It's Been Forever (part 2) (2/2)
— И шикарный зал!
— Если мы устаем, то можем отдохнуть в гостиной, — Мина подмигнула удивленной Круглолицей.
— Бакубро заботится о нас, — акулья улыбка словно по команде передалась всем остальным восхваляющим его идиотам, и Кацуки ощутил, как предательская краска приливает к лицу.
— Прекратите, — пробурчал он, но вызвал этим лишь очередной шквал смеха.
Разговор все продолжался и продолжался, плавно перейдя в обсуждение геройских миссий и многочисленных рекламных компаний, благодаря которым Кацуки удалось вылезти из долговой ямы. И, конечно, ребята обсуждали то самое интервью, после которого отношение общества к нетрадиционным отношениям заметно смягчилось, а люди начали выходить с признаниями, о которых раньше боялись даже подумать. Все восторгались смелостью его поступка, совсем позабыв о том, что веснушчатая причина этой самой смелости сидела в нескольких метрах, краснея и нервно сжимая салфетку. Атмосфера за столом словно сгустилась, но никто этого не заметил, продолжая болтать и смеяться. Кацуки кожей ощущал напряжение, что тянулось между ним и Изуку, от которого все внутри натягивалось и дрожало, словно натянутая тетива лука. И вот стрела полетела к цели — тот встал с места:
— Каччан, — тихое обращение для него прозвучало как гонг. Деку глядел куда-то поверх его головы и кусал губы. — Выйдем на минутку?
Все за столом мгновенно умолкли, переводя глаза то на одного, то на другого. Кацуки даже забыл, что должен был что-то ответить: настолько невероятным ему казалось то, что тот хотел говорить с ним. Все вокруг перестало существовать: ни других голосов, ни взглядов, ни эмоций. Даже чувствительный тычок от Киришимы едва привел его в чувство:
— Да.
Они медленно направлялись к выходу из бара, шагая друг за другом на расстоянии вытянутой руки. Кацуки никак не прокомментировал выбранный маршрут, хоть и не горел желанием снова оказаться на улице, только послушно шел следом и с наслаждением вдыхал яблочный запах, шедший от кудрявых волос. Гипнотизировал взглядом небольшую родинку в основании шеи — едва заметную, но такую же родную, как и весь Изуку. Аккуратно соблюдал дистанцию, чтобы случайно не коснуться, не спугнуть, не выдать отчаянной нужды в нем.
Улица встретила их холодом и пронизывающим ветром. Капли остервенело барабанили по козырьку, стекали по желобу и единым потоком падали на асфальт. Кацуки поежился в своем так и не успевшем высохнуть свитере и мокрых брюках: ему вдруг показалось, будто его обернули в ледяную воду. Изуку, кажется, не испытывал подобной проблемы: стоял в своей тонкой футболке и задумчиво смотрел вдаль.
Как же давно Кацуки не оказывался к нему так близко. У него вдруг возникло пугающее чувство, будто он видит сон, который скоро закончится. Снова проснется за письменным столом, посреди кипы бумаг, и пойдет в зал, чтобы выбить из тела ковыряющую ребра тоску.
Потому что во сне задрот просыпался с ним вместе. Целовал в кончик носа и говорил, какой Кацуки замечательный. Во сне тот все еще принадлежал ему.
— Каччан, — негромко позвал его Изуку, заставляя вынырнуть из мыслей. — Я много думал о том интервью. О твоих словах и просьбе снова стать друзьями.
Его голос не был радостным, скорее очень печальным и… сдавшимся? Будто тот боролся с самим собой и проиграл. Пальцы Кацуки против воли сжались в кулаки, когда тот наконец-то перевел на него глаза:
— Я не уверен, что мы можем сделать это.
— Но почему?! — воскликнул он, а потом мысленно дал себе оплеуху. Глубоко вдохнул и продолжил уже более спокойным голосом, хотя внутри все кричало от отчаяния. — Почему, Деку? Я не буду больше ни на чем настаивать, я сделаю все, что ты захочешь. Только пожалуйста, не…
Его горло сжалось спазмом.
— Не отказывайся от меня.
Изуку невесело и нежно улыбнулся:
— В этом-то вся и проблема. Я не хочу, чтобы ты унижался передо мной, как и не хочу унижаться сам. Мне не нужна такая дружба, когда один командует другим. Каччан, я хочу равенства.
Слова доносились до Кацуки сквозь оглушающий стук сердца. Тот… давал ему шанс? И смотрел с таким смирением, будто и не надеялся, что окажется услышанным, будто уже подписал им смертный приговор.
— Равенства?
И тут случилось нечто удивительное - в невероятном порыве ладони Изуку схватили его кулак и прижали к груди, прямо туда, где билось сердце:
— Да! - воскликнул тот. - Я хочу чтобы мы оба — оба! — были равны, понимаешь. - зеленые глаза вдруг засияли надеждой, а пальцы крепче сжали его собственные.
— Значит, — едва слышно выговорил Кацуки, теряясь в магии момента, в том дрожащем и хрупком, что строилось между ними с каждым новым вдохом, с каждым его осторожным словом, будто ступая по льду. — Если мы попробуем сделать это вместе, то… мы сможем остаться друзьями?
Изуку улыбнулся и кивнул, продолжая смотреть пронзительно и солнечно, будто все еще не верил, что его поняли, что пошли навстречу. Держал руку Кацуки в своих и молчал, а по крыше продолжал стучать дождь, только на душе у них больше дождя не было.