Рукопись XII, -- марта 20-- (1/1)

Я просыпаюсь дважды в течение дня, подкидываю поленья в огонь, осматриваю хижину и улицу из окон, на случай, если пришло Чудище, и снова засыпаю. Меня преследуют странные сны, полные Чудища, леса и моего детства, но я не могу понять их значения. Просыпаюсь я поздно ночью — а, может, уже раннее утро — и я знаю, что не один в комнате. Пришел мой спаситель и покровитель? Он вернулся? Он в порядке? С меня достаточно пряток, к тому же головная боль меня скоро прикончит, так что я встаю и осматриваю хижину.

Кухня, ванная, комната — никого. Я что, с ума схожу..? На кухне мясо, которое я оставлял накануне, исчезло, а на столе появились новые продукты. Ох, так мой спаситель действительно был здесь. Ему, похоже пришлось прийти сюда, понимаю я, только из-за меня — здесь домашний хлеб, яйца, картошка, масло, крынка свежего молока, а в раковине целый лосось без головы.

Что ж, вау.

Ему ведь вероятно пришлось сходить в деревню, чтобы принести все это, особенно масло и яйца, но лосось — его он явно поймал сам или кто-то его знакомый. Головы нет, но срез неровный, ее словно… что ж, может, у поймавшего рыбу не было большого ножа — вполне себе объяснение. (…или поймавший рыбу не человек вовсе, как и мой спаситель, и голову оторвали или откусили.)

Вау, что жар творит со мной.

Я делаю себе приличный ужин из яиц и хлеба с маслом и солью. Чтобы попить, я разбавляю молоко с водой, а часть молока отправляется в большую сковороду вместе с лососем, маслом и сушеными специями — орегано, чеснок и перец, решаю я, прекрасно подойдут. Жаль только, нет лимона или лемонграсса.

Я чуть не отключаюсь, пока несу тяжеленную сковороду к камину, но справляюсь. В ожидании приготовления я сажусь и всё-таки снова засыпаю — я очень слаб и серьезно болен, вряд ли это обычная простуда. Скорее, пневмония, так что я счастлив, что я здесь не один. У меня есть покровитель, а теперь ещё и Чудище.

Я просыпаюсь от шума. Я понимаю, что это громкий стук во входную дверь, быстрый и пугающий своим грохотом в привычной тишине. Сначала я не знаю, что делать, а потом слышу вой снаружи, но с другой стороны хижины, и буквально цепенею. Если кто-то стучит в дверь, а страшный вой раздаётся с совсем другой стороны, это значит, что снаружи как минимум два существа. Удары в дверь прекращаются, и я слышу, как что-то большое, массивное и тяжелое так быстро, как может, убегает с крыльца. У меня колотится сердце, мне становится трудно дышать, и кружится голова. Я зябну, но бегу, обнаженный, окоченевший и потный от жара, к окну на кухне, чтобы увидеть, что же происходит, но там ничего нет, только тишина. Тишина, темнота и отсутствие хоть чего-либо.

Что это был за вой, неужели его произвело Чудище? Или… мой покровитель? Может, он подражал звукам животных, а, может, он и не человек вовсе? Или все же Чудище? Почему-то я считаю, что Чудище не могло издать такой звук. У него низкий голос, ниже, чем у любого другого живого существа, по крайней мере, из тех, что я слышал, он близок к львам и медведям. Голоса волков более высокие, насколько мне известно, так что, может, это был волк, обыкновенный волк, а не мое странное Чудище. Моего покровителя и владельца этой хижины здесь сейчас тоже не могло быть, он спокойно заходит в хижину, когда я сплю, и он всегда очень тихий.

Так что же это тогда было? И ушло ли оно? Я остаюсь возле кухонного окна и смотрю на восточный лес. Тишина. Долгие, протяжные минуты ничего не происходит.

Успокоенный тишиной я отпираю простую задвижку и открываю входную дверь, чтобы оглядеться. Там никого и ничего, даже снега на крыльце нет, такое ощущение, что его полностью смело от двери до ступеней. Остался только наст да лёд, а потому никаких следов. Я размышляю, что это, конечно, мог быть ветер, очень сильный, чтобы полностью снести пятьдесят сантиметров насыпанного снега, но ещё это могло быть большое животное, которое развело значительную активность здесь — бегало, кувыркалось, разворачивалось, а, может, и дралось, и тогда оно здесь было не одно.

Я здесь уже несколько дней, конечно, стая волков могла за это время уловить мой запах и подойти ближе, чтобы разузнать, незваный гость ли я, которого нужно убить как угрозу, или легкая жертва. Человеческий вид, не для кого не секрет, ужасно туп, особенно перед лицом прямой опасности, поэтому я шире открываю дверь, голый, озябший, уязвимый, больной и, скорее всего, страдающий галлюцинациями, и бью по двери, чтобы сделать какие-нибудь выводы. И нет, у меня и близко нет такой силы, чтобы ударить по двери так, чтобы вся хижина ходуном ходила, а звук был тяжёлый и громкий.

Я закрываю дверь и возвращаюсь к окну, подхожу к другому, даже к окну в ванной, но снаружи уже слишком темно. Ничего не видно. Я иду обратно к своей шкуре и сажусь, чтобы проверить, не сгорел ли лосось — кстати о лососе, может, волки учуяли запах рыбы и решили попробовать пробраться в хижину?

Тот вой был не Чудища, я уверен, что его издал кто-то меньше, может… может, представитель его вида, такое может быть, но он явно меньше по размерам, возможно, моложе, возможно, женского пола. Я поворачиваю сковороду, добавляю больше масла и перца и сажусь обратно, укрывая спину медвежьей шкурой. Я нюхаю ее — она пахнет прямо как Чудище: лесом, горами и ледяной рекой.

Я напряжённо прислушиваюсь, нет ли звуков, которые сообщат мне, что я не один на этой поляне, но кроме ветра, который сегодня гораздо спокойней и тише, чем вчера, ничего не слышно. Посреди тишины, нарушаемой лишь треском древесины в камине и едва слышным воем ветра, на ступеньках, ведущих к крыльцу, раздаётся скрип. У меня кровь стынет в жилах, и я стараюсь не издавать ни звука. Я слышу скрип крыльца и изо всех сил, сквозь головокружение, боль и жар стараюсь сконцентрироваться на непрошеном госте, даже ветер теперь звучит для меня по другому. Кто же это, мой спаситель, Чудище или кто-то иной?

Тот, кто сейчас стоит на крыльце, очень тяжелый — я чувствую, как вся хижина слегка накренилась, а потом я слышу знакомое шумное дыхание, то самое, под которое я так сладко засыпал. Мой ночной компаньон вернулся и ждёт за дверью, очевидно пытаясь быть вежливым, но поскольку я не сразу соображаю, что это он, что я в безопасности, и встаю, он начинает тихо урчать — я думаю, так хищники делают, чтобы молодняк смог узнать их.

— Чудище? — спрашиваю я, когда подхожу к двери, чтобы удостовериться.

Я снова слышу шумное дыхание и звук, который сложно назвать ласковым, но когда дело доходит до хищника, да ещё и такого огромного, я уверен, что этот звук ласковый и успокаивающий.

— Привет, — здороваюсь я с ним, приоткрывая дверь.

И чувствую запах крови.