14. Срыв покровов ♥♥♥ (2/2)
— Что — вот? — встретило его искреннее недоумение.
— Ты не видишь, что ли? Это же Фред и Джордж.
— И чо?
— Ну, ты не видишь, ЧТО они там делают?
— Стоят.
— А как они стоят? Ты не видишь, как они там друг друга обнимают?
— Ну похотливо так. Трахаться хотят. Да и этот, который «типа-я» там не лучше. Тоже вот-вот нагнёт кого-то из них.
— Это не «типа». Это ты.
— Как скажешь. Это всё? Ты этого так боялся?
— Ну да... А тебя ничего не смущает?
— Да вроде нет.
— А ничо, что они... там... ну... братья?
— Им — не знаю. Мне — заебись.
Гарри опустил палочку и развернулся, отсев чуть подальше. Он пристально уставился на своего парня вопрошающим взглядом.
— Чего? — напрягся блондин. — Ну хочешь ты близнецов — чего такого? Их все хотят.
— Так уж прям все?
— Ну может, не все. Но очень многие. Это довольно популярная фантазия. То, как там они у тебя выглядят — я бы от тройничка с такими тоже не отказался.
— Ну допустим... А ты не заметил, что я хочу не только их, но и чтоб они там... ну... это... между собой...
— Не заметил. Но тоже прикольно. Как говорится, инцест — дело семейное, — он усмехнулся.
Гарри уже окончательно вытаращил на него глаза.
— Да шучу я. Ты чего так напрягся? — Кормак подался вперёд и настороженно спросил тихим голосом, будто их кто-то может услышать.
— Ты вот сам себя слышишь? Ты же сам сказал: это инцест.
— И?
— Что — «и»?
— В смысле — «что»?
— Кормак, это ж пиздец какое извращение.
— Кто сказал?
— Эм... да все, вообще-то.
— Не знаю, кто эти «все», но я тут проблемы не вижу.
— Может, в семействе МакЛаггенов это и нормально...
— Так, за языком следи. Род мой оскорблять не надо. Они же оба парни?
— А ты сам не заметил?
— Поттер, хорош огрызаться. Они парни?
— Да.
— Ну. Так если они даже и потрахаются — в чём проблема?
— Ну как... это же нездоровая хуйня...
— Так, вот не надо мне тут про социальные нормы. Все эти «так положено» — дружным строем идут на хуй. Проблема в чём?
Гарри впервые задумался на эту тему с чисто рациональной точки зрения. И вывод, который раньше казался совершенно очевидным, теперь уже медленно начинал терять состоятельность.
Вспомнились уроки в маггловской школе по социальным наукам. Действительно, любая мораль — она же в основе имеет чисто прагматичные причины. Но всегда есть случаи, когда этот «общий рецепт» — неприменим. И похотливые утехи с близнецами всё больше начинали напоминать такой случай. Гарри честно пытался найти чисто рациональные объяснения тому, почему «это плохо». Но помимо религии, предрассудков «и ваапще» — так ничего найти и не смог.
— Да, это всеми вроде как осуждается, — продолжил Кормак, не дожидаясь ответа. — Ну так мы тут с тобой и так уже вроде послали всё это общественное осуждение куда подальше. Я бы, конечно, не стал на каждом углу орать: «Хочу трахнуть близнецов». Но и серьёзной проблемы тут не вижу. Ты думал, что меня оттолкнёт — вот это? Я ж не какая-нибудь светская дама, которой положено картинно закатывать глаза от такого, поправляя своё пенсне... Меня теперь другое гораздо больше волнует. Ты меня так стращал, какие у тебя там типа непристойности. А после того, как я увидел, насколько у тебя всё невинно — я теперь ещё больше боюсь свой патронус показывать, — он прикусил губу и взглянул на Гарри виноватым взглядом. — Ты мне наверняка в морду дашь после того, как увидишь, что у меня там... если я сам правильно догадываюсь.
— А что у тебя там? Расчленёнка?
— Что?... Фу! Нет!
— Тогда давай, показывай. Твоя очередь.
Кормак опять покраснел и отвёл взгляд в сторону.
— Ладно. Только ты хоть предупреди перед тем, как мне потом врежешь.
Гарри уже совсем напрягся, но всё же сел на прежнее место и прижался спиной к груди своего парня, в душе́ которого, похоже, таились те ещё монстры похлеще дементоров. Тот тяжело вздохнул и достал палочку.
♥♥♥ ♥♥♥ ♥♥♥</p>
Возникший образ, и впрямь, вызвал некоторую оторопь.
Перед Гарри предстал сногсшибательно красивый подтянутый парнишка с симпатичной моложавой физиономией в чрезвычайно вызывающей позе. Парень был на вид что-то вроде первокурсника. Возможно, даже не совсем совершеннолетний, и это Гарри немного напрягло. Но несмотря на совсем юный возраст, фигура у парня — была совершенно взрослая. Худощавая, но спортивная. С таким плоским, но при этом рельефным прессом, которого можно было добиться лишь если не вылазить из спортзала и каждый день тщательнейшим образом следить за диетой — парень должен был обладать таким запредельным уровнем самоконтроля, который Гарри и представить не мог.
Парнишка был совершенно голый и, очевидно, лежал на какой-то поверхности, хоть перед ними он и висел в воздухе вертикально. Его широко раздвинутые ноги демонстрировали внушительных размеров хуй: не очень толстый, но какой-то совершенно нереалистично длинный, достающий чуть ли не до его солнечного сплетения.
— У тебя вот так патронус раньше выглядел? — обернулся третьекурсник, заглядывая в глаза бойфренду.
— Нет. Раньше там просто ты был. Ну, твоя голова. Но я догадывался, что что-то такое и будет.
Гарри повернулся обратно, потому что зрелище было — действительно, не для слабонервных. Парень не просто лежал. Его ебали. Жёстко ебали.
Два огромных члена засаживали ему с обеих сторон: и в рот, и в зад. Настолько свирепо, что парень в слезах извивался на, видимо, какой-то кровати, едва успевая жадно хватать воздух, когда возникала такая возможность. Он делал это с измученным лицом, но при этом со взглядом, полным обожания, смотрел на Кормака, сидящего за спиной у Гарри, который испуганно вцепился в него одной рукой. Как тогда, верхом на Клювокрыле. Боясь отпустить.
Парень в патронусе то и дело дёргался, рефлекторно пытаясь вырваться, но две пары сильных рук крепко держали его на месте. Их обладателей не было видно, но тот, чей болт был у него в заднице и с позиции которого, по-видимому, вся картина и наблюдалась — держал его за запястья, с силой прижимая их к кровати. А тот, кто был занят ртом — крепко держал его голову.
В сравнении с ними было понятно, что парнишка довольно миниатюрный — примерно, как Колин, или и того меньше. А активы — должно быть, ростом выше, чем даже Кормак. Гарри заметил ещё и третью пару рук, держащую парня за ноги под коленями, раздвигая их пошире. Судя по их расположению — их обладатель должен был находиться за спиной у первого.
Парень время от времени сопротивлялся, но делал это скорее для виду. А его член, напрягающийся в такт тому, как в него входил один из активов — недвусмысленно давал понять, насколько тот на самом деле тащится от процесса. Что окончательно подтверждала периодически проскакивающая ухмылка. Особенно хорошо заметная, когда второй член ненадолго освобождал его рот, давая передышку, а парень — стряхивал с глаз длинную чёлку, идеально прямую, уложенную в стильную стрижку прямиком со страниц какого-то модного журнала, и расплывался в довольной улыбке, не переставая при этом беззвучно стонать. Но по выражению лица — стоны должны были быть ОЧЕНЬ громкими. И довольными.
В такие моменты было видно, какой он смазливый. Но, правда, этот парнишка не был похож ни на кого, с кем Гарри хоть раз сталкивался в Хогвартсе. И, если раньше в патронусе Кормака был он сам, а теперь — кто-то другой — то возникал логичный вопрос: насколько искренним было признание в любви, сказанное буквально несколько минут назад?
Третьекурсник не ревновал, но просто это было странно: признаться в любви кому-то, когда ты и сам подозреваешь, что в действительности страстно хочешь кого-то другого. Так что вопрос вырвался из уст Поттера сам собой:
— А кто это?
— Эм... — прозвучало сзади недоумённое мычание. Гарри обернулся и увидел удивлённый взгляд. — Так... Как бы... ты.
— Нет.
— Да, — щёки Кормака пылали алым цветом. Он несколько раз метнулся взглядом с лица Гарри на свой патронус. — Это же буквально ты, вот один в один.
Гарри повернулся обратно к призрачному образу и взглянул ещё раз. Теперь все те вопросы, которые Кормак задавал насчёт его собственного патронуса, начинали обретать смысл.
— Так вот как ты меня видишь... — осознал вслух Гарри, заметив у светящегося парня настолько огромный шрам на лбу, что поначалу это казалось просто неудачно лежащей прядью.
— Что значит «вижу»? Это ты и есть.
— Что-то у меня чувство дежа вю от этого диалога, — усмехнулся третьекурсник.
— Не, ну у тебя-то — вообще же был кто-то, совершенно не похожий на меня. Сочный самец, конечно. Но не я, вот ни разу. А тут — ну просто вылитый ты. Я вот прямо сейчас на тебя смотрю. Ну копия же, до последней реснички.
— Нет, Кормак. Не копия. Но мне тоже приятно, что ты меня видишь такой секс-бомбой. Такой милой секс-бомбой.
— Так ты такой и есть. Милый. И такой сексуальный, что с тобой — попробуй удержись.
— Не настолько. Особенно в некоторых местах, — взгляд Гарри ещё раз зацепился за длиннющий член, который — вот совершенно точно не его размер, даже не близко.
— Да где?! — возмутился голос сзади. — Вот хоть одно отличие найди.
— Кучу отличий вижу. Но не скажу, где. Сочту за комплимент. Если ты меня так воспринимаешь — воспринимай дальше. Мне нравится, — он расплылся в хитрой ухмылке.
Кормак тяжело вздохнул:
— Ну давай.
— Что — давай?
— Давай, хватит сдерживаться. Высказывай всё, что думаешь.
— Ну вообще, жестковато. Но даже как-то заводит.
— «Жестковато»? «Заводит»? Не надо приукрашивать. Говори, как есть. Я готов.
— Да я не приукрашиваю.
— Ты не понимаешь, что — это ты?
— Понимаю.
— И что тебя там насилуют?
— Ну да, я вижу, что его там держат втроём.
— Его... тебя — там не просто держат. Я тебя там прям деру же. Вообще по-зверски.
— Ну не «вообще»... Сейчас я такое не выдержу, конечно. Но в принципе, если потренироваться...
— Гарри, ты совсем кукухой поехал? Ты же там ревёшь от боли.
— Он не ревёт, а стонет. И не от боли, а от удовольствия.
— Ты что, слёзы не видишь? Или то, с КАКИМ садизмом мы там с кем-то тебя жарим?
— Всё я вижу. Но я после твоих слов — ожидал, что тут вообще какие-то непотребства будут. А оказалось — что не просто не страшно, а даже заманчиво...
— Да какой «заманчиво»! Я так с тобой ни за что...
— Так, скромный ты мой. Смотри. В рот — ты меня уже чуть ли не каждый день имеешь ещё жёстче, чем тут.
— Так не с двух же сторон сразу!
— Ну когда-нибудь — будет и с двух. Надо только постепенно к такому подходить. Но проблемы не вижу. И вообще, опусти палочку. А то если ты её не опустишь — у меня от такого вида сейчас другая палка встанет.
— Тебя это реально ещё и возбуждает?
— Подожди ещё несколько секунд — и можешь опускать руку вниз, чтоб самостоятельно удостовериться.
После этих слов четверокурсник поспешил завершить заклинание, отлично зная, что подобные угрозы совершенно реальны. Убрав палочку, он крепко обнял своего парня — теперь уже, обеими руками, и с колоссальным облегчением принялся целовать его в шею.
— Но кое-что там всё-таки совсем не соответствует действительности, — немного подумав, резюмировал Гарри.
— Что? — испуганно замер Кормак.
— Я же не чисто пассив.
— А, это? Ну я в курсе. Мой зад это до сих пор помнит. Но в патронусе же — то, чего мне хочется. А не тебе.
— Ну... мне теперь этого тоже хочется. Просто не только этого.
Гарри попытался развернуться, чтоб поцеловать своего парня, но на полпути их прервал грозный голос, прогремевший из гостиной:
— КТО ТУТ? КТО ИСПОЛЬЗОВАЛ ПАТРОНУС?!
***</p>
Трижды поблагодарив Мерлина за то, что он додумался сперва одеться, Гарри побежал к двери, предчувствуя неприятности.
Открыв дверь и выбежав на винтовую лестницу, он пулей устремился вниз, а Кормак — за ним. Посередине гостиной стоял Люпин, с полыхающими от ярости глазами и выхваченной палочкой.
Увидев спускающегося бегом Гарри, он сорвался ему навстречу и вихрем промчался мимо него с Кормаком, взлетев вверх по лестнице, рыскающим взглядом осматривая всё вокруг. Не задумываясь, он влетел в открытую дверь спальни, из которой они только что вышли, и через секунду оттуда раздался взбешённый крик:
— ГДЕ ОН? ГДЕ ДЕМЕНТОР?
Гарри начал догадываться, что у них — не просто неприятности, а БОЛЬШИЕ неприятности. Он взглядом нашкодившего разбойника переглянулся со своим парнем и подал голос:
— Профессор, тут нет дементора.
Из спальни высунулась голова и озадаченно уставилась на них вниз:
— В этой башне было две успешных попытки призыва. Тут есть кто-то ещё? Надо осмотреть все спальни! — он принялся спешно открывать двери одну за другой, заглядывая внутрь.
Гарри округлился в глазах, видя, как Люпин спускается вниз, приближаясь к двери его собственной спальни... в которой были Рон с Гермионой.
— Профессор, это мы... то есть, я!
Люпин замер, остановившись в двух дверях перед той, которая должна быть закрыта, и которую, судя по виду, он бы выломал, не задумываясь.
— Это вы призывали патронусы?
— Да... — со всё тем же взглядом хулигана, пойманного врасплох, ответил третьекурсник.
— Зачем? За окном был дементор?
— Нет... мы это... просто так.
— Что значит «просто так»? Вам было сказано не практиковать патронус нигде за пределами учебного кабинета!
— Вообще-то... — осторожно начал Гарри, — вы мне разрешили... и с тех пор вроде как не запрещали.
Преподаватель задумался и, расслабившись, опустил палочку.
— Действительно. Защитные-то чары я перенастроил после нашего разговора... ну того, по дороге к Визенгамоту. А тебе сообщить забыл, похоже, — он убрал палочку в карман и привычно приветливо улыбнулся, начав не спеша спускаться по лестнице. — Совсем из головы вылетело. Там у министерства столько бюрократии — ты себе не представляешь... Пока каждую бумажку заполнишь — всё на свете забудешь. А зачем ты призывал патронус?
— Я пытался с ним разобраться. После того, что вы сегодня сказали. Ну и... решил показать его Кормаку.
Люпин насторожился.
— Гарри, это очень опрометчиво, нельзя всем подряд...
— Я ему доверяю.
Профессор удивился ещё больше.
— И он мне помог разобраться, вообще-то.
— Патронус опять поменялся?
— Ага.
Преподаватель тяжело вздохнул и по-отечески положил Гарри руку на плечо.
— Понимаю, Гарри. Поверь, я понимаю, как это тяжело. Когда Блуждающий Патронус всё никак не может определиться, пока ты не признаешь то немыслимое, во что никак не хочется верить. Ты держись. Если тебе надо будет поговорить об этом — знай, мои двери для тебя всегда открыты...
— Профессор, я признателен, — от сочувственного тона преподавателя парню даже стало как-то неловко, и он поспешил прояснить ситуацию, — но мне сейчас совсем не тяжело.
— Не надо скромничать, Гарри. Просить о помощи совсем не стыдно...
— Нет, мне правда не тяжело. У меня вообще — отличное настроение.
— Отличное? Ты ж совсем недавно — вот буквально только что, пару часов назад — с дементором столкнулся. Ты на шоколаде ещё до вечера отходить будешь.
— Ну да... но мне тут о другом способе реабилитации рассказали, — он смущённо переглянулся с Кормаком.
— Другом? — изумился Люпин. — Я других не знаю. Что за способ хоть?
— Да там... ничего особенного. Это всё равно не всем подходит.
— От «любимого профессора» теперь секреты, значит? — он добродушно усмехнулся. — Ну как знаешь. Лишь бы тебе помогло. Ладно, тогда пойду я, — он продолжил спускаться по лестнице, сделал несколько шагов и остановился. — Только... четвёртый этаж... Мистер МакЛагген, я так полагаю, это ваша спальня? — он указал вверх, на открытую дверь.
— Да, — Кормак напрягся.
— Вам бы там проветрить, — на этих словах четверокурсник засмущался. — Ну хотя бы перед тем, как звать друзей в гости. Если вы там сидели в такой духоте — я поражаюсь скромности Гарри, раз он вам даже на это не указал.
Теперь уже начал краснеть третьекурсник, который балдел от этого аромата. А профессор продолжил:
— И, Гарри, поскольку, как выяснилось, у тебя патронус — не бестелесный, то и общее правило теперь на тебя тоже распространяется. Практиковать — только на уроке. Понял?
— Понял... Да и, мне кажется, теперь мне незачем больше самому практиковаться. У меня форма — уже точно финальная.
— С чего ты так решил?
— Не знаю. Просто ощущение такое.
— Ты не торопись с выводами. Подожди хотя бы до следующего урока — там и посмотрим, — Люпин спустился вниз и направился к выходу из гостиной.
— Профессор? — Гарри его окликнул, вспомнив один примечательный нюанс, который лучше сразу сообщить преподавателю. — А это нормально, что он стал цветным?
Мужчина замер на полушаге и медленно развернулся.
— Каким-каким он стал?
— Цветным.
Люпин оценивающе окинул Гарри взглядом, немного подумал и произнёс:
— Пожалуй, ты прав. Он у тебя финальный... Если вообще можно так сказать. Погоди, он у тебя точно цветной? Можешь показать?... Ах да, вы ж ещё второй уровень не прошли... Кто ж знал-то, кто знал... — он бормотал себе под нос, и с каждым словом третьекурсник начинал волноваться всё сильнее. — Так, Гарри. ТОЧНО цветной?
— Ну... бледный такой. Но цветной... Профессор, мне надо беспокоиться? Это нормально?
— Не то чтобы «нормально»... но это объясняет, почему твою вспышку весь Хогвартс в небе видел... Хотя да, нормально.
— Профессор?
— А? Да... Нет, Гарри, всё в порядке. Беспокоиться не надо. Всё хорошо.
— Вы, может, скажете, насчёт чего мне беспокоиться не надо?
— Давай, после праздников всё объясню? Мне самому сперва надо кое-что проверить... и отдохнуть как следует... и, похоже, выпить.
Учитель повернулся к выходу, ненадолго замер и повернулся обратно. Он уставился куда-то в сторону и рассеянно произнёс:
— Гарри, ты не опаздывай на следующее занятие, ладно? ... А — и ещё... Я надеюсь, тебе хватит ума не рассказывать всем подряд о том «другом» способе реабилитации после встречи с дементором? И ей — тоже передай. А я пойду. Приятного вечера, парни.
С этими словами Люпин покинул гостиную, чуть не запнувшись о подол собственной мантии.
Третьекурсник недоумённо повернулся к своему парню и встретил точно такое же выражение лица.
— Чего это он такой странный? — спросил Гарри.
— Не знаю, — пожал плечами Кормак. — Но он вроде сказал, что с твоим патронусом всё в порядке.
Гриффиндорцы окинули взглядом пустую гостиную. Рон с Гермионой пока что не вернулись. А значит, и у них двоих ещё есть время. Гарри, глядя на возлюбленного, сделал шаг назад, вверх по лестнице:
— Нас вроде прервали?... Пошли?
— Ещё раз?... Ну давай, ненасытный ты мой...
Вскоре дверь в спальню на четвёртом этаже вновь закрылась.
***</p>
Гарри снова лежал головой на жаркой груди своего парня, слушая его сердцебиение. Но теперь — это было даже приятнее. Как уже повелось у них в такие моменты, первым заговорил блондин:
— Вообще, чего я удивлялся?
— Ты о чём? — брюнет продолжал рисовать витиеватые узоры, водя пальцем по его груди.
— Я про твой патронус. И про то, как легко ты принял мой... После того, как у тебя там тот вращающийся символ появился — можно было догадаться.
— Ты про тройной инь-янь?
— Ну, можно и так его назвать, конечно...
— А как ещё?
— А ты не знаешь?
— Не знаю.
— Оу... — он расплылся в улыбке, — всё-таки, какой ты у меня милый.
— Ну так что это за символ-то, если не тройной инь-янь?
— Если не знаешь — то и ладно. Не буду портить хорошего мальчика.
— Кормак! — Гарри недовольно шлёпнул его по груди — Тебе показать, какой этот мальчик плохой? Давай, я сам за себя буду решать, а?
— Не кипятись. Я тут пытаюсь твою невинность сохранить.
— А то вот в том, что мы только что делали — было прям стооолько невинности! Давай уже, не ломайся.
— Это довольно известный символ, вообще-то. Ну... известный в определённых кругах. Так сказать, сигнал для своих.
— Хорош наводить интригу! Чо это такое?
— Ты знаешь, что такое BDSM?
— Ну слышал, да. Извращенцы какие-то в латексе. Которые там друг друга связывают и лупят плётками. А что?
— Ну так вот это — символ BDSM.
Гарри оторвался от своего увлекательного занятия и поднял голову с недоверчивым взглядом:
— Да ну нет...
— Да ну да.
— Это не может быть их символом. У них там должны быть какие-нибудь рога, вилы, плётки... и всё такое.
— Я не знаю, чо там у них «должно быть», по твоему. Но вот это — их символ. «Тройной инь-янь», как ты сказал. Хотя на самом деле — трискель... И, вообще-то, не «у них», а «у нас».
— Ты тоже по BDSM тащишься? — Гарри напрягся.
— Да мы с тобой оба по нему тащимся, вообще-то.
— В смысле? Уж не знаю, как ты. А я — если что — не из этих.
— Гарри, мы с тобой вот буквально только что — чем занимались?
— Ну... трахались. Хорошо так, от души.
— Ага. От души. А ничо, что это был самый настоящий BDSM-разъёб?
— Да ну нет же! Где они, а где — мы? Мы же с тобой тут не наряжались во всякие сбруи с ошейниками.
— И что? Ты вообще в курсе, как BDSM расшифровывается?
— Нет. И не уверен, что хочу знать... И меня начинает пугать то, как много ты об этом знаешь.
— А чо пугаться-то? Это сложная аббревиатура. Не всё, что BDSM — то про плётки и избиения. BD — это бондаж и дисциплина, DS — доминирование и подчинение, SM — садо-мазо. Вот у нас сейчас с тобой было чистое DS, прям образцовое. А с учётом того, КАК жёстко ты мне позволяешь долбить себя в рот — я бы даже SM со счетов не списывал.
— Это... получается... мы с тобой тоже извращенцы?
— Да почему сразу извращенцы? Тебе нравится?
— Да. Но раз ты говоришь...
— И мне нравится. Кто-нибудь пострадал?
— Нет, но...
— Ну и всё тогда. Просто у того, чем мы тут с тобой оба с огромным удовольствием занимаемся — есть название. Как выяснилось, ты его уже знал. Но не знал, что оно на самом деле значит.
Гарри нахмурился, что-то старательно обдумывая, и вскоре ответил:
— А я думал, что у нас тут... ну... просто страстный такой секс. Жестковатый немного — но не более того.
— «Немного»? Я тебе уже кучу раз говорил: людей, готовых заглатывать мой хер так жёстко, как ты — я никогда не встречал. Ни одного пола.
— Ну ты ж меня при этом не избиваешь? Наоборот, вон ты какой у меня ласковый...
— Да не обязательно избивать! Короче, Гарри. Для себя ты можешь это называть как угодно. Но вообще-то, у нас с тобой секс — это чистой воды BDSM. С самой первой встречи.
Они снова замолчали. Через некоторое время третьекурсник ответил.
— Ну как скажешь. Но я в любом случае про этот символ не знал. Так что вряд ли он значит то, что ты там себе придумал.
— А что он тогда значит?
— Ну... Ты не заметил, что там потом четверной инь-янь получился? И появилось четыре парня. Наверное, мне оргию ещё с четырьмя парнями хочется, чтоб я был пятым...
— Впятером — это ещё не оргия. Так, групповушка.
— Ну тебе виднее. Короче, не знаю. Не грузи. Потом буду об этом думать. Сейчас — дай просто насладиться моментом. Ты тут лежишь такой красивый — и всё портишь своим BDSM'ом.
— Ты у меня тоже красивый, вообще-то.
Они снова встретились взглядами. Кормак снова запустил руку в растрёпанные волосы Гарри:
— Я тебя люблю, — прошептал блондин.
— Я тоже.
Третьекурсник подтянулся наверх и поцеловал своего парня. С трудом отлипнув от него, он лёг на прежнее место и продолжил поглаживать спортивный торс Кормака.
Через пару мгновений тот добавил:
— Я тебя люблю, но тебе надо подстричься.
— Совсем оброс, да? — снова поднял виноватый взгляд парень со шрамом.
— Не совсем, но есть немного.
— Вообще уже уродливо выглядит?
— Да не, выглядит, как раз — заебись. Ты у меня стильный такой. Просто щекотно.
— Понял. Я подумаю, что с этим можно сделать. В Хогвартсе, к сожалению, парикмахерской нет.
— А когда ты домой на выходн... А, да. Прости. Не подумал.
— Ага.
Некоторое время они полежали в тишине, просто получая удовольствие от момента. На этот раз тишину прервал Гарри:
— А почему тебя так раздражает, когда тебя называют... ну, тем прозвищем? «Золотым мальчиком», — на этих словах Кормака передёрнуло. — Ты же — реально — живое воплощение понятия «золотая молодёжь», аристократ ты мой.
— Это личное... Меня так в детстве дразнили.
— Тем, что ты из благородной семьи?
— Не совсем. Там ещё в цвете дело.
— В каком ещё цвете?
— В цвете волос. Я был единственный блондин в классе, и они там сравнивали со всякими гадостями... Давай не будем об этом, а?
— Давай, — извиняясь, что поднял неприятную тему, Гарри поцеловал его в грудь. — Да и вообще, они — долбоёбы. Нашли, блин, за что дразнить. За то, что ты — красавчик-блондин. Ещё бы дразнили за то, что у тебя фигура слишком идеальная. Или голос слишком сногсшибательный.
— А у тебя мой тип волос — разве не вызывает... никаких там мерзких ассоциаций?
Гарри лёг на своего парня сверху и, опёршись о кровать по бокам, приподнялся на локтях, недоумённо глядя ему в глаза.
— Эм... нет. Я даже не знаю, какие тут в принципе могут быть «мерзкие ассоциации»... И не уверен, что хочу знать.
— Ну и не важно тогда. Главное — слишком пристально не приглядывайся.
— Я на тебя буду пялиться столько, сколько захочу, — Гарри влюблённо улыбнулся. — И от твоего цвета волос, и от цвета глаз — я тащусь, — он зарылся пальцами в золотистые волосы. — Как и от всего остального. И я, блядь, просто не понимаю, каким дегенератом надо быть, чтоб красавчика, который ещё и голубоглазый блондин — дразнить за то, что ему повезло быть настолько сногсшибательным. Такому — завидуют, а не дразнят за это.
— На это я могу тебе ответить только одно: я тебя обожаю.
Кормак начал одной рукой ласково гладить парня своей мечты по спине. Некоторое время полюбовавшись видом, он призадумался и сменил тему:
— Знаешь, у меня тут один вопрос возник... Вообще, он возник ещё когда ты мне про свою историю с патронусом рассказывал, и велел не перебивать. Но потом я забыл. А сейчас — вспомнил.
— Ну, спрашивай.
— Когда у тебя первый раз получился патронус с близнецами — его кто из твоих соседей по спальне видел?
— Дин Томас. Он тёмненький такой...
— Я знаю, кто это. В Хогвартсе темнокожих — немного. Любопытно...
— Что любопытного?
— Вообще, я вроде как обещал... Но раз уж мы теперь друг с другом ведём НАСТОЛЬКО откровенные разговоры... Думаю, честность перед тобой — важнее... Так. Ладно. Помнишь, мы обсуждали, что можем с другими парнями трахаться?
— Конечно. Ты мне каждую встречу об этом напоминаешь.
— А помнишь, почему я тогда этот разговор вообще начал?
— Ну, к тебе там два каких-то парня вроде как подкатывали. Один тебе вроде даже приглянулся.
— Ага. С тех пор — уже значительно больше, чем два. И тот, который понравился — я с ним уже поебался, если чо. Это про него я с тобой впечатлениями делился. Когда ты ещё сказал, что завидуешь.
Кормак уставился на Гарри в надежде, что тот сам догадается, и ему не придётся выбирать между нарушением обещания и искренностью перед своим парнем. Но, встретив лишь вопрошающий взгляд, он всё-таки озвучил это вслух:
— Это Дин и был. И в сексе он — охуенный.