам. Он не может пить, потому что перед глазами стоит искусанное тело Тэхена — и к своему стыду ярости от этой картинки испытывает столько же, сколько желания. Он не может появляться в клубе, чтобы не видеть Тэхена в чужих руках. Все эти дни Тэхен поглядывает на него извиняющимися глазами, но Хосок не находит в себе сил заговорить.

— Я принес тебе поесть.

Тэхен протягивает ему бокал, но Хосок, сидящий в большом кресле у камина, даже не смотрит, и, с тяжелым вздохом поставив бокал на столик, он залезает к Хосоку на колени. Это кресло уже много лет слишком маленькое для них двоих, но Тэхен сворачивается у его груди как может, жмется ближе, будто способен согреваться об вечно холодное тело.

— Хосоки, — выдыхает он, прижимаясь виском к плечу, — что мне сделать, чтобы ты простил меня?

— Я не обижен на тебя.

— Я сделаю, что угодно, правда, — Тэхен оплетает его руками с такой нежностью, будто под ним не холодное тело, лишенное жизни, а тёплый песок побережья. — Я знаю, что меня недостаточно, и это так бесит, что я готов из кожи вылезти.

— Что ты говоришь вообще? — Хосок мягко треплет кудрявый затылок.

— Правду, — Тэхен сжимает его ещё крепче. — Прости, мне никогда не приходило в голову, что ты можешь просто меня не хотеть, мне все вокруг говорят, какой я вкусный, как хорошо пахну и… — он тяжело вздыхает, пряча лицо у его шеи, словно хочет скрыться от мира, — меня это с ума сводит, потому что единственный вампир, которого я хочу кормить, не хочет меня.

Хосок чувствует, как его слова жаром расползаются внутри, словно дыхание жизни, которой он не ощущал в себе много столетий.

— Тэхен, — несмело зовет он, но тот перебивает его, судорожно бормоча, запинаясь через слово:

— Я не такой красивый, как остальные доноры в клубе, я-я не знаю, что тебе нравится, я вообще не знаю, как сделать тебе хорошо, прости меня, не понимаю, на что я вообще рассчитывал…

— Хочешь узнать?

Тэхен поднимает голову, уставляясь огромными неверящими глазами.

— Можно?

— Это изменит все между нами, ты понимаешь? — Хосок с улыбкой касается его щеки, и Тэхен трется об пальцы, сжимает в своих, целует попеременно, будто это он семьсот лет искал свою судьбу.

— Для меня уже давно все изменилось. Я сделаю, что угодно, Хосоки, я весь твой, — выдыхает он, и Хосок спрашивает с легким вызовом, заранее предвкушая, как Тэхена разломает словами, которые он хотел услышать очень давно:

— Накормишь меня сегодня?

И Тэхена предсказуемо срывает пьяным восторгом.

— Да, да, да, пожалуйста.

Хосок мягко жмется к губам, просто чтобы заглушить, и сразу же отстраняется, но Тэхен настойчиво лезет ближе, просит ещё поцелуев. Хосок мягко смеётся, прижимая палец к губам.

— Тише. Нам некуда торопиться.

Он наклоняется за еще одним поцелуем, пробует с осторожной нежностью, контрастно медленной той жажде, что рвет ему нутро, требуя скорее вцепиться. Он не ел несколько недель и сейчас в его руках — то, что утолит его жажду лучше любых самых утонченных доноров, но Хосок смакует собственное нетерпение, оттягивает момент. Тэхен кажется гораздо более нетерпеливым, он выпутывается из пижамной рубашки, оставляя ее висеть на локтях, ахает, когда Хосок проходится языком по плечу. Тот прикусывает совсем легонько, но Тэхен испуганно зарывается в его волосы, словно уже кровоточит, а не сочится слабыми каплями.

— Вкусно? — с трепетной надеждой спрашивает Тэхен, но Хосок только блаженно мычит, собирая влагу с кожи.

Хосок кусает снова, чуть ниже, и не может поверить в то, какой Тэхен расслабленный в его руках, словно не чувствует боли, словно создан для него. Хосок не сделал даже глотка, но уже чувствует себя захмелевшим, вкус тэхеновой крови расцветает на языке будто пряное вино, распитое на цветущем лугу в объятиях возлюбленного.

— Ты можешь не сдерживаться, — выдыхает Тэхен, прижимая его крепче к себе, — я не знаю, как тебе нравится, пей меня как хочешь.

— Мне нравится пить кровь возбужденного, — Хосок проскальзывает ладонью между его бедер, и Тэхен, словно в судороге, сводит их, дыхание отрывисто льется с губ. — Ты позволишь?

— Я позволю тебе все, — выдыхает он, опуская длинные густые ресницы.

Тэхен остаётся на его коленях обнаженным, не стесняясь своей уязвимости, ерзая, будто выпрашивает больше. Хосок гладит его ладонью по члену и оставляет ожерелье из укусов на груди, впивается чуть глубже там, где бешено колотится его сердце. Он чувствует, как взлетает пульс, когда он едва ли целует в шею, Тэхен стонет от удовольствия и нетерпения одновременно, ерзает, выпрашивая задыхающимся голосом:

— Хосоки, пожалуйста, пожалуйста…

Голос Тэхена обрывается скулежом, когда Хосок стискивает пальцы крепче и вжимается в шею открытым ртом, слышит пульс грохотом в голове. Вот сейчас, сейчас, ещё немного — артерия Тэхена колотится у него во рту, умоляя быть раненой, Тэхен вымаливает, с таким отчаянием прижимая его к себе за затылок, будто его жизнь оборвется раньше, чем Хосок выпьет её часть. Он всаживает зубы, глубоко прорывая кожу, за секунду до того, как Тэхен прольётся ему на пальцы. Тэхена выгибает с надрывным сытым стоном, и кровь бьёт Хосоку на язык, шипучая, словно дикая смесь шампанского с перцем чили. Он упивается ею на опасной грани потери контроля, дурея от удовольствия, но Тэхен со стоном обмякает в его руках, и он тут же отрывается, запечатывая ранку. Он возбужден, он одержим, но даже самый волшебный вкус крови не будет для него важнее тэхеновой жизни.

Он опадает обратно на спинку кресла, притягивая ослабевшего, подрагивающего Тэхена к себе. Пальцы против воли скользят вокруг укуса, словно наслаждаясь ощущением метки обладания на нем, каждое легкое прикосновение отзывается новой волной дрожи по телу Тэхена.

— Ты можешь выпить ещё, — выдыхает он, и Хосок, чувствуя жар его крови внутри, ласково смеётся.

— Такой ненасытный, будто это ты из нас двоих вампир, — он целует Тэхена в скулу, любуясь алым отпечатком своих губ.

— Я бы кусал тебя все время, — Тэхен прикусывает его шею совсем слабо, но Хосок все равно покрывается мурашками от того, как жаркое дыхание припекает холодную кожу.

Он прикрывает глаза, прижимая к себе Тэхена и представляя их вдвоем десятки, сотни лет в объятиях друг друга. Как они будут лежать, сытые, жадные друг до друга, в их общей кровати с прозрачным легким пологом, развевающимся на весеннем ветру из окон. Тэхен с довольным вздохом прижимается ближе, и Хосок теряет свой голос в черных лохматых кудрях.

— Время придет.