Bleed The Same (2/2)
Очень медленно тот раскрыл глаза — мутные, без единого проблеска мысли. Это испугало Киришиму, потому что выглядело так, будто тот лишился рассудка, но эта и секунда прошла: взгляд друга стал более осмысленным, сфокусировался на человеке, который в беспокойстве нависал над ним.
— Прекрати… дышать на меня.
Киришима облегченно рассмеялся. Прижал Бакуго к себе, стискивая в медвежьих объятиях и радуясь лишь сильнее, когда тот начал возмущенно шипеть. Прежде чем тот успел отпихнуть его прочь, он еще и потрепал того по макушке, сполна воспользовавшись предоставленной возможностью.
— Дерьмоволосый!
— Что? — он оскалился, видя, каким свирепым стало покрасневшее лицо. — Я просто рад, что ты пришел в себя. Ну и напугал же ты меня, мужик!
Сев обратно на стул, тот мрачно уставился на него:
— Ничего не случилось.
— Что, прости?
— Все, блять, в порядке.
Сначала Киришима не понял, о чем тот говорит: настолько абсурдно прозвучали эти слова, а затем все его раздражение, вся растерянность идиотским поведением Бакуго Кацуки достигли предела. Он глядел снизу-вверх, с пола, где пару минут назад держал его бессознательное тело, в это равнодушное, «мне-не-нужна-ничья-помощь» лицо и чувствовал, что ярость буквально сносит последние хлипкие барьеры.
Киришима никогда не считал себя вспыльчивым. Его по праву можно было включить в список самых уравновешенных людей даже за то, что дружил со взрывным Динамитом. Но все эти месяцы, когда он покрывал его задницу, умалчивал ото всех правду, мучаясь и переживая о том, что друг сделал неправильный выбор, сильно подорвали его терпение. Убили стойкость к эгоизму, фальшивой уверенности и брезгливому выражению, что сейчас скривило тонкие губы. И сам того не заметив, он начал подниматься, мрачно и угрожающе сжимая кулаки.
— В порядке? Это ты называешь «в порядке»?
Услышав сталь в обычно веселом голосе, Бакуго перестал ухмыляться, сжал рот в тонкую нитку. Его глаза удивленно расширились, когда Киришима вдруг замахнулся и ударил его кулаком в скулу. Из разбитой губы потекла кровь.
— Бросаешь Изуку, а потом уходишь в запой? Говоришь, что хочешь достичь первенства, и убиваешь себя алкоголем?! Кому ты врешь? Мне? Или себе? Потому что я не понимаю, какого черта ты делаешь это!
Тот не двигался, глядя в пол, а Киришима продолжал орать ему в лицо:
— Если не можешь взять себя в руки, то почему причинил ему боль?! Я не собираюсь больше смотреть, как…
— Прости меня.
Это было неожиданно. Застыв с открытым ртом, словно выброшенная на берег рыба, он мгновенно замолк: чтобы Бакуго Кацуки, да просил прощения? За всю многолетнюю историю их дружбы тот ни разу не извинился, хоть и достаточно часто оказывался не прав. Тем не менее, сейчас друг серьезно и искренне смотрел на него, не оставляя и капли сомнений в произнесенных словах.
— Ты прав, — добавил тот, и ему снова показалось, что он ослышался. — Хватит уже этих глупостей. С завтрашнего дня я постараюсь забыть его и начать делать то, что собирался. Что я должен сделать.
— Ты уверен? — против воли вырвалось у Киришимы.
Кривоватая улыбка тронула разбитые губы:
— Я уже сжег все мосты.