Boys like you [Енджун/Бомгю, 5. курение] (1/2)

Разумеется, он нравится всем. И это одна из причин, почему он не нравится ему.

Одна из тысячи причин.

Бомгю начинает вести мысленный список того, чем его так сильно бесит Енджун, еще до того, как видит его впервые. Он слышит разговоры про Енджуна, куда бы ни пошел, так часто, что проще было бы уже переименовать Землю именем этого придурка. Еще бы, он тут местная андеграунд рок-звезда, люди в очередь выстраиваются, просто чтобы на секундочку заслужить его внимания; он, как восторженно рассказывает Субин, красив как бог и талантлив как дьявол. Бомгю ждет не дождется, пока он свалит из их захудалого городишки покорять столицу и перестанет бесить одним своим существованием.

— Они сегодня выступают в «Хайбе», — захлебывается Субин, пока тащит его за собой за руку, — они вообще редко выступают в больших клубах, мне эти билеты, знаешь, каким трудом достались…

Бомгю не нравятся клубы, но Кай уговорил его пойти с Субином вместо себя — и добавил еще одну причину не любить Енджуна, пока он скролил километровый чат, выслушивая, как простуда не дала Каю посмотреть на любовь всей своей жизни.

Бомгю нравится рок-музыка, но не та, которую исполняет Енджун. Он стоит в переполненном клубе, глядя на сцену, и чувствует какое-то удовлетворяющее злорадство. Енджун выглядит именно так, как он ожидал, будто вывалился из подборок пинтереста: рваные джинсы, шипастый чокер, густой черный мейк на глазах, соблазнительные ухмылки в толпу. Смотреть противно.

У его группы неплохая музыка, — если бы еще вокалист был какой-нибудь другой, — но Бомгю единственный в зале с облегчением реагирует на то, что концерт заканчивается. Вот только домой ему уйти не дают, потому что Субин натыкается на своего бывшего одноклассника, который работает менеджером группы, и тот ведет их знакомиться. Бомгю плетется за Субином и Тэхеном из чистого беспокойства, что Субин свалится где-нибудь в панической атаке и помрет, и мрачнеет еще больше. Такое ощущение, что ему никуда не деться от сраного Чхве Енджуна, куда бы он ни пошел.

То, что его настроение способно упасть еще ниже, он узнает, когда видит Енджуна лицом к лицу. Тот сидит с группой в обшарпанной гримерке клуба, бутылка пива в одной руке, шея их гитариста в другой, взмокшая майка низко сползает на груди, обнажая ключицы, мейк размазан по лицу. Вылитый плохой парень, как из книжки, даже смешно.

В гримерке стоит гогот до того, как Тэхен представляет своего «старого друга и его друга», но Бомгю старательно косплеит горшечный фикус, даже когда чувствует чужой взгляд на себе.

— Симпатичный «плюс один» ты себе подогнал, парень, — говорит Енджун, обращаясь к Субину, и Бомгю добавляет в список противный, охрипший после концерта голос, похожий на сиплое тигриное рычание.

— Да нет, он мой друг, правда, — смущенно тараторит Субин, почесывая шею. Енджун хмыкает.

— Я бы на твоем месте это исправил.

Бомгю медленно поворачивается, сжимая кулаки. Енджун просто улыбается, глядя на него, но его улыбка бесит тоже. Все в нем ужасно бесит.

— А я бы на твоем месте, — ехидно тянет он, — научился складывать цифры дальше единицы.

В гримерке снова поднимается вой, только Субин, кажется, краснея, дергает его за рукав и бормочет: «чувак, ну ты чего…», но Бомгю на него не смотрит. Он смотрит только на Енджуна, как тот, отпуская своего гитариста, подается ближе, упираясь локтями в широко расставленные бедра и смотрит на него как на интересную зверушку. Бомгю насмешливо приподнимает бровь. Что, привык, что все вокруг ботинки облизывают?

— Симпатичный да еще и острый на язык, — Енджун смеется, но совсем не обиженно, он выглядит так, будто искренне веселится, и в Бомгю все вскидывается, чтобы задеть побольнее.

— Своим фанаточкам ты не позволяешь с собой так разговаривать, да?

— Ну, некоторым могу, — Енджун тянет ухмылку, ту самую, в которых рассыпался на сцене, и Бомгю презрительно фыркает.

— Тебе таланта не хватает, чтобы я в твои фанаты вписался.

— Воу, — ахает Енджун, опадая обратно на диван и прижимая руку к груди, — в самое сердечко. Откуда же ты такой красивый и жестокий вывалился?

— Ты всех называешь жестокими, кто тебя на место ставит? — спрашивает Бомгю, глядя на то, как лицо Енджуна расплывается в шкодной улыбке.

— Предпочитаю, когда меня ставят на колени.

— Придурок, — фыркает Бомгю на выдохе и выходит из гримерки, слыша смех за спиной, даже когда выходит на улицу.

Субин, конечно же, устраивает ему полный разнос. Что как он, да их главной святыне, да его любимому айдолу — такое сказал! Бомгю его даже не слушает. Ему нужно было любыми путями вычеркнуть Енджуна из жизни, желательно даже не слышать о нем, пусть спустя несколько дней, уже остыв, он чувствует, как его подъедает стыд. Может быть, он правда был резковат. Енджун ничего ему не сделал, — только зачем-то назвал красивым, — ну бесит и бесит, что теперь. Но разговоры про Енджуна в их компании не прекращаются и стыд Бомгю, к сожалению, тоже. И именно он гонит его пойти с Субином на общую тусовку, на которую их позвал Тэхен. Бомгю, наверное, извинится или хотя бы попытается его игнорировать, проследит, что Субин в безопасности с Тэхеном, и свалит.

Но он приходит на первую тусовку, вторую, четвертую — и не может заставить себя извиниться. Не хочет. Потому что каждый раз он ввязывается с Енджуном в словесную перепалку, как в смертельную битву, и выходит из нее настолько накаченным адреналином, что его немного трясет. Иногда их обмен колкостями почти похож на дружеские подначки, и в такие моменты Бомгю даже думает, что они могли бы подружиться — если бы Енджун не бесил его так своим священным ореолом знаменитости и вечной толпой обожателей поблизости. Но иногда они сцепляются с таким остервенением, словно первый отступивший потеряет все, и Бомгю, каждый раз оставляя Енджуна с отвисшей челюстью, чувствует жгучие искры под ребрами.

Когда он видит их впервые в глазах Енджуна, все начинает ломаться.

Он приходит в клуб, в котором в тот вечер играет его любимая группа, но смотрит не на сцену, а на Енджуна в вип-зоне, который не отрываясь смотрит на него. И медленно, красиво курит; тонкие завитки дыма в полумраке красят его немного демонически. Кончик сигареты, зажатой между длинными пальцами, вспыхивает рыжим и рассыпается всполохами костра в темных глазах. Бомгю до него — не меньше четырех шагов, но по телу прокатывает волной душного жара.

В тот вечер Бомгю к нему не подходит.

Он бы хотел держаться от него подальше, но все идет к чертовой матери снова из-за его друзей. Субин буквально умоляет помочь вернуть гитару, которую ему одолжил Енджун, ведь Субин, заваленный тестами, обещал и не может подвести своего айдола, и Бомгю прется в клуб посреди бела дня с уверенностью, что сбросит гитару в гримерке и хватит с него.

Небольшой клуб, в котором обычно выступает группа Енджуна, выглядит непривычно пустым и блеклым без людей и мерцающего стробоскопа. Бомгю пробирается в полумраке, плохо разбирая дорогу в слабом свету из узких окошек под потолком, пока его не окликает голос:

— Эй, медвежонок.

Бомгю безумно бесит, когда он его так называет.

Он оборачивается на голос, видя Енджуна, сидящего на краю сцены с синтезатором на коленях, луч света вырывает его из темноты, укутанного слабым клубящимся дымом вейпа. Растрепанным, без привычного темного мейкапа Енджун выглядит сонным, нежным до уязвимости.

Бомгю бесит в нем все. Особенно то, что он находит его потрясающе красивым.

— Субин попросил вернуть тебе гитару.

— Я рад тебя видеть.

Его бесит, что в толпе обожателей, готовых полечь к его ногам ради одного мгновения, в котором почувствуют себя особенными, Бомгю уже чувствует себя особенным.

— Неси ее сюда.