I (1/2)

Я бы разорвал им пасти, я сломал бы им клыки.

Я один из миллионов, знаешь сколько нас таких?

Я бы натравил на логово охотничьих собак,

Я хочу, чтобы у ног моих — дракона голова,

А в руках сжать посильнее его мертвые глаза.

Я умылся бы в крови их, скорлупу их стер в песок,

Да начнётся танец смерти, вострубите в белый рог!</p>

***</p>

Эймонду четыре, когда его начинает необъяснимо тянуть к старшей сестре Рейнире. Хочется находиться рядом просто так, просто чтобы видеть, чтобы чувствовать то странное тепло между ребер при виде ее улыбки, словно она согревает его изнутри. У нее большой живот — немногим раньше ему объясняют почему, — она тепло улыбается Джекейрису, когда тот с большими глазами и приоткрытым ртом кладет маленькую ручку на живот, замирает, а потом радостно прыгает на месте, хлопая в ладоши. Это глупо, смешно и ненормально, но Эймонду хочется также коснуться его, почувствовать легкие толчки, слабые шевеления, почувствовать жизнь.

— Ты слушаешь? — Эйгон недовольно кривится, разбрасывая камушки, которыми они играли.

— Что?

— Ты не слушаешь, — обиженно говорит брат, а Эймонд с трудом отрывает взгляд от Рейниры, гуляющей по саду. — Я говорю — пойдем сегодня к дракону?

Эймонд радуется, забывая свои странные ощущения, забывая странное тепло и уют. Его дракон так и не проклюнулся, и каждый раз, когда Эйгон берет его с собой в Драконью Яму, будто праздник. Будто что-то, на что он не имеет права, но все равно получает — обрывками, чужим восхищением, но получает.

Когда Рейнира рожает Люцериса — меняется все. Эймонд просыпается ночью от агонии в теле, ему кажется, что он задыхается, что в его легких лава, что воздуха не хватает и кто-то его душит, а потом все пропадает. Его больше не тянет к сестре, теперь ему нестерпимо хочется увидеть Люка. Сразу после его рождения мама что-то негромко говорит дедушке, мальчик разбирает только — он такой же, а затем уходит.

Эймонд долго караулит у двери в покои Рейниры, немного переживая по поводу того, что скажут мейстеры, не найдя его на уроках. Но ему необходимо увидеть ребенка, также как и воздух необходим птицам, чтобы петь. Наконец-то выждав момент, когда в комнате никого нет, он проскальзывает внутрь и заглядывает в колыбель. У малыша темные волосы, и весь он какой-то нескладный и странный. Слишком несуразный, маленький и, по правде сказать, страшный. Но несмотря на все это, он чувствует с ним странное, непонятное ему единение, словно этот малыш сказал что-то важное или сделал что-то, что впечатлило Эймонда, и он навсегда запечатлелся в темных уголках его памяти. Но это невозможно. Люцерису всего четыре дня.

Настроение Эймонда такое же непостоянное, как и предпочтения Эйгона в еде. В одно мгновение ему хорошо и спокойно, а в следующее — страшно. Эти качели мучают его, лишая сна. Там, где раньше была умиротворяющая пустота, теперь кто-то есть. Там чей-то голод, испуг и радость.

У юного Таргариена уходит немного времени, чтобы понять — он Люцериса чувствует, слышит его без слов, понимает на уровне эмоций.

Когда у малыша режутся зубы, Эймонду хочется выть.

***</p>

Люцерису три и он пускает слюни на штаны Эймонда, пока тот старательно вчитывается в древние тексты. Маленькие пухлые ручки выводят какие-то узоры на его ногах, отвлекая от учебы. Люк старается быть рядом, Таргариен это знает, он может чувствовать это желание, как и многое другое — тот ему не принадлежит. Например, что-то горячее там, под ребрами, что-то клыкастое и когтистое, что-то огнедышащее.

Когда Эймонд входит в общую комнату, Веларион сразу же обращает на него внимание, улыбается и тянет руки. Ночами он постоянно сбегает из своих покоев к нему, несмотря на то, что стража всегда его перехватывает. Взрослые что-то замечают. Очевидно, они вскоре поймут, что что-то не так, и сам Эймонд это понимает, но по неясным ему причинам он хочет сохранить все в тайне только между ними двумя. Их маленький секрет, спрятанный в сердце.

Эймонд опаздывает на завтрак. Вчерашняя тренировка выбивает из него все силы, на языке вертится оправдание, когда он подходит к дверям, из-за которых слышатся разговоры и плач, но как только он переступает порог, плач на мгновение прекращается. Люк переводит на него большие заплаканные глаза, молчит какое-то время, а потом, начиная заливаться слезами с новой силой, спрыгивает с колен матери и топает к нему, обхватывая колени парня маленькими ручками. Эймонд рассеяно проводит по темным волосам рукой, и берет ребенка на руки. Рейнира смотрит, поджав губы, в ее глазах читается смирение и поражение. Она смотрит на короля, но тот не сводит с них неверящего взгляда.

— Это невозможно. Таргариены потеряли связь еще в Валирии. Этого не может быть.

— Может. Люцерис и Эймонд связаны, — уверенно заявляет его старшая сестра. — Мы уже обсуждали это раньше. Это не исключено.

Люк тихонько шмыгает куда-то в шею Эймонда, но тот не может думать ни о чем другом, кроме как печальных глазах своей молчавшей матери.

Король собирает собрание, куда приходят все Таргариены и Веларионы, пускают даже детей — Эйгон и Джейс сидят ровно, подражая старшим, Хелейна в открытую скучает, наблюдая за пауком в углу. Эймонд выдыхает, пытаясь убрать волосы Люка, сидящего у него на коленях, изо рта.

— Это невозможно, — повторяет слова Визериса Корлис Веларион. — Этот дар был потерян еще во времена Валирии.

— Когда Люцерис был еще совсем маленьким, Эймонд знал его желания. Знал, когда он голоден или хочет пить, болит ли у него что-то или он просто в плохом расположении духа. Люцерис постоянно хочет быть рядом, ищет его компании, его прикосновений. Они связаны древней валирийской магией.

Они долго еще говорят о традициях Валирии, о связи — половины Эймонд не понимает, но с него и не спрашивают. Он соврет если скажет, что не наслаждается вниманием отца, но его не покидает ощущение, что раскрывая их с племянником тайну, он выставляет на публику что-то личное и сокровенное, что-то, что должно было быть только между ними двумя.

— В таком случае, — говорит Морской Змей, глядя на него и Люка, — для меня честь иметь в роду связанных.

От Эймонда не скрывается то, как дядя Деймон, молчавший почти все время, переглядывается с Рейнирой многозначительным взглядом, как Алисента улыбается — немного грустно и робко. Как Визерис смотрит на них, словно на двухголового дракона — могущественного и небывалого, но неизлечимо больного.

Визерис находит мейстеров, знающих хоть что-то о связи, знающих, где искать информацию, и они начинают тренироваться, но он бы предпочел тренировать дракона. Смутно парень примечает, что орден хранителей драконов пополнился новыми лицами, но они не представляются ему, отдавая все внимание урокам Эйгона и Хелейны. Сначала на их с Люком занятиях присутствуют все — от короля до его старшего брата. Эймонд чувствует себя развлечением, выплясывающей на потеху обезьянкой, это раздражает его, и его раздражение переходит на племянника — обычно веселого и озорного, а сейчас упрямого, не желающего идти на уступки.

После окончания очередного бессмысленного урока, на котором они в основном пытались успокоить принцев, мейстер оставляет его и отводит в угол.

— Мой принц, вы должны научиться контролировать это.