II (1/1)

Осенью живот Мию сделался заметным, хоть она и драпировала его всячески?— выпирал. Шутка ли?— в ноябре пойдет шестой месяц.Ник думал, что начнутся капризы или Мию затребует странной еды?— должно ведь что-то с беременными происходить этакое,?— но, кажется, ошибся. Лишь поначалу Мию много спала, а когда не спала –ходила вялой и ее мутило. Потом все прошло.Если Ник возвращался в синяках или с очередной раной, Мию усаживала его в плетеное кресло и, встав между коленей, принималась обрабатывать ссадины. Не из тех, кто будет причитать при виде крови, она ловко со всем управлялась. На слова Ника, что у нее легкая рука, сказала:—?Знал бы ты, сколько перевязок я сделала Киёси. Он вечно попадал в истории. С самого детства.Смутные представления о женщине в положении продолжали рушиться. Например, Мию не просила гладить живот. Ник сам прикладывал ладони; обнимал раздавшуюся талию?— прислушивался.—?Он пихаться-то будет?—?Будет. Попозже,?— Мию перебирала пальцами его пряди и улыбалась.А еще, выбравшись из сонных чар первых месяцев, она не желала сидеть дома. Продолжала бывать в клубе, разносила напитки, болтала со всеми. Любила и сама танцевать, и чтобы кругом народ, разговоры, музыка. Поглядывая на парочки, не могла сдержать вздох: для нее нынче танцы под запретом, а как же хочется. Ник такие настроения не разделял:—?Шумно, накурено. Тебе это вредно.—?Я здесь лучше себя чувствую,?— отозвалась Мию, пересчитывая иены. И добавила мягко:—?Ты за меня не переживай. Тут все свои.Она никогда ничего не требовала, не закатывала сцен, но умела так посмотреть или негромко сказать, что Ник сдавался; наклонялся к ней, целовал и на следующий вечер снова отвозил ее в клуб.Летом еще ладно?— тогда живот не выделялся, а на улице было тепло. Но с наступлением осени, когда на город то и дело обрушивались дождливые тайфуны, Ник заволновался всерьез.—?Как ты поедешь домой, если я буду занят?—?Ребят попрошу.—?Они тоже не всегда бывают в клубе.—?Поймаю такси.—?А если ливень? Ветер?—?Ник,?— хрупкие руки нежно обвивают шею,?— здесь всегда по осени и ливень, и ветер. Но я же не из бумаги, как-нибудь доберусь.Не из бумаги?— из тончайшего фарфора. Кто угодно может разбить. Ник все время это ощущал, враждебность мира, и ревниво оберегал Мию. Однажды предложил ей уехать хотя бы на время дождей. На что Мию серьезно так спросила:—?Разве я могу тебя одного оставить?В эти месяцы их близость обрела новый окрас. Обнаженная уязвимость, наполненная нездешним светом кожа?— Нику пришлось учиться быть бережным. Они не обсуждали это, но так между ними рушились последние преграды: она вся для него, и он?— с чувством принадлежности, в самые откровенные мгновения готовый ей покоряться.Ему нравилось целовать ее между лопаток, следовать причудливому узору татуировки?— Мию от этого таяла. Зачастую могла начать содрогаться от одних только массирующих движений его пальцев и поцелуев?— такой стала чувствительной. Сверху было уже неудобно, и они устраивались на боку. Она тесно прижималась к нему спиной, отдавала себя под контроль его рук, упиралась затылком в плечо. Он ласкал пальцами ее язык; не торопился к разрядке. Без привычной напористой страсти общее наслаждение накатывало горячими волнами. Глаза Мию по-особенному мерцали; он снова тянулся к ней, и целовались они больше, чем даже в первые дни свиданий.Наступил ноябрь. Дожди постепенно стихли, на смену им пришли туманы. Кроны деревьев желтели. Похолодало.Утром Мию сказала:—?Знаешь, мы давно не ходили в кино.—?Ходили на той неделе.—?Это было давно,?— Мию перевернулась к Нику; разнеженная после ласк, обняла, спрятала лицо у него на шее. Зевнула. Из-за живота прижаться всем телом не получалось?— этакое ненавязчивое напоминание: теперь ты не один у нее. Ник положил ладонь на затылок Мию.—?Не выспалась?Она покивала. С началом осеннего сезона дождей ребенок начал пихаться. Изводил Мию пинками по ночам, а в остальное время затихал?— Нику до сих пор не удавалось почувствовать.—?Разбудила бы меня.—?Ты сопел сладко-сладко. Давай сегодня?—?М?—?Сегодня в кино.—?Что ты хочешь посмотреть?—?Про Годзиллу [1].—?Чего?Дыхание защекотало шею.—?Годзилла. Монстр такой. Огромный.—?Монстр огромный?Мию подняла голову, хихикнула.—?Ник, это же интересно. Как ?Кинг-Конг? и ?Чудовище…? [2]. Там, в общем, этот монстр появляется из океана, потому что радиация…Пока Мию объясняла, Ник накрыл ладонями ее живот. Тишина. Просто туго натянутая кожа?— прямо барабан какой-то. Хотелось бы думать, что тот, кто затих там внутри, сейчас прислушивается к их гулким голосам?— к его голосу тоже. Нику сделалось совестно. Бывают дни, когда он возвращается, а Мию уже спит. Бывает, что видятся они только в клубе. Он понимал: никаких упреков не будет; Мию привыкла так жить. А то, что происходит между ними наедине, искупает любую невозможность обычной жизни. Но порой казалось?— он словно бы не успевает. Как бывало, когда Мию принималась тараторить по-японски, и он сосредоточенно вслушивался. Вот вернешься так однажды, а твой ребенок уже ходит. Ник вздохнул.—?Ты меня вообще слушаешь? —?Мию коснулась его скулы.—?Конечно, слушаю. Радиация, океан… Может, стоит посмотреть что-то более спокойное?—?Ну пожалуйста.Недоверчивый взгляд:—?Там наверняка все взрывается и стреляют.—?По-твоему, меня это должно отпугнуть?—?Ты и так плохо спишь.—?Ничего, усну как-нибудь.—?То есть без вариантов?—?Совершенно верно,?— Мию зацеловала его в щеку. —?Тебе тоже понравится, вот увидишь.Кино Мию любила жадно, не меньше, чем танцы и свои пластинки. И стоило невидимому пока что монстру прореветь, как она попала под гипноз черно-белого экрана?— глаза широко раскрыты, ловит каждое слово. На ближайшие полтора часа полностью во власти фильма.Домой вернулись поздно: после сеанса Мию не захотела сразу в машину?— уговорила пройтись; потом проголодалась (Ник тоже), и они отправились ужинать в тихий ресторанчик у канала.—?Устала?—?Немного.От пары круглых светильников темнота в комнате чуть рассеялась?— ровно настолько, чтобы стоять, обнявшись у окна. Ник коснулся губами теплого виска. Мию?— на скуле трепещет тень от ресниц; кожа мягко сияет?— откинула голову ему на плечо, погладила по рукам. Вдруг она негромко охнула, а Ник замер?— ощутил ладонью явственный толчок. Потом еще один. И еще.—?Вот так он делает? —?почему-то шепотом спросил Ник.—?Да,?— тоже шепотом отозвалась Мию. —?Но сейчас это он слабо. Стесняется, наверное.Она и сама слегка покраснела.—?Почему мы говорим ?он??—?Не знаю. Мне кажется, это мальчишка.Ник прижимал ладони к животу Мию, растерянный перед непостижимой вселенной, что притаилась в ней. А блеск черных глаз?— отражение тайны; невозможность для него самого понять, представить, как могут протягиваться эти хрупкие связи. И самое главное?— как он может сохранить их?—?Ты будешь хорошим отцом,?— Мию будто бы прочла его мысли.Ник развернул ее к себе, наклонился; хотел возразить, но сдался темноте бездонного взгляда и нежности рук. Как только они оторвались друг от друга, деловитые пинки сделались заметнее.—?Он тебя уже любит,?— прошептала Мию.Интересно, а этот таинственный незнакомец, для которого внешний мир?— лишь далекие голоса да прикосновения?— знает, что Ник тоже успел полюбить его? Говорить такое сейчас показалось опасным?— их мир непрочен, а радость легко спугнуть. Но Ник дал себе слово: он скажет, обязательно скажет об этом?— не позволит хрупкой связи разрушиться.Не зря ведь он все еще жив.