Trust Fall (part 1) (2/2)

— Ты…

— Да. А теперь мой свое тощее тело и переодевайся. Пойдем проветримся.

Аккуратно сгрузив Изуку обратно в ванную, тот зыркнул на него алым взглядом и вышел из комнаты. Приоткрыл дверь не полностью, так, что было слышно, как тот переругивается с Ураракой о его «слишком радикальных методах».

— Потарапливайся, Деку! Иначе я вернусь и вымою тебя сам!

Это было неловко. Даже продрогнув до костей, он почувствовал жар стыда — ему точно не хотелось быть вымытым Каччаном, достаточно и того, что тот стянул с него вещи. Изуку ничего не оставалось, как сделать то, что ему было велено, закончив же, он завернулся в полотенце и неожиданно почувствовал себя на порядок лучше.

Когда он заикнулся о том, что у него нет сменной одежды, в щели между дверью и косяком появилась рука, которая протянула ему джинсы и свитер. Изуку даже нашел забавным, что Каччан буквально несколько минут назад раздевал его, а теперь предпочел не заходить в ванную.

Закончив, он вышел в коридор и обнаружил, что ни Урарака, ни Каччан не смотрят друг на друга, скрестив руки на груди и поджав губы. После истории с разрывом, когда предложение руки и сердца было отвергнуто, подруга начала ненавидеть Каччана всем сердцем. Всегда будучи той, кто поддерживал и даже помог выбрать кольцо для помолвки, она кардинально изменилась, не одобрив ни их вновь восстановленной дружбы, ни постоянного общения. Раз за разом повторяла ему, что Тодороки-кун будет лучшим выбором, и только с ним он будет по-настоящему счастлив. Очевидно, ей совсем не понравилось, что Каччан выломал входную дверь и просто поставил перед фактом, что они пойдут «прогуляться».

Вздохнув, Изуку покачал головой. Чувствовал, как его сердце разрывается на две части: одна хотела остаться и объяснить, а другая — скрыться подальше от ее укоризненного и грустного взгляда.

— Я взял твою толстовку, — сказал Каччан негромко. — Моя вымокла под душем.

— Ты никуда не пойдешь, Мидория-кун! — одновременно с этим воскликнула Урарака, гневно сверкая глазами. — Этот подонок однажды вытер тобой ноги, а теперь пытается сделать это снова! Я не позволю, чтобы ты потерял все, что с таким трудом построил! Тодороки-кун так сильно любит тебя, а ты…

Она всхлипнула, обнимая себя руками, и камень на душе увеличился снова, заполняя грудную клетку. Изуку понятия не имел, что может чувствовать себя еще хуже, но это, оказывается, было возможно.

— Прекрати давить на него, Круглолицая! Ты не видишь, в каком он состоянии?!

— Не тебе это говорить! Ты плевать на него хотел все эти месяцы и занимался чертовой карьерой! А теперь решил вернуть его? Если бросишь его снова, он не выживет, ты хоть немного понимаешь это?!

— Я понимаю это, черт подери! — заорал Каччан так яростно, что Изуку втянул голову в плечи. Он уже давно не слышал в его голосе такого отчетливого бешенства. — Я скорее сдохну, чем причиню ему боль! Скорее исчезну из его жизни, чем заставлю проходить через это снова! Но сейчас ему плохо из-за Двумордого, и я должен ему помочь!

— Ты и себе-то помочь не можешь!

— Я люблю его, дура, — на этом моменте Изуку изумленно поднял глаза — Каччан вновь признавался в своих чувствах, и делал это так спокойно, будто говорил о погоде. Раньше он и мечтал не смел о том, чтобы услышать подобное, зная, что тот ненавидит «розовые сопли», а теперь замирал каждый раз, когда хриплый и эмоциональный голос произносил заветные слова. — Люблю больше, чем себя самого! Знаю, что испортил все, что не стою ни капли внимания, но он дал мне шанс, и я собираюсь стать чертовым лучшим другом на планете!

Выслушав эту гневную тираду, подруга застыла с открытым ртом. Поглядела сначала на Изуку, а потом снова на Каччана, кажется, не зная, что ответить.

Шершавые и теплые пальцы вдруг коснулись руки Изуку, смыкаясь вокруг запястья. Алые глаза все еще глядели на подругу, но большой палец начал рисовать успокаивающие узоры на его ладони.

— Мы все время будем на связи. Можешь звонить на мобильный, если подумаешь, что мы задерживаемся. Я верну его через пару часов, обещаю.

Урарака-чан неопределенно пожала плечами, не сводя с них пристального и оценивающего взгляда, а потом тяжело вздохнула:

— Делайте, что хотите.