Неожиданный инцидент в Сити (1/2)

Март, 1894.

Камешек отскочил от мостовой два раза и укатился прямо в лужу, что осталась после утреннего дождя — хотя, наверное, дождь был и дневным, да и вообще вечным. Туманный Альбион не зря носил свой гордый статус на протяжении нескольких веков — дожди там действительно не прекращались, а клубящийся промышленный дым из фабричных труб превращал небо в чернильные кляксы. Джисон проводил взглядом одинокий камень в луже, что сам же и пнул от себя, а затем посмотрел на небо — ничего нового он там не увидел. Серое небо, под которым располагался серый город с серой мостовой и серыми зданиями, в которых работали люди с серой совестью. В их ряды входил и сам Джисон, который замер в ожидании, прислонившись спиной к уличному фонарю. Безрадостно, на первый взгляд.

Лондон девятнадцатого века был поистине колыбелью человеческой радости. В Германии светлейшие умы человечества написали «Оду к радости» — в Лондоне же кто-то написал ругательство на заборе.

Может, сам Джисон это и написал.

Из здания за спиной Джисона можно было уловить звуки фортепиано — кто-то беспощадно мучал бедный инструмент, которому явно было плохо, как и всем находящимся в помещении. Если бы Джисон хотел послушать прекрасную музыку, то он бы отправился в место поприличнее, но сейчас ему нужно было поговорить именно с той дамой, чей отпрыск сейчас терзал несчастный инструмент. Спустя некоторое время в свете фонаря, под которым стоял Джисон, появилась статная женщина в бархатном платье. Ее волосы темно-каштанового цвета были собраны в изящную прическу, а тонкие ладони в ажурных перчатках придерживали тяжелую юбку — впрочем, это не спасло ее от попадания в элитную лондонскую лужу.

— Добрый вечер, Хан Джисон, — она подошла к нему и аккуратно сложила руки на своем платье. — Простите, что заставила вас ждать сегодня.

— Ничего страшного, — Джисон поклонился, приветствуя женщину, но они оба знали, что этот жест не содержал в себе и толики искреннего уважения. — Я насладился игрой вашего ученика сполна, пока ждал вас.

— Полно вам, юноша только постигает для себя невероятный музыкальный мир.

— О, да, в этом городе умение играть на фортепиано требуется горожанам в первую очередь.

— Ну, кому-то нужно играть на фортепиано, не всем же лица бить — это больше по вашей части.

— И именно за этим вы ко мне и обращаетесь, а не для того, чтоб я вам сыграл мазурку Шопена.

— Давайте все же пройдем в дом. — Женщина посмотрела на небо, которое за время их разговора почернело еще больше. — Что толку беседовать на сырой улице. На которой, между прочим, могут быть чужие уши, и вы это знаете.

— Как вам удобно, — Джисон поклонился вновь. — Леди Елизавета.

Елизавета вовсе не являлась леди по своему статусу, но зато являлась обладательницей состояния достаточного, чтоб ее можно было так называть — хотя бы просто в издевку. О ее происхождении, прошлом, да и вообще о ней самой мало что было известно даже Джисону, который, вообще-то, на нее работал: иммигрантка из Российской Империи, которая по слухам бежала по политическим причинам, а по внешнему виду и вовсе казалась землячкой Джисона. Однако, на английском говорила она бегло, а все попытки заговорить с ней на родном языке Джисона были полностью проигнорированы. Откуда у этой леди было состояние, которое позволяло держать ей несколько пекарен в Уайтчепеле и Сити, никто тем более не понимал. А какого черта эти пекарни были французскими: круассаны, багеты, эклеры; не понимал конкретно Джисон. О том, что на досуге эта женщина давала еще и уроки фортепиано отпрыскам из богатеньких семей, и говорить не было смысла — и так уже в Елизавете было достаточно экстраординарных и несовместимых вещей.

— А вы угостите меня багетом с чаем, Леди Елизавета? — ехидно спросил Джисон, когда заходил в ее владения. — Вряд ли кто-то из моей банды меня так сможет угостить.

— Эклеры, Джисон, эклеры, — Елизавета не обращала внимания на то, как лебезит Джисон перед ней. — Эклеры подают к чаю, а не багеты.

— Какая разница, я все равно ни того, ни другого у себя дома не поем.

Джисон никогда не забывал прибрать к рукам у владелицы пекарен корзину выпечки со свежим хлебом и вкусными сладостями, потому что и того и другого у уличных банд было в недостатке. Даже несмотря на то, что его банда Грачей пользовалась авторитетом в Уайтчепеле, отчего грязной работенки за вознаграждение у них было предостаточно, Джисон все равно не тратился на шикарные яства. А вот купить новые модные подтяжки — это другое дело. Он, конечно, обычно портил их в драке на следующий же день, но зато драка была стильной — на уровне Красавчика, главного в банде Чипсайдских работяг, который вечно щеголял по всему Лондону в самых красивых тряпках. Весомая статья дохода Джисона, который он мог тратить на такие же тряпки и острые ножи, приходила как раз от Елизаветы — кто бы сомневался, что эта дама темнила. Что-то особое было в ее пекарнях, раз она просила время от времени отводить от них внимание полиции, других банд и уж тем более Скотленд-ярда. Грачи возили лицом об мостовую любого, кто мог препятствовать работе эклерного конвейера, отчего головорезы поумнее обходили пекарни стороной, зная, что у них есть своеобразная защита — за которую Елизавета платила весьма щедро.

— Я позвала тебя сегодня для того, чтоб попросить об одной услуге, — хозяйка дома пригласила Джисона за стол в изысканной гостиной с роскошным убранством. — Несмотря на то, что я доверяю твоим людям, я хочу быть уверена, что в нужный день все пройдет так, как нам будет нужно.

— Внимательно слушаю, — Джисон не обратил внимания на то, что Елизавета изменила форму обращения сразу же, как вошла в дом. Эклеров ему хотелось больше, чем капризничать. — Кому бить лица, где бить лица? Вы только скажите.

— Скотленд-Ярду. И полиции. И, возможно, простым гражданским, — женщина хитро улыбнулась, — под чьей личиной могут скрываться очень непростые люди.

— Что сделали вам обычные работяги Лондона? — Джисон потянулся к колоде карт, что лежала на столе и всем своим видом манила к себе для того, чтоб рассмотреть ее и перебрать. — Им не понравился ваш пан Шоколад? Или где-то подали несвежий хлеб?

— Шоколатин, Джисон, это называется шоколатин, — женщина вздохнула, слегка улыбаясь. — Иногда на улицах Лондона в костюмах работяг могут встретиться те, чья работа состоит в доносах и краже чужой информации.

— А, ну шпионы, так бы сразу и сказали, — Джисон кивнул, перебирая пальцами своей миниатюрной ладони странные карты, что не были похожи на игральные. — Хлебные шпионы хотят украсть у вас рецепт пана Шоколада?

Елизавета, как и ожидалось, проигнорировала этот вопрос, скрывшись на кухне — через некоторое время она вернулась с подносом, на котором в нежном и искусно выполненном сервизе был дымящийся чай и пара эклеров. От женщины не скрылось, как от вида сладостей заблестели глаза мальчишки, что в данный момент сидел в ее гостиной.

— Дело в том, что мне нужно будет провести пару важных встреч в одной из моих пекарен, в этот день она будет закрыта для посещения, — поставив поднос на стол, Елизавета присела за него сама. — Ваша задача будет состоять в том, чтоб около нее не было лишних людей, которые могут узнать то, что им не следует. Лишние полицейские в районе мне тоже не нужны будут — и уж тем более ищейки из Скотленда. Поэтому я хочу, чтоб твоя банда набедокурила достаточно, чтоб отвлечь все внимание в этом районе — но в то же время мне нужны люди, которые будут вести наблюдение за зданием пекарни. Крыс нынче полно в Лондоне.

— Ага, я вас понял, — ответил Джисон, чьи щеки увеличились в два раза, пока он поглощал заветную сладкую выпечку. — Устроим взбучку Чипсайдским работягам, а заодно и с Негодяями обсудим дела петушиные, которых будет столько, что полиции будет точно не до дел хлебных. За дополнительную плату можем склад одного толстосума поджечь за то, что он сиротам недоплачивает за честную работу. Там и ищейки сбегутся.

— Делайте все, что посчитаете нужным, главное, отвлеките от меня внимание, — Елизавета не стала даже и притрагиваться к своей чашке, вместо этого собирая разбросанные Джисоном карты. — Ты знаешь, я не обижу, когда разговор пойдет об оплате.

В ответ Джисон только лишь кивнул, отправляя в рот последний кусочек эклера. Иметь дело с Грачами всегда было легко и просто. Елизавете оставалось лишь прислать весточку с датой, временем и адресом нужной пекарни — все остальное сделает Джисон и его банда.

— А молодой человек не желает узнать свое будущее? — Хозяйка дома аккуратно складывала карты обратно в стопку. — Я заметила, что ты интересовался моей колодой, которую и раскидал по всему столу.

— Да думал, что игральная, вот только в дурака с ней не сыграешь.

— Конечно не сыграешь, это же карты Таро.

— И на кой черт они нужны, эти ваши заморские карты непонятные? Карты нужны, чтоб в них на деньги и на щелбаны играть.

— Они могут показать тебе будущее — если, конечно, владелец колоды достаточно эрудирован и просвещен, чтоб прочесть знаки судьбы, что показывают карты.

— Снова эти модные штучки, — Джисон отодвинул от себя чашку с сытым и довольным видом. — Ладно, допустим, я хочу узнать свое будущее. Эти ваши шоколады и карамельки покажут, когда я разбогатею? Ну или когда надеру зад Красавчику?

— Сейчас и посмотрим, — Елизавета усмехнулась от ребячества юноши, которое контрастировало с его влиянием и силой духа, и начала мешать карты в руке.

Положив перед Джисоном три карты с непонятными надписями и узорами, она посмотрела на них, а затем протянула слегка удивленное «о» про себя.

— Надо же, ты и правда разбогатеешь. Карты говорят, что ты найдешь сокровище.

— Быть не может. Где и когда? И сколько?

— Но оно будет не совсем тем, что обычно люди вкладывают в привычный смысл слова «сокровище».

— Ничего не понял. Это что, не деньги?

— Скорее всего нет. Более того, карты говорят, что тебе придется очень постараться, чтоб суметь удержать и сохранить у себя это сокровище. Если у тебя это получится, то и будет с него прок, ну а если нет — то все пройдет, как утренний туман.

— Мы в Лондоне живем, — подметил Джисон, кивая головой. — Туман здесь не проходит, так что у меня все получится. Я сделаю все, что в моих силах.

— Уж постарайся, — и Елизавета улыбнулась странной улыбкой, которую Джисон не заметил за рассматриванием необычных карт.

***</p>

Банда Грачей носила такое название не зря — если бы смысл был только в пернатых, пусть и смышленых, то в банду бы никто не пошел. Как грачи слетаются со всего света, так и в банде были скитальцы и бродяги со всех уголков земного шара, даже уж совсем далеких, за целую тысячу морей. Конечно, коренных англичан с их филигранным английским без акцента в Грачах было достаточно, но и другие говоры в этой банде тоже можно было услышать, вплоть до того, в котором вечно добавляют «оу» во все возможные и невозможные слоги. Джисон попал к Грачам случайно — только прибыв в Лондон сразу после своего восемнадцатилетия, бежав из Кореи, он работал на одного богатого господина до тех пор, пока этот богатый господин не перешел дорогу другому господину побогаче. После этого бывшему работодателю Джисона пришлось переплывать Темзу лицом вниз. Мальчишка не мог сказать, что расстроился сильно: дядька был скверного характера, брюзжащий, работать заставлял много, платил мало, отчего вся прислуга недоедала и как-то не спешила радоваться прелестям городской жизни. После того инцидента Джисон понял, что из себя представляет Лондон и как в нем нужно играть, чтоб выжить — и поэтому во время побега из поместья господина прихватил с собой трость с острым наконечником и поношенный, но все еще сносного качества цилиндр, обитый бархатом. Драться Джисон умел еще с малых лет, что провел в странствии по сиротским домам, поэтому трость забрал, чтоб чувствовать себя защищенным на улицах Лондона, а цилиндр — чтоб чувствовать себя модным и красивым. Впрочем, по словам некоторых девиц, он и так личиком вышел. Но цилиндр все же прихватил. Джисон мог так и работать газетчиком, если бы не побил однажды одного задиру, что издевался над каким-то несчастным пройдохой, что не мог дать ему отпор — после этого, конечно, ему пришлось удирать от полиции, но зато потом к нему подошел незнакомый франт с синим поясом, что наблюдал за всей этой мизансценой, и предложил присоединиться к ним, чтоб бить лица негодяям уже не в одиночестве, а в дружной компании.

Джисон, конечно же, согласился.

Появление Джисона в Грачах не было прозаичным или героическим — как и его становление лидером уличной банды. Его предшественника отправили в традиционное лондонское свободное плавание по Темзе, и Грачи уже были готовы разлететься в разные стороны вновь — но Джисон, кем двигали страх снова всех потерять и отсутствие инстинкта самосохранения, выдал немыслимо (по меркам лондонских трущоб, разумеется) героическую и вдохновляющую речь, которая смогла удержать банду, что поставила его на роль главы. «У кого цилиндр, тот и рулит» — пожал тогда плечами Бин, жуя… что-то жуя, как и всегда.

Так что в двадцать три года у Джисона была трость, модная шляпа и своя уличная банда. Он считал это неплохим достоянием. Особенно шляпу.

«Что за тупая шляпа!» — первое, что выдал ему лидер Чипсайдских работяг, враждующей с ними банды. «На какой смердящей свалке ты ее откопал?»

Ладно, цилиндр Джисона нравился не всем.

Можно было бы закрыть глаза на этот выпад, потому что чувство прекрасного развито далеко не у всех — но у Красавчика это чувство точно было развито, потому что он и был тем самым «прекрасным». Когда Джисон впервые с ним столкнулся в очередной уличной стычке, то сначала даже не поверил, что этот высокий стройный юноша с шелковистыми пшеничными волосами до плеч и большими голубыми глазами — лидер целой банды головорезов и любителей помахать руками направо и налево. Он в целом сомневался, что этот невероятной красоты парень умеет драться, потому что юноши такие, как он, обычно блистали на афишах театров, где собирался весь высший свет. Сомнения развеялись в тот момент, когда Красавчик дал ему по башке со всей дури, добавив, чтоб Джисон больше не попадался ему на глаза. Вместо точки в своем предложении юноша ещё и пнул цилиндр Джисона, что слетел с головы от удара.

Что-то было не так с этой проклятой шляпой.

Но Джисон, конечно же, вновь попадался в ней на глаза Красавчику снова и снова.

Так и проходила его молодость: обсудить дела банды, помозолить глаза Красавчику и его правой руке, что вечно ходил с кислой рожей, найти работенку. Кому-то богатому нужно выбить у другого богатого долги, кому-то сопроводить важный и ценный груз через несколько районов, кому-то отметелить мужа-изменщика, проституткам вернуть то, что не заплатили им ушлые клиенты. Защитить слабых и тех, кто не может выдерживать гнет великого капитализма. А в конце дня крикнуть «эй, хорек!» на спорной территории, чтоб лишний раз досадить Красавчику. В общем, работы было много — как и постоянных клиентов у Грачей, в чей список входила и Елизавета.

Сегодняшний день как раз начинался с великого сотворения — с сотворения пацанского плана пацанской работы для повелительницы эклеров и панов Шоколадов.

— Работы много, но она вся простая, — Джисон объяснял суть задания, сидя на столе в «гнезде» Грачей. — Придется измазаться в этом дерьме по локоть, но зато получим за это достойное вознаграждение. И булочек.

— Допустим, с мелким дебоширством справимся, допустим, на слежку отправим Феликса и его парней, — Кристофер, один из близких Джисону парней, размышлял, расхаживая перед ним взад-вперед. — Но как устроить инцидент, чтоб на него слетелись даже ищейки?

Кристофер и Феликс появились в банде примерно в то же время, что и Джисон. Только-только прибывшие в Лондон из очень далеких краев, которые на карте Джисон даже найти не мог, они пытались обустроиться и обрести способы для существования в этом безжалостном городе. Эти двое словно были созданы друг для друга во всех смыслах, включая те, что подразумевали собой нарушение общественного порядка: Кристофер был крепким, разговорчивым молодым человеком, который мог и отвлекающую беседу завязать, и знатных тумаков надавать. Феликс был младше и ниже его, стройным и очень ловким, что помогало ему пробираться туда, куда путь изначально был закрыт. Впрочем, в экстраординарных ситуациях Феликс и сам выходил на сцену: благодаря своему ангельскому личику он мог с таким же успехом убалтывать и отвлекать внимание на себя. В Грачах эти двое пристроились прекрасно: Кристофер был ответственным и работящим, отчего вся банда могла на него положиться, и Джисон в том числе, а Феликс отобрал несколько таких же проворных грачей и сделал себе настоящую шпионско-воровскую шайку.

— Можно что-то поджечь, — Джисон пожал плечами. — Особенно если это что-то построено на силой отобранной земле, например.

— Неплохо, учитывая то, что поджогами у нас обычно балуются Негодяи с Рыжим, так что на них могут упасть подозрения. Но опасно, огонь может унести чьи-то невинные жизни.

— Тоже верно. Но чем еще отвлечь все внимание, чтоб даже крыса не побежала в сторону пекарни?

— Пустить слухи, что заявился последователь Джека Потрошителя, который прямо сейчас в Уайтчепеле?...

— Никто не поверит, потому что нет убийства. А до этого мы еще не дошли — и никогда не дойдем.

— Устроить массовую драку с бандой Красавчика и Негодяями? Внимание нескольких районов сразу нам обеспечено.

— Кто пойдет смотреть на петушиные бои, если они происходят просто так?

Джисон вздохнул, вспоминая, когда он в последний раз видел лидеров двух враждующих банд. Рыжий — невысокий и задиристый юноша с ярко-рыжими волосами казался миролюбивым мальчиком ровно до тех пор, пока не открывал рот. Странно, что именно он был лидером Негодяев из Вестминстера, а не его подручный, которому и рот раскрывать не нужно было для того, чтоб показать, кто на этой улице хозяин. Высокий, красноволосый и смотрел на всех, как на помои с Темзы. Видимо, он под цвет своих волос выбрал отличительный цвет банды, в котором вся уличная шпана старалась носить какие-то элементы одежды — красный. Синий был у Грачей, а желтый… желтый, цвет солнца, свежей выпечки и подсолнухов, был у Чипсайдских работяг и Красавчика.

Когда Джисону становилось как-то по-особому грустно и одиноко (все-таки в размахивании кулаками не было особой радости), он забирался на какую-нибудь крышу повыше, клал голову на свои ободранные коленки и думал о двух вещах: о том, что желтый очень идет Красавчику, и о том, что желтый — это все же не золото. Золота Джисон отродясь не видел.

— Господа, извольте спросить, а вы жрать-то собираетесь? — Рассуждения о поджогах и бандах прервал черноволосый юноша, что показался в дверном проеме. — Я понимаю, что господ воротит от всех этих харчей, но, клянусь Королевой, из вчерашних бегающих курочек я приготовил версальские лакомства.

Кристофер рассмеялся так, что появились морщинки в уголках глаз, а Джисон обернулся на голос так резко, что чуть не упал со стола на свою и без того ноющую задницу. Источником шума был Бинни — крепкий парень, который на первый взгляд казался тем еще костоломом, но на деле он был душой компании, а вдобавок и прекрасно готовил, даже в «штаб-квартире» Грачей, где сам же и сколотил имитацию кухни и обеденной. Что удивительно — мало кто думал, что такое получится в заброшенном и немного недостроенном здании вокзала, что оккупировали себе Грачи для общих собраний, передышек, да и в целом — в качестве второго, а для кого-то и первого дома.

Бинни не соврал — курица, которую вместо денег сгрузили Грачам за помощь одному фермеру, у него вышла и правда отменной.

Конец дня, в который они так и не придумали, как закончить прекрасный план для Елизаветы, Джисон проводил в Сити, бесцельно шатаясь и наблюдая за городом, который дышал всеми своими черными и грязными легкими. В районе Сити, конечно, все было чисто и торжественно красиво — на то оно и Сити. Полицейские порой косились на Джисона из-за его внешнего вида: потрепанный сюртук из грубой ткани, потрепанные штаны в полоску (модные, вообще-то), но зато бархатный жилет с вензелями и чистая рубашка. На шее был платок — цвета синего, как небо и васильки, которые можно было встретить на окраинах города. Рядом с подсолнухами.

Мальчишка старался не привлекать к себе внимания — потому что было не за что. Он просто разгуливал по городу, пусть и по самому королевскому району, но все равно имел на это право. Правда, полицейским знать о том, что у Джисона в голове не светские мысли, а планы поджога склада, было вовсе необязательно. Из своих мыслей он вынырнул только тогда, когда свернул на какую-то темную улочку — и там увидел, как два бугая пытались отобрать кошелек у какого-то очень интеллигентного, но очень беззащитного типа. Придется поработать снова.

— Эй, вы, два осла, — Джисон взял свою трость поудобнее, потому что пройти мимо такого не позволял его джентльменский кодекс. — Я недавно навещал одну знакомую проститутку, и, кажется, видел там и ваших матерей.

— Малой, тебе жить надоело?! — А Джисон уже это все не слушал, уворачиваясь от удара в лицо и целясь в челюсть ублюдку, что был ближе к нему. Ублюдка второго он старался не упускать из виду — не хватало, чтоб ему влетело со спины, и не дай бог, чтоб что-то колото-режущее в бок.

В общем, Джисон проживал свой обычный вечер.

К счастью, у этих придурков с собой были всего лишь тумаки, поэтому максимум, который грозил Джисону — это удушение, либо классическое пробитие головы об мостовую. Но такие подарки судьбы он пока что не спешил получать, поэтому юлил между двумя неповоротливыми бугаями как мог, вывешивая им заодно знатных тумаков. Знатно получив в ответ по челюсти и по носу, Джисон отвлекся на пронзительно громкий звук, что разрезал вечернюю тишину, словно нож масло.

Полицейский свисток.

«Да чтоб вас» — Джисон отошел подальше от своих соперников, сплевывая кровью на мостовую и держась за бок. Кулаком туда тоже прилетело, и не раз. «Чтоб вас черти с собой унесли».

Интеллигентный виновник торжества умом в итоге не отличился и вопил так истошно, что призвал к месту драки полицейских, что явно не будут разбираться, кто прав, а кто просто сыграл в Робина Гуда. Крики Джисон не слышал, потому что в висках отбивали наковальни, отчего и не слинял с места вовремя — полицейские были близко и уже в зоне видимости.

Бегал Джисон так же хорошо, как и дрался.

Подхватив свой бессменный цилиндр и трость, он рванул что есть мочи в ту сторону, куда глаза глядели — вниз, по прямой улице. Джисон не очень хорошо помнил этот район, ситуацию усугубляли вечерние сумерки и не очень хорошо работающие уличные фонари, зато он очень хорошо помнил, что происходит с теми, кого за драки забирает полиция. Об этом также напоминала пара полицейских, что гналась за ним, пусть и на достаточном расстоянии — Джисон все же не смог удрать после драки бесследно. Ну, хотя бы кошелек и собственное достоинство бедолаги остались в порядке.

Силы Джисона были на исходе — а вечно скучающие в Сити полицейские, казалось, только и искали повод для вечерней пробежки вдоль красивых зданий. Нужно было избавляться от следа, и Джисон молил богов, чтоб ему подвернулся благой шанс это сделать: забор, через который можно было перемахнуть, ветхое здание, где можно было запутать следы, да хоть гора коровьего навоза — он бы и туда сейчас залез. Но что сейчас в Сити и было отвратительным — так это его текущее положение (и состояние). Впереди была развилка, отчего Джисон молился, что он сейчас повернет и найдет для себя божественное спасение, он был готов действительно на все. Стражи порядка находились на достаточном расстоянии, поэтому сразу после поворота у Джисона будет время, чтоб куда-нибудь свернуть с дороги.

Сразу за поворотом, как и ожидалось, не было даже коровьего помета — только приоткрытая дверь здания, у которой курил человек. Джисон думал недолго, потому что боль в боку и груди только усиливалась, а ноги уже не держали — в итоге он влетел в человека, затолкал его обратно в помещение, ввалился внутрь сам и захлопнул дверь.

— Пятнадцать минут, и я уйду, — Джисон начал тараторить, зажмурившись, прислонившись ко входной двери и подняв вверх ладони, чтоб показать, что он безоружен. — За мной погоня, пятнадцать минут, и я уйду отсюда.

Ноги перестали держать — поэтому он медленно сполз по двери на пол, покрытый каким-то ковром. В помещении его ждала тишина, не было ни возмущений, ни визгов, ни криков, отчего Джисон мог хотя бы отдышаться. Но открывать глаза было все еще страшно.