Глава 14. Avec des cœurs noirs. (1/2)
— Здравствуйте, дорогие ученики. Сегодняшний день самый трагичный за все время, когда я работаю директором в этой школе, ведь сегодня весь город провожает в последний путь нашего друга, одноклассника, нашего ученика Эдмунда Портмана. И хоть Эдмунд пришел к нам всего год назад, уверен, каждый из нас успел к нему привязаться. То, что с ним произошло должно стать уроком для каждого из нас, и, конечно, поводом присматривать за младшими и теми, кто слабее. В силу сложившихся обстоятельств мы проведём только первые два урока.
— Боже, ну и толпа… Эйб, как ты? Все эти придурки…! Им лишь бы прогулять!!! Ходят радостные, будто ничего и не произошло… Так бы и побил каждого, честное слово..!
— Успокойся, Гарри. Не думаю, что Эдди одобрил бы твою злость… В конце концов, он старался со всеми мирно как-то… Да и какая ему сейчас разница? Будто сейчас ему есть дело, как кто будет радоваться или грустить из-за его похорон…
Эйб снова прав, он снова заставляет почувствовать, будто гнев в этой ситуации выглядит никчемно и нелепо. Парень глубоко вздыхает, ставит рюкзак на землю у скамейки и, шумно выдыхая, садится. Голова трещит уже от роя мыслей, неспособных перекрыть одну и самую страшную: похороны. Гарольд правда боится увидеть вечно веселую мудрую тетушку Мэй в слезах, а Кимберли — тем более, боится увидеть гроб и еще больше боится, что придётся увидеть пару обгоревших костей — все, что осталось от драгоценного друга. Ему до безумия не хочется приходить, ведь если придёт, то придётся признать, что все закончилось и Эдди правда больше нет. Придётся признать факт его смерти и того, что кто-то, живущий среди них, способен сделать такое. А значит, обязательно сделает снова. Страшно и стыдно думать, что все могло сложиться совсем иначе, не будь Эдмунд таким закрытым, Абрахам упёртым, а Гарольд просто-напросто трусливым. Трусость в тот день, когда они нашли труп на болотниках сейчас, сквозь время, казалась преступной и подлой, а оттого Гари не мог не сравнить себя с нашкодившей собачонкой, которая сгрызла дорогую обувь и побежала, поджав хвост, прятаться под столом или тумбочкой, откуда достать ее не представится реальным.
Возможно, он бы отдал многое, чтобы вернуться в прошлое и дать кому-нибудь из их троицы хорошей затрещины, сопровождаемой криком «Хватит тупить!».
Все могло бы закончиться там не начавшись, послушай Эдмунд трусливого Гари, предложившего дождаться утра… Гари снова ловит себя на мысли, что ведёт себя как настоящий кретин, пытаясь выдумать кто прав, а кто виноват.
Он с тяжелым вздохом опускает голову на плечо Эйба, что сидит рядом и смотрит куда-то вдаль, в сторону леса. Им осталось всего полчаса жить в дне, когда они ещё не попрощались с кем-то важным навсегда, и эти полчаса кажутся бесконечной вечностью наравне с пугающе кратким сроком, данным на смирение.
Сложно пытаться поддержать друг друга, когда оба испытываете одно и то же, оба не видите этому конца, думается Гари.
И они оба молчат. Оба смотрят куда-то далеко-далеко, куда-то, где нет проблем и сложностей, которые есть здесь. Ведь сказать нечего, они оба слишком устали.
Ветер необычайно сегодня холодный, гонит тучи по слишком темному для дня небу, срывает тонкие сухие ветки от деревьев и громко свистит в уши.
— Пошли?
Гари вздрагивает и смотрит на Эйба.
Конечно, он знает, о чем идёт речь, а оттого наравне с неожиданностью им движет первородный страх, который так не хочется показывать, так что он скрывает тревогу за слабой улыбкой.
— Ага.
***</p>
— Здравствуйте, тетя Мэй. Вы простите, бабушка не смогла сегодня прийти, у неё давление подскочило, нервы… Она передавала свои соболезнования. Сказала, что вам всегда рады у нас дома и мы готовы помочь когда угодно.
Эйб пожимает руки Мэй Портман, а Гари стоит тихо где-то в стороне.
Он пристыжено и с осторожностью смотрит в сторону Кимберли, что сидит сейчас одна одинешенька на бордюре рядом с витыми кладбищенскими воротами. Она похожа на последний осенний лист, пожухлый и почерневший, что вот-вот готов слететь с голого древа. Ее понуривший взгляд устремлён на бледные руки с проступившими капиллярами.
— Х-хэй, Кимберли… Привет.
— Оу, Гари, это ты. Здравствуй.
Она смотрит на парня и этот холод в ее взгляде заставляет поёжиться.
— слушай, я просто хотел сказать… Хотел сказать…
— Прости. Мне не нравятся маленькие мальчики.
Кимберли улыбается лишь ртом, глаза все так же безжизненны и безэмоциональны. Девушка встаёт со скамейки и поправляет юбку, прежде чем уйти.
— Хэй! — Набравшись смелости вскакивает Гари и вскрикивает, пожалуй, слишком неприлично громко для такого траурного события. — Я просто хотел сказать, что мне очень жаль, вот и все! Моих чувства тут ни при чем!
— Вот как… — Она хмыкает и вскидывает брови на секунду — К чему же? Кто-то умер что-ли?
***</p>
Наконец в маленьком городке тихо и печально звонит колокол церквушки на одной из главных улиц, и в этот момент даже ветер уступчиво затихает, позволяя каждому жителю погрузиться в свою глубокую печаль и горечь утраты. Многие тут же вспоминают, что на самом деле очень сильно породнились с несчастным покойным мальчиком. И даже миссис Уокер, пылкая женщина из пекарни у школы, прикрывает лицо платочком, скрывая напросившиеся слезы, когда священник начинает трогательную речь о ценности жизни ближнего своего и о глубочайшей потере, что отобрала у каждого причастного к поискам по кусочку сердца и души. Он немного запинается, ведь людей слишком много, в церкви столько еще никогда не было — даже в праздники. Наконец, он заканчивает речь, и, распростирая руки, начинает тихо молиться, иногда уходя в шёпот, похожий на мантру, сопровождаемую тихими рыданиями и периодическими сморканиями:
«… Я есмь воскресение и жизнь…
…И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет
вовек. Веришь ли сему?»
Он затихает и смотрит на аналой, а потом тихо выходит и спускается к закрытому гробу, наклоняется и прикладывает лоб к нему.
— Мы отдаём тебя, сын божий, в руки Отца нашего вседержителя.
А потом мужчины в лаконичных костюмах поднимают светлый гробик и несут его на улицу, пока прихожане встают со скамеек, что скрипят по полу тут же неприятным звуком.
Они без передышки идут до кладбища под тихий шёпот, разлетающийся между толпой в чёрном.
Наконец они останавливаются и отходят в сторону, пока никогда прежде незнакомые Эдмунду люди подходят, чтобы попрощаться. И пусть они второй раз о нем слышат, если не первый.
Кимберли это до тошноты, она смотрит на плачущее стадо с непониманием и стойким, будто терпкий парфюм, чувством неправильности всего происходящего. Ее не покидают мысли, будто все это симуляция, и она почти уверена, что все происходящее — одна большая ошибка. И она чувствует, что ей необходимо как можно скорее пересечься с полицейскими.
***</p>
— Вы не собираетесь прощаться?
— Нет. Пойми, Урсула, почести и каноничность похорон этого парня для меня и в половину не так важны, как жизни людей, подверженные опасности прямо здесь и прямо сейчас, ведь маньяк все еще гуляет на свободе. Поверь, я ушел бы прямо сейчас, если бы не думал, что этот парень может прийти на похороны. Я убеждён, что для него это важно, так что он не посмеет упустить такого зрелища, как похороны его особой жертвы. — Дайсон швыряет окурок на землю и тушит его ногой. — Нам остается только присматриваться ко всем, кто стоит здесь и искать кого-то, кто будет вести себя странно.