Он меня любит (1/1)
Ирина невидяще смотрела на отброшенный в сторону телефон, едва сохраняя остатки ускользающей надежды, что…
Что-то исчезло, сломалось, разрушилось, и взамен образовалась зияющая, разъедающая всё внутри пустота. Её снова трясло, в глазах снова — в который раз — стояли слёзы, и больше не оставалось сил верить.
«Но ты больше мне не звони. Никогда».
Она бессильно закрыла лицо руками. Удар ощущался едва ли не более страшным и необратимым, чем — временно ли? — потерянная способность ходить. Можно свыкнуться с тем, что ты стал инвалидом, что шанс всё тускнеет и тает, что жутко, что больно, где ты ещё можешь почувствовать боль, и что снятся кошмары, что день за днём, месяц за месяцем ничего не меняется и не изменится, можно учиться так жить, и работать, и даже любить — но когда тебе ясно, наотмашь дают понять, кто ты для них…
Ирина подъехала к входной двери, надела шапку и куртку. И всё равно, что темнело, что шёл снег, она не могла больше здесь оставаться. Она, слава богу, уже научилась быть самостоятельной, пусть и совсем недостаточно, пусть унизительно, пусть…
Было холодно и одиноко. Не в самом пугающем смысле: в её жизни рядом с ней был человек, почему-то ещё от неё не сбежавший — и тот, без которого… она не знала, что стало бы с ней. Он сейчас полуправдами как-то давал объяснения, почему её нет с ними на торжестве, почему она спряталась от сотни взглядов, наполненных жалостью, в тёмном заснеженном городе.
Но тем острее, ужаснее было понять, что иллюзии сброшены: самый родной, самый близкий на свете, её сын… не любит её? Это решительное намерение выставить её из её дома никак, никогда не могло быть любовью, и, словно снег, это её ослепляло, сбивало с дороги, лишало последних сил.
Она всё ехала, ехала, ехала, бесцельно тратя время на этот путь, потому что он никуда не вёл — потому что всё было бессмысленно.
А потом всё оборвалось.
Её падение длилось всего ничего, но она на секунду увидела этот конец и вполне осознала, что он сейчас закономерен. В её состоянии очень легко было потерять управление и полететь вниз, не зная, как остановиться, не зная, как дозваться тех, кто не сможет услышать. Она совершенно не видела, что перед ней, не могла шевельнуться — но кто-то поймал её вечность спустя. Сердце билось в висках, оглушая, и слёзы от этой беспомощности вновь заволокли всё.
Она просто подумала: если бы это закончилось ещё одной катастрофой, квартира досталась бы сыну, и эта мысль обернулась приступом истерического смеха, когда её незнакомый спаситель помог ей выбраться на дорогу.
В конце концов она всё же вернулась к подъезду — хотелось согреться, хотя она знала, что это совсем не поможет. Хотелось не ждать приключений, которые снова настигли бы её снаружи, по той единственной причине, что был ещё кто-то, кому было не наплевать, и она не могла ничего сделать со своим невыносимым характером и сломанным состоянием, но действительно не хотела, чтобы он волновался ещё сильнее.
Она только печально улыбнулась, найдя телефон оставленным на диване и обнаружив несколько пропущенных от него — и, конечно же, ни одного от Артёма: тот даже не попытался ей перезвонить, что-то договорить или что-то исправить.
Похоже, её «никогда» было принято к действию.
Дверь снова хлопнула. Он уже был здесь, едва ли дождавшись конца юбилейного корпоратива. Наверное, из-за того, что она не ответила, он поспешил к ней… Она почти ничего не говорила, смотрела, пытаясь казаться спокойной, её реакции были чуть заторможенными, потому что она не могла разобраться с тем, что сейчас чувствовала, и осознать, что с ней случилось.
Снег всё продолжал идти — там, за окном. Темнота становилась совсем непроглядной. И если бы она могла, то рассказала бы о своей вечерней прогулке, опуская только до смерти испугавшую потерю контроля, но сложно было начать, будто всё оставалось в порядке, сложно было не говорить о той воздвигнутой стене безразличия, на которую она натолкнулась. Возможно ли, что стена выросла за много лет — и уже ничего не вернуть?
Она правда загадала желание, поддавшись порыву детской наивности, — только потому, что и он тоже всем сердцем верил, что сбудется. Если он думал, что это желание связано с шансом встать на ноги, то ошибался: она не хотела искать эту крошечную возможность сегодня, сейчас, когда все мысли были совсем не о том.
«Он меня любит», — проговорила она про себя, не сводя с него глаз и сама боясь определить, о ком только что попросила.
Он мягко, почти невесомо коснулся губами её щеки.
Телефон оставался беззвучен.