18. Хогсмидский инцидент, часть 2: Решающий момент (1/2)
Никто и никогда не рождался сразу тёмным магом.
Нет, таковыми становятся не с пелёнок, а уже во взрослом возрасте. И чтоб ты осознанно решился связать свою судьбу с чистым злом — в твоей жизни должно произойти что-то, что тебя таким сделает. Это что-то — должно быть настолько невыносимо, что оно способно сломать человека.
А значит, когда в мире появляется ещё один тёмный маг — виноват не столько он сам, сколько мир, сотворивший с ним — такое.
Легко рассуждать о том, что для всеобщего счастья надо просто поймать и упрятать куда подальше всех тёмных магов, если твоя собственная жизнь — сплошное счастье, тянущееся ещё с ранних лет в благополучной семье. Но интересно послушать, как бы запели все эти поборники чистой светлой магии, если бы сами прошли через тот ад, который довелось вынести тем, кто в итоге обратил свою душу ко тьме. Выходит, они — сторонники радужного добра и розового счастья — чуть ли не больше виноваты в тех бедах, которые обрушивают на магический мир великие тёмные чародеи, чем те, кто по итогу оказывается в Азкабане. Ведь пока они рассуждали о Высоком, купаясь в радости и блаженстве, другие — просто выживали как могли. И, что примечательно, выжили.
У каждого тёмного мага — будь это хоть Гриндевальд, хоть Сами-Знаете-Кто — был поворотный момент в жизни. Заветный миг, когда он просто больше не выдержал. Последняя капля, сломавшая человека. У кого-то это мгновение было раньше. У кого-то — позже. Но оно, несомненно, было.
У всех.
И, глядя в разъярённые глаза растерзанного жизнью Гарри Поттера, Кормак МакЛагген начинал понимать, что именно сейчас, именно здесь, именно с ним, в этом непримечательном закоулке Хогсмида — происходит тот самый момент.
Момент, от которого зависит судьба всего магического мира на десятилетия, а то и столетия вперёд. От того, сможет ли мир хоть сейчас поддержать впавшего в отчаяние будущего великого героя или злодея, зависит то, кем он в итоге станет. И прямо сейчас — единственный, кому во всём мире есть до этого хоть какое-то дело — это сам Кормак.
Если он всё сделает правильно — трагедии не произойдёт. Никто даже не узнает, что этот момент вообще был. И уж точно — его никто не поблагодарит за миллионы спасённых в будущем жизней. Но если он ошибётся — именно эту секунду запишут в учебники истории как тот самый момент, когда «предатель МакЛагген» обратил на тёмную сторону Гарри Поттера, чьё имя будет вселять животный страх в сердца многих поколений.
Это было до невозможности несправедливо.
Мир вообще несправедлив.
И, по-хорошему, он заслужил качественной порки за то, как он обходится с теми, кого сам же потом и нарекает козлами отпущения.
Так что на судьбу магического мира Кормаку, по большому счёту, было наплевать. Да, он гриффиндорец. Как и парень, стоящий перед ним. Но зная на собственной шкуре, как мир может с тобой обходиться — он совершенно не собирался его спасать. Он уже даже мог представить немыслимое: то самое будущее, в котором Гарри Поттер становится новым Сами-Знаете-Кем, а «МакЛагген» — именем нарицательным, вселяющим не меньший ужас в сердца обывателей — по фамилии самого верного соратника нового Тёмного Лорда.
Но, всё-таки, до кое-чего Кормаку было дело. Вернее, до кое-кого. До самого Гарри. Он даже не сомневался, что последовал бы вместе с ним и на тёмную сторону. Но он не хотел, чтобы туда склонился сам Гарри.
Он не хотел, чтоб этот милый пушистый котёнок, загнанный в угол, был несчастным. А ведь все тёмные маги — глубоко несчастны. Кормак хотел видеть радостную улыбку этого доброго от природы парня. Он хотел видеть, как этот милашка наслаждается жизнью вместе с ним, а не карает Вселенную за то, как она с ним обошлась. Он хотел видеть всё тот же блеск в этих жизнерадостных глазах, а не потухший свет, который он наблюдал сейчас.
Поэтому он хотел, чтобы Гарри Поттер — независимо от того, станет он потом великим или нет — остался на стороне света. Не для мира. Просто для себя самого. И для Кормака.
Ведь этот непринуждённый милаш — был единственным шансом и на его, Кормака, счастье. И это счастье, казалось, с каждым мгновением ускользало в бездонной тьме решительного взгляда. Вид такого Гарри Поттера, невыносимо страдающего, разбивал ему сердце.
Понимая всю значимость момента, блондин заглянул в глаза своему возлюбленному, пытаясь отыскать там того самого добродушного парня, в которого он влюбился. Взволнованно вдохнув воздуха в грудь, он наконец, произнёс:
— Гарри...
***</p>
— Рон, знаешь, а тут, всё-таки, мило, — она впервые за сегодняшний день улыбнулась. — Хоть и подают один лишь чай.
— Ну... э... рад, что хоть тебе нравится.
По всему его виду было понятно, что у него все эти розовые рюшечки с оборочками вызывают в лучшем случае тоску, а в худшем — отвращение. Но он изо всех сил старался не показывать этого, чтобы не портить романтическое свидание, на которое так рассчитывала его девушка. И Гермиона это про себя оценила.
— Слушай, Рон... — внезапно серьёзно заговорила она, впервые за всё то время, что они здесь уже сидели. — Я тут подумала... Вот Гарри с Кормаком показали друг другу свои патронусы — и вроде бы всё кончилось хорошо. Может, и мы попробуем?
Парень поднял испуганный взгляд, оторвавшись от чая с конфетами.
— Ты же — это... говорила, что не хочешь мой видеть.
— Потому что я и так догадываюсь, что там у тебя... Но оттого, что я не буду этого знать — твоя-то суть от этого не изменится. А строить отношения на самообмане — не самая здоровая идея. Так что лучше сразу узнать, чем сознательно прятать голову в песок... Если, конечно, у нас тут всё серьёзно, и я для тебя — не просто какая-то интрижка.
— Нет-нет!... То есть, да. Короче, не интрижка. Всё серьёзно. Но... ты уверена, что это хорошая идея?
— Не совсем. Но, по-моему, если мы не вынесем то, что там увидим — то лучше сразу об этом узнать, а не после того, как будем уже 10 лет в браке и настрогаем кучу детей.
— Уоу-уоу, какие дети! Мы всего неделю встречаемся! Ты куда разогналась!
— Не разогналась я. Просто наперёд думаю. Тебе тоже не помешало бы так иногда делать, кстати. Или ты хочешь спустя годы выяснить, что мы совершенно не подходим друг другу? Потратить это время на отношения со мной — вместо того, чтоб искать ту, которая тебе подойдёт по-настоящему?
— Ну когда ты так говоришь — получается, что у меня выбора другого нет.
— Почему же? Есть. Просто он неразумный.
— Да чо неразумный! Может, ты мне нравишься, по-настоящему...
— Тогда ты сможешь смириться с моим патронусом — что бы ты там ни увидел. Как и я с твоим.
— Меня твой патронус не оттолкнёт, что бы там ни было.
— Не зарекайся. Ты не знаешь, что там.
— Я знаю, как сильно ты мне нравишься. А вот мой патронус для тебя... Вот в этом-то я и сомневаюсь. Ты если увидишь, что там — опять ведь из этого раздуешь драму! А ты мне правда нравишься.
— Если ты действительно считаешь, что я так отнесусь — то, получается, мне с тобой будет не так хорошо, как тебе со мной? Если так — то с годами недовольство таким раскладом будет копиться, и в итоге я превращусь в ту, кого ты уже сам видеть не захочешь. Не лучше ли вместо этого с самого начала подобрать себе другую девушку, с которой ты лучше уживёшься?
Он почесал затылок:
— Может, и лучше. Но я не хочу, чтоб закончилось то, что у нас с тобой.
— Я тоже не хочу. Мне с тобой — так... легко. Но если окажется, что мы на самом деле друг другу не подходим — то расстаться будет лучше. Для нас обоих.
— Ну ладно... Всегда-то у тебя всё так складно, что даже не придерёшься.
— Ты же сам сказал. Я умная, — она улыбнулась ещё раз и подмигнула. — Надо будет попросить профессора Люпина, чтоб в следующий раз поставил нас в паре.
***</p>
— Гарри, пожалуйста... не делай этого. Я тебя прошу.
— Почему? — холодный взгляд, казалось, был слеп к любым мольбам. — Этот ублюдок точно заслужил.
— Малыш, умоляю, пожалуйста, не надо.
— Почему?
— Ради меня.
— Почему тебе есть до него дело?
— Мне на него насрать. Но мне есть дело — до тебя.
— Так я этого хочу.
— Нет, не хочешь.
— ХОЧУ!
Кормак не знал, как его остановить. Он попробовал наклониться, чтобы прибегнуть к последнему средству — но его попытку пресёк леденящий душу голос:
— Если ты опять это сделаешь — я тебя вышвырну из этого переулка. И пойду в за́мок один. Я хочу его убить.
Блондин замер, подбирая слова.
— Гарри, я понимаю, тебе сейчас плохо...
— Ты не понимаешь! — бесцеремонно отрезал брюнет. — У тебя не убивали родителей! Тебе не пришлось всю жизнь торчать с семейкой придурков, которые только и мечтают, как устроить тебе очередное «веселье»!
— Ты прав. У меня такого не было. Но я понимаю, что такое — быть одному. Ты мне веришь?
— Да.
— Ты знаешь, что я тебя люблю?
— Да, но сейчас это не имеет значения.
— Ещё как имеет! Сейчас ты принимаешь решение, становиться ли таким же монстром, как он.
— А МОЖЕТ, Я ХОЧУ СТАТЬ МОНСТРОМ!
— Нет, не хочешь. Ты же герой.
— МОЖЕТ, МЕНЯ ЗАЕБАЛО БЫТЬ ГЕРОЕМ!
— Если так — то получится, что именно Сириус Блэк сломил твой дух. Ты действительно хочешь удостоить его такой чести? Чести быть тем, кто превратил великого Гарри Поттера в подобного себе?
В бездушном взгляде наконец-то затеплилась надежда.
— Я УСТАЛ ЭТО ТЕРПЕТЬ! Я УСТАЛ БЫТЬ СИЛЬНЫМ ДЛЯ ВСЕХ!
— Ты можешь быть каким угодно — со мной. Только, пожалуйста, останься собой.
— ЭТОМУ НЕТ КОНЦА!
— Я знаю.
— Откуда ты можешь это знать!
— Оттуда, что я чувствовал то же самое, пока не произошло одно важное событие.
— Какое?
— Моё знакомство с тобой... Проблемы никуда не делись, но мне стало легче, когда я осознал, что у меня теперь есть ты. Поэтому я хочу, чтобы ты тоже осознал, что у тебя — есть я. Ты уже не один.
— Если так будет продолжаться и дальше — я не знаю, как я смогу это выдержать... — у парня опять проступили слёзы.
— Я помогу. Так же, как ты — помог мне.
— Я должен за них отомстить!
— Если должен — пускай. Выследим его. И сдадим министерству. Но не становись палачом сам. Пожалуйста. Если не можешь ради себя — сделай это хотя бы ради меня.
— Это шантаж.
— Я знаю. Если он поможет уберечь моего Гарри от того, чтоб он стал тёмным магом, ненавидящим всё и вся — пусть будет даже шантаж.
— Твоего Гарри?
— Да. Моего. Милого. Доброго. Честного. Приветливого. Скромного. Самоотверженного. Любящего. А ещё — просто неподражаемого в сексе. И с симпатичной пушистой шевелюрой. Такой — мой Гарри.
— Даже если он слабый?
— Да.
— Даже когда ему плохо?
— Да.
— Даже если он не станет в очередной раз спасать магический мир?
— По-моему, мир моему Гарри должен больше, чем он — миру. И уже давно.
— Тогда докажи, что этот Гарри — по-настоящему твой.
— Как?
— Не знаю. Твой же.
Просьба была странная. Но не менее странным был ответ блондина. Почему-то, именно это ему захотелось сделать, видя, как всё ещё трясётся его парень.
Он расстегнул куртку, прижал брюнета к себе, и застегнул её вновь, с ним внутри, изо всех сил обнимая третьекурсника.
Как только он это сделал — парень снова расплакался.
— Как ты узнал? — сквозь всхлипы и зимнюю одежду донеслось оттуда.
— Что узнал?
— Что я замёрз.
— Никак. Я просто захотел тебя прижать как можно ближе к телу.
Он действительно не знал. Кормак думал, что Гарри всё ещё трясло от горя, а не от холода.
Блондин немного расстегнул воротник и присел, прислонившись спиной к одной стене и упираясь ногами в другую — чтобы дать своему парню доступ к воздуху и поравняться с ним взглядами.
Когда он снова увидел лицо бойфренда — его уже встретил тот самый, настоящий Гарри. Пусть и переживающий тяжелейший момент в своей жизни.
Кормак почувствовал, как там, под курткой, этот измученный милашка крепко обнимает его в ответ.
— Да. Я твой, — с надеждой во взгляде произнёс он.
— Это самое приятное, что я слышал за последнее... а хуй знает, сколько времени.
— А твой ответ — это самое приятное, что слышал я.
— Я рад, — блондин расплылся в искренне доброжелательной улыбке. Не похотливой, не игривой, не ехидной. А просто доброй. Влюблённо-заботливой.
— У меня есть вопрос.
— Давай.
— А ты — мой Кормак?
— Да... Мог и не спрашивать.
Он снова уткнулся четверокурснику в плечо — но уже не для того, чтобы прореветься. А для того, чтобы успокоиться.
— А как же свободные отношения? — неуверенно спросил он после долгой паузы.
— А разве одно другому мешает?
— Нет.
— Ну вот... Я могу сделать ещё что-нибудь для моего Гарри?
— Мне больше ничего не надо... ну, почти.
— А почему «почти»?
— Потому что одного финального штриха — мне хотелось бы. Но это нереально.
— Так что это за штрих?
— Забей. Всё равно это невыполнимо. Не здесь. Не сейчас. И если скажу — всё равно не получится.
— И тем не менее, я хочу знать. Что ещё сейчас нужно моему милашке?
— Ну... — продолжая утыкаться в тёплое плечо бойфренда, ответил он, — если бы мы сейчас не были зимой на улице — я бы хотел, чтоб ты прямо здесь и сейчас как следует выебал... нет, изнасиловал меня в рот. Продемонстрировал на деле, насколько я «твой»... Но мне хотелось — чтоб ты сделал это сам, не спрашивая. А не после того, как я об этом сказал.
Блондин лишь с умилением усмехнулся. Да, это уже точно был тот самый Гарри, которого он полюбил. Со свойственной ему непосредственностью. И похотливостью.
— Ты прав. Теперь — точно не выйдет. Тем более — здесь и сейчас. Но вообще — я тебе такое устрою как-нибудь.
— Ты давно обещаешь. А я — всё жду, когда уже ты это сделаешь.
— Устрою как раз тогда, когда ты не ждёшь. Иначе какое же это изнасилование?
— Тогда ладно. Так — ещё лучше... Но что если я буду не готов?
— То я тебя заставлю.
— Кормак... Я тебя люблю. И спасибо.
Он помедлил и добавил:
— Только я теперь опять хочу трахаться.
— Придётся потерпеть. На холоде этим лучше не заниматься. Я бы тебя поцеловал — но не сделаю этого, пока ты слёзы не вытрешь и не просморкаешься. Не в меня.
— Ладно. Сейчас только погреюсь ещё немного...
— Да грейся сколько хочешь. Мне тут с тобой вот так — самому хорошо.
Он сквозь куртку обнял своего парня покрепче, позволяя ему чувствовать себя защищённым и наслаждаясь тем, насколько в этот момент Гарри, и правда — его.
***</p>
— Ты был прав. Местечко — настолько слащаво-бабское, что аж тошно, — Гарри поморщился, входя в чайное кафе.
— Тогда, может, ну его нафиг?
— Давай хоть чаю выпьем? Согреюсь.
— Так мы же вроде и так нашли способ тебя согреть.
— И это было приятно. Спасибо. Но мне надо согреться изнутри. Не будем же мы по всему Хогсмиду ходить в обнимку!
Парни заметили свободный столик недалеко от их друзей, сидящих в центре, и направились к нему. Заметив их, непривычно счастливая Гермиона, сидящая к ним лицом, помахала рукой. Рон — обернулся и последовал её примеру. Гарри с Кормаком тоже поприветствовали их в ответ, и заняли свободный столик.
Сняв куртку и повесив её на стул, блондин заговорил:
— Так, получается, он был знаком с твоими родителями?
— Не просто знаком. Он был другом семьи, — Гарри поднял на своего парня взгляд исподлобья. — И это он сдал Волан-де-...
— Гарри, не называй его имя. Пожалуйста.
— Ладно. Это он сдал Сам-Знаешь-Кому их убежище. Если бы не он — мама с папой были бы живы.
— Да уж... Я понимаю, ты его ненавидишь...
— Это мягко сказано.
— Ну да, разумеется... Но... Ты не думал, что он, может быть, не столь виноват, как тебе кажется?
— Ты издеваешься? — он стиснул зубы.
— Нет, послушай... Может, у него не было выбора? Сам-Знаешь-Кто — умеет убеждать, знаешь ли.
— Да хоть даже он ему все богатства мира за это пообещал — это не оправдание.
— Я не награду имел в виду, вообще-то. Ты знаешь о Непростительных Заклятиях?
— Нет, и это не важно...
— Важно, малыш. Важно... Давай закажем что-нибудь — и я тебе расскажу.
— Добро пожаловать, мил-мои! — к ним подошла полная женщина с чёрными блестящими волосами, убранными в пучок.
Видимо, это и была хозяйка заведения. Она приветливо улыбалась, источая искреннее гостеприимство. На ней было длинное синее платье, больше похожее на плащ, и белый фартук, лямки которого были повязаны сзади на пышный бант. Гарри успел его увидеть, когда она боком пробиралась между столами в их сторону. Лишь сейчас он осознал, насколько тесно тут расставлены столы. Даже удивительно, как много народу заглянуло сюда, чтобы просто выпить чаю. Дама наклонилась к ним и полушёпотом спросила:
— А где же ваши барышни?
— Мы... — смутился Гарри.
— Мы тут сами по себе, — пришёл на помощь Кормак. — Решили к вам заглянуть. Проверить, не врут ли слухи. У вас тут и правда... — он оглянулся по сторонам, подбирая слова, — миленько.
— Ох... — она добродушно усмехнулась. — Я уж и отвыкла от простых посетителей, — она снова к ним наклонилась. — Ко мне тут одни парочки и ходят.
— Да-да, мы заметили, — кивнул Гарри.
— Но не смущайтесь, для посиделок с друзьями моё кафе — тоже отличный выбор. Тут всем всегда рады. Располагайтесь. Что будем заказывать, сладкие мои?
— Нам бы что-нибудь, чтоб согреться...
— О, вы сегодня очень удачно! — она снова наклонилась и, заговорщически подмигнув, будто делится самым сокровенным секретом, сказала вполголоса. — В рождественском меню есть облепиховый чай с корицей. Очень согревает!
— Тогда да, давайте его. И, к вопросу о «сладких»... есть что-нибудь...
Дама по одному растерянному виду парня поняла, чего он хочет:
— Есть шоколадный торт — просто объедение! Только что приготовила. Уверена, вам понравится.
— Ну и его тогда.
— Хорошо. А вы что будете, голубчик? — она повернулась к Кормаку.
— Мне — травяной чай с мятой. Если у вас есть.
— У мадам Паддифут — есть всё! — она снова добродушно хохотнула. — А на десерт что?
— Ничего. Только чай, спасибо.
— За фигурой следим? — ещё один смешок. — Куда вам дальше-то? Надо же и побаловать себя, мил-мой. Вы и так уже — два самых завидных жениха за сегодня. Даже жалко, что в такой праздник — и без своих спутниц. Точно ничего не будете?
— Точно.
— Ну как знаете, дорогуша. Сейчас принесу, — она развернулась и принялась пробираться в обратную сторону.
Парни проводили приветливую даму взглядом. Когда она отошла на несколько столиков, Кормак повернулся обратно к своему парню и заговорил, возвращаясь к тому, на чём они остановились. Аккуратно, сглаживая углы, чтобы не вызвать у растрёпанного брюнета новых потрясений, он поведал о Непростительных Заклятиях.
— ... и ими всеми в совершенстве владел как Сам-Знаешь-Кто, так и его последователи.
— Ты хочешь сказать, что он сдал родителей под Империо?
— Это — в лучшем случае... Сам-Знаешь-Кто был мастером этого заклятия. Как и легендарным легилиментом, кстати. Но он обожал не просто узнавать то, что ему было нужно. А именно выпытывать эти сведения, сводя своих жертв с ума. Ты про родителей Лонгботтома слышал?
— Я слышал, что они в Святом Мунго.
— А почему — знаешь?
— Нет.
— Они — одни из тех, кого Сам-Знаешь-Кто запытал Круциатусом до безумия. Точнее, не он, а его правая рука — Беллатриса Лестрейндж. Она вообще на всю голову двинутая.
— Это её за завтраком упоминали?
— Её самую. Вот уж кого точно не жалко в Азкабан отправлять. Так что этот Блэк мог сдать твоих родителей не по своей воле. А под Империо. Или — и того хуже — под Круцио.
— Ты зря пытаешься оправдать этого ублюдка. Он сделал это сам, добровольно.
— С чего ты это взял?
— С того, что он не просто сдал их. Он ещё и убил другого друга семьи, который пытался предупредить папу. При чём, убил — с особым наслаждением. Ему было мало просто прикончить этого... как его... Питера Петтигрю. Блэк его разорвал в клочья, смакуя процесс — так, что даже тела почти не осталось. Формально — его за это в Азкабан и упрятали. Хотя все понимали, что на самом деле — не только за это, но и за маму с папой.
— Да уж... — Кормак тяжело вздохнул. — Тогда я тебя понимаю. Такое — ничем нельзя объяснить. И уж тем более — оправдать... Но всё равно, я не хочу, чтоб ты сам превратился в убийцу...
— Да ты уже это и так доступно объяснил, — Гарри насупился. — И заставил меня дать слово.
— Ты его сдержишь?
— Постараюсь. Но если этот гад сам попытается на меня напасть — говорю сразу: я даже сдерживаться не буду.
— Ну хотя бы так, — ещё один тяжёлый вздох. Он помедлил и добавил. — А как, говоришь, звали этого друга твоих родителей, который их спасти пытался?
— Питер Петтигрю... Вроде бы. Если я правильно запомнил. Там, знаешь ли, от таких новостей — мне не до запоминания имён было.
— Имя какое-то знакомое...
— Мне тоже так показалось. Но вот сейчас пытаюсь вспомнить, где мог его слышать — и ничего не приходит на ум. Хотя, может, я его не так расслышал...
Разговор прервал левитирующий поднос, который опустился сверху на середину стола. На нём было два чайничка, две чашки на блюдцах и кусок шоколадного торта, который выглядел, и правда, чрезвычайно аппетитно.
— Ну что, налегай... мерзлячий ты мой.
— Я не мерзлячий! Просто я не знал, что в том тоннеле так холодно... и мокро. У меня там влажностью вся одежда пропиталась. К тому же, если бы я напялил слишком тёплую одежду — я бы мантию натянуть не смог.
— Да я без наезда, чего ты оправдываешься? Я только за, — он ухмыльнулся. — Будешь почаще лезть ко мне обниматься.
— Ну что, голубки? — шепнул Гарри на ухо подкравшийся сзади Рон. Парень со шрамом подскочил на месте от неожиданности. — Уже целовались?
— Рон, ты чего! — обернулся разгневанный Гарри.
— Я ему говорила, что не надо так делать. Но ты ж его знаешь: как вобьёт себе что-нибудь в голову... Как вам кафе? Видишь, Кормак, Гарри тут очень даже нравится.
— Мне тут не нравится. Всё как-то слишком по-девчачьи. Но вот чай — вкусный. И хозяйка приветливая, — он положил в рот кусок торта — и тут же обомлел. — И вот это — просто супер. Обязательно попробуйте. А само кафе — так себе.
— Какой ты привереда! — не оценила его характеристику Гермиона. — Всё-то ему не нравится! Ну ладно, как хочешь. Главное — что настроение праздничное.
— Настроение у меня тоже паршивое.
— Ну а чего тогда припёрся! Сидел бы в башне, раз такой... — она замолкла, поймав взгляд Кормака, который едва заметно помотал головой. — Гарри, что-то случилось?
— Да так, паршивые новости. Но они только меня касаются. Не буду вам тоже праздник портить. А вам-то как? Хорошо прошла свиданка?
— Просто прекрасно, — она ответила сдержанно, смущённая от того, что только что услышала. — Не знала, что Рон, оказывается, такой романтик.
— Ничего я не романтик! Я тут еле высидел!
— Рон! Ну вот обязательно было всё портить?
— Ну так правда же! Вон, взгляни на Диггори — я себя так же последние полчаса чувствую. Я это только ради тебя терпел.
— И я это оценила, — она к нему прислонилась, положив голову на плечо и обняв его за пояс. Затем она обратилась к Гарри с Кормаком. — Ладно, мы пойдём. А то этот «романтик» ещё полчаса тут просто не выдержит. Вы с нами?
— Да мы только пришли, — возмутился Гарри. — Дай хоть согреться! И торт доесть.
— Не, мы вас ждать не будем, — ответил рыжий друг, которому не терпелось поскорее покинуть чересчур розовое заведение. — Мы — в «Сладкое королевство».
С этими словами он взял Гермиону за руку и начал протискиваться между стульями к выходу.
— Ищите нас там, если что, — обернулась к парням подруга, следуя за ним.
Однако, сделав несколько шагов, она остановилась:
— Рон, погоди. Чуть не забыла!
Она подошла обратно к тому же столику и протянула Гарри свёрнутый листок:
— Вот, это тебе.
— Что это? — брюнет машинально взял записку и развернул её, вчитываясь в какие-то бессмысленные слова.
— Ну ты же сам просил! Уже забыл, что ли? Я зря словарь латыни искала? Вот и помогай вам после...
— Это те слова? Которые могут быть связаны с заклятием, симметричным Патронусу? — в его глазах тут же вспыхнул интерес.
— Ну да, что ж ещё...
Гарри вскочил со стула и обнял подругу:
— Герми, спасибо огромное! Вот это — прям лучший подарок на Рождество... — он перевёл взгляд на своего парня и вспомнил, как они провели вместе прошлую ночь, — Ну... второй лучший. Кое-что — вне конкуренции.
Девушка тут же засмущалась от такой бурной реакции:
— Да ну подумаешь... Я всего лишь заглянула в библиотеку...
— Ты когда успела вообще? — подал голос Рон, остановившийся на полпути к выходу. — Мы же только в башню пришли — как тут же в Хогсмид пошли собираться. Ты — что, уже трансгрессировать умеешь?
— Не пори чушь, Рон! — пристыдила его девушка, высвобождаясь из объятий Гарри. — Трансгрессию проходят на шестом курсе.
— Ну ты же у меня умная.
— Хоть умная, хоть нет — на территории школы трансгрессировать нельзя.
— Тогда как ты...
— Как обычно. Если бы кое-кто держал свой чемодан в порядке — ему бы тоже не пришлось искать одежду часами. Ладно, пойдём. Пока я не поразилась в очередной раз, почему ты вообще мне нравишься.
Она вернулась к своему парню, который стоял с таким задумчивым лицом, будто пытался решить в уме дифференциальное уравнение с сотней неизвестных.
Когда она взяла его за руку и повела к выходу, Гарри бросил ей вслед:
— Герми, спасибо. Правда.
— Да не за что.
— В общем, мы в «Сладком Королевстве», — крикнул через всё помещение Рон.
С этими словами влюблённая парочка покинула кафе.
***</p>
— Теперь-то тебе получше? Согрелся хоть? — Кормак придержал дверь для Гарри, выходя из кафе.
— Да. Даже одежда вроде просохла. Хотя я бы не отказался от того, чтоб один красавчик меня ещё разок крепко стиснул в своих тёплых объятиях.
— Уверен? А если увидит кто?
— Да нас уже и так в этом кафе вместе видели. К вечеру — вся школа сплетничать будет. И всё равно, я собрался после праздников признаться. Так что иди сюда...
Гарри сам подошёл вплотную к высокому парню, положил ему руки на пояс и потянул его к себе. А затем — встал на цыпочки и поцеловал его, не обращая внимание на то, кто там их может вместе увидеть.
Как ни странно, на этот раз — поцелуй прервал блондин, с опаской поглядывая по сторонам:
— Ладно, хватит. Давай уж совсем-то палиться не будем...
— Ой, кто это у нас вдруг стал таким скромным?
— Да я не скромный. Я за тебя беспокоюсь. Ты сегодня перенервничал. Можешь на эмоциях натворить дел. Потом сам же жалеть будешь.
— Ладно, как скажешь. Заботливый ты мой, — он расплылся в довольной улыбке. — Пойдём. Пока Рон там всё «Сладкое Королевство» не слопал. Вместе с хозяином.
Они дружно усмехнулись и не спеша направились по самому центру широкой улицы, держась за руки.
— А серьёзно, нафига тебе эта латынь? — спросил Кормак где-то на полпути к магазинчику. — Как она поможет, если никаких альтернатив патронусу — нет?
— А вот с чего ты так уверен? Вдруг они на самом деле — есть? Просто Дамблдор ото всех их скрывает. Потому что они там какие-то шибко опасные, тёмные, сложные или ещё что. Если я просто так его спрошу — он опять дурачком прикинется, и уже до сути будет не докопаться. А так, если у меня на руках будет хоть что-то, — он развернул записку, пробежался по ней взглядом и снова сунул обратно в карман, — то уже будет, за что зацепиться. Тут он уже не отвер-
Гарри оборвался на полуслове, потому что кто-то дёрнул его за шиворот и поволок в сторону.
— Э, вы вообще охуели?! — раздался сзади разгневанный голос блондина.
Через пару секунд парень со шрамом, не успев опомниться, почувствовал, как его хорошенько приложили к стенке — так, что он даже сквозь шапку ударился затылком.
— Ну, Гарри? — с явным раздражением уставился на него Фред Уизли. — И как это понимать?
— Ты ничего не хочешь нам рассказать? — с точно таким же выражением лица сверлил его взглядом Джордж.
— На этот раз — честно.
— Мы знаем.
— Но хотим услышать это от тебя.
— Эй, рыжие! Вы там вообще края потеряли? — приближался грозный голос четверокурсника.
— Прости, Кормак, — обернулся к нему Фред.
— Но это тебя не касается.
— Это между нами и Гарри.
— Он перед нами кое в чём объясниться должен.
— Так что лучше не лезь.
— Это я уже сам решать буду, касается меня это или нет, — он подошёл и встал у них за спинами, напротив своего парня. — А ну живо отпустили его!
Близнецы перестали прижимать младшего гриффиндорца к стенке, но не отступили.
— Кормак, мы помним, что перед тобой виноваты.
— Но тебя это правда не касается.
— У нас проблемы не с тобой, а с ним.
— Так что лучше иди займись чем-нибудь, пока мы тут с ним переговорим.
— Ага, разбежались! Так я и оставил его одного с вами двумя!
— Да не тронем мы нашу Надежду Магического Мира.
— Если он опять хитрить не станет.
— И это в его же интересах, между прочим.
— Чтоб лишних свидетелей не было.
Они снова повернулись к третьекурснику.
— Ты знаешь, о чём будет разговор.
— Так что может сам скажешь своему новому знакомому удалиться?
«Этого не может быть! Как они узнали!»
У парня со шрамом испуганно округлились глаза. Он перевёл взгляд с Фреда на Джорджа.
— Да-да, мы в курсе!
— Ну? Что скажешь?
— Пусть лучше останется, — ответил он, понимая, что Кормак может понадобиться для того, чтоб их утихомирить.
Гарри и сам был в состоянии обезвредить близнецов. Но хотелось обойтись, всё-таки, без палочки, чтоб никого из них случайно не травмировать. Ну и чтоб они не травмировали его — тоже.
— Как хочешь.
— Твой же секрет.
— Ну так что?
— Признаешься, наконец?
Гарри набрал воздуха в грудь.
— Да. Это правда. Вам Дин проболтался?
Близнецы переглянулись:
— Дин?
— А он тоже в курсе?
— Да... А вы, что ли, не от него...
— Да мы сами — не дураки, знаешь ли! — нахмурился Фред.
— Ну ты и трепло, оказывается! — точно так же изменился в лице Джордж. — Уже Дину — разболтал!
— Да я ему не рассказывал, он сам вас там увидел!
— Так ты ему не рассказывал, а ещё и показывал?
— Ну, Гарри, знаешь ли...
— Да не показывал я! Я думал, все спят уже! Мне Люпин сказал патронус практиковать — вот я и сидел ночью. Когда получилось — я сам охренел от этого! А Дин, как оказалось, не спал, и вас там увидел... — он осёкся, увидев их реакцию.
Близнецы настороженно переглянулись:
— А при чём тут твой патронус?
— Так вы же сказали, что всё уже знаете... — Гарри начал понимать, что, возможно, сказал лишнего, и сердце у него заколотилось в ещё более бешеном темпе.
— Нам казалось, что да.
— Но теперь похоже, что мы знаем не всё.
— Ну-ка, ну-ка... про что ты?
— А вы про что?
— Неееет, — они хитро́ ухмыльнулись, понимая, что поймали его с поличным.
— Давай-ка ты первый.
— Теперь не отвертишься.
— Что там он сказал, Джордж? Что с патронусом практиковался?
— Ага. И что сам охренел. И что там Дин как-то участвовал. Что ещё, Фред?
— Что Дин нас видел.
Гарри почувствовал, что краснеет. И он начал понимать, что на этот раз — он уже не выкрутится. Тут витиеватыми формулировками уже не обойтись. Чтоб скрыть правду — придётся врать. Нагло врать близнецам в лицо.
Ему такая мысль и так претила. Да, к тому же, и обман они всё равно раскроют — через пару дней, когда он признается о своей ориентации. А даже если не признается — они прямо сейчас пойдут искать Дина и выведают у него всё. Даже если он поначалу попробует сохранить этот секрет — как только они упомянут то, что только что услышали — он ведь всё равно расколется.
Гарри понял, что загнан в угол. Из этой ситуации — выхода уже нет. Они в любом случае всё узнают. Но если они узнают это от него самого — у него хотя бы будет шанс объясниться.
И лучше — воспользоваться этим шансом.
Несмотря на непередаваемое волнение, он заговорил: