Да (2/2)
«А вдруг будет ещё хуже, чем сейчас?»
Он негромко, практически шёпотом, будто в пустоте её палаты ещё кто-то мог это услышать, заверил её в чём-то столь очевидном — и как она только могла сомневаться, останутся ли его желание, его любовь в силе, если она никогда больше не встанет на ноги? Глупенькая, постарался сказать он ей одними глазами, как ты можешь этого бояться? Я всегда буду с тобой рядом.
«Я очень люблю тебя».
Он был готов отступить, подождать, если ей действительно было не до него, если было ещё слишком рано, если он всё ещё должен был доказать свою серьёзность и верность, — но он пообещал себе и ей, что никогда больше не бросит её наедине с её страхами. И поэтому пара секунд — вот и всё, что он мог ей дать на размышления, чтобы она не терзалась догадками о своём туманном будущем, а лишь ответила то, что лежало на сердце.
Наверное, он не мог сейчас определить, кто из них волновался сильнее. Она взяла листик и ручку — как будто недостаточно было так долго мучить его неопределённостью, но если ей нужно дать ответ именно так, то он примет его в любой форме.
Геннадий взял его, совершенно нелепо боясь открывать, пусть и зная, что от того, насколько скоро он это прочтёт, ничего не зависит. Он даже не видел, не мог угадать, написали ли для него только одно слово или какое-нибудь объяснение…
Но, в самом деле, глупо было продолжать вот так сидеть перед ней. Он краем глаза увидел: она улыбалась, немного смущённо, тепло, он уже целую вечность такого не замечал.
С замиранием сердца он развернул её ответ.
Если… если и существовал способ сказать о любви без единого слова о ней на письме или вслух, то его Ира только что его нашла. Перед глазами вдруг стало немного размыто, он не сумел в ту же секунду всё осознать — и уж наверняка напугал бы коллег или пациентов своим оглушительным возгласом…
Она вновь рассмеялась, но счастливо, а не боясь, она спрятала лицо в руках, и вкупе с её удивительно красивым «да» внутри сердца, её сердца, это было самым настоящим признанием.
Их болезненное прошлое, наполненное непониманием и обидами, ссорами и сожалениями, их прошлое, оборвавшееся там, где он в третий и последний раз встретил её, больше не имело над ними никакой силы.