Глава 8 (2/2)

— Мама, скажи, а на кого я больше похожа? На папу, наверное? — спрашивает Сарада, когда они уже приготовили гюдон и сели за стол ужинать. Сакура улыбается, глядя на девочку.

— Ну да, волосы и глаза у тебя точно от отца. Хотя, ты знаешь, глядя на тебя, я часто вспоминаю себя в твоем возрасте. Мне кажется, черты лица у тебя мои.

— Интересно, почему у меня до сих пор не пробудился шаринган? Наверное, уже пора? — немного грустно замечает Сарада. — У папы ведь он рано пробудился? А у дяди Итачи — вообще в восемь лет! Или он не пробудится, потому что ты не Учиха? Вот у Боруто же нет бьякугана, хотя он есть у тети Хинаты.

— Шаринган — очень сильное додзюцу, — наставительно рассказывает Сакура. — Я думаю, что оно тебе передалось: у тебя же темные глаза, как и у папы. А вот насчет его пробуждения — ты сама прекрасно знаешь, что этому пробуждению предшествует сильное эмоциональное потрясение. Или желание во что бы то ни стало защитить друга. Поскольку сейчас, благодаря Седьмому Хокаге, военных действий практически нет, может так получиться, что твой шаринган и не проснется…

Если быть честной с самой собой, Сакура бы очень этого хотела. Чтобы у ее дочери никогда и не пробуждался шаринган.

Не говоря уже о мангекё…

— А как же мангекё? — тут же спрашивает дочь расстроено. — Дядю Итачи даже Орочимару победить не смог!

— Мы же рассказывали тебе с папой про дядю Итачи, — хмурится Сакура.

— Он был героем! — восторженно говорит Сарада, и Сакура грустно улыбается.

— Конечно, он был героем… Он жил в очень трудное время, когда практически никому нельзя было доверять. Он пожертвовал собой и своей семьей ради благополучия деревни — и твоего отца. Но то, на какие жертвы ему пришлось пойти…

Девочка грустнеет, опуская взгляд в тарелку.

— Мне просто хочется знать, на что я способна. И что я не разочарую отца.

— Не торопи события, — мягко говорит Сакура. — Ты очень способная, позволь своему таланту развиваться постепенно. Тебе нет нужны спешить.

Вечером Сакуре никак не заснуть. Напротив кровати вся стена увешана фотографиями членов клана Учиха. Когда они только въехали в это поместье, уже после рождения Сарады, Саске перерыл все архивы, разыскивая материалы о своей семье. Конечно, все семейные альбомы были уничтожены еще во время нападения Пейна, так что фотографий, к сожалению, нашлось не очень много. Фотографию Итачи вообще удалось достать только из книги Бинго: больше в Конохе ничего не сохранилось от старшего брата Саске.

Книгу эту, к слову, показывать ему тоже отказывались, пока он не вступил в АНБУ. Даже когда Какаши, тогдашний Шестой Хокаге, пытался разговаривать с главой АНБУ — ему тоже отказали. Даже несмотря на то, что он сам по сути и являлся главой организации. Книга Бинго не подлежала огласке.

Саске никогда не говорил об этом, но Сакура знала: его служба в АНБУ была данью памяти погибшего брата. Вернее, им самим убитого брата.

Когда большую часть жизни живешь ради мести, все же что-то внутри отмирает. Сакура знала об этом. Знала, когда выходила замуж, знала, когда рожала Сараду.

Просто что-то умерло у него внутри. И если она когда-то и надеялась, что сможет это починить, сейчас уже было абсолютно ясно, что это невозможно.

Наверное, она бы попыталась от него уйти. Если бы не видела, как меняется его взгляд, когда он смотрит на их дочь. Этот взгляд давал ей надежду, что там, внутри, у него еще не все выжжено дотла, что осталась хотя бы малая толика нежности — пусть и направлена она отнюдь не на Сакуру.

Она вдруг почему-то представляет себе, как Какаши-сенсей занимается любовью с той Сакурой. Яркие откровенные образы быстро сменяют друг друга, и девушка даже не успевает ужаснуться себе, потому что в самом низу живота внезапно становится очень горячо. Возбуждение тлеет, подобно слабому пока огоньку, и Сакура знает, что может его игнорировать. Но почему-то именно сейчас ей не хочется этого делать.

Девушка переворачивается на бок, правая рука сама ложится между ног, и она прижимается к своей ладони прямо через тонкую ткань трусиков. Левая проводит по мгновенно напрягшимся соскам, и Сакура помимо воли тихонько стонет.

Обычно Саске не разрешает ей заниматься этим без него, но именно в этот раз прямого запрета не было. Наплевав на все, Сакура трется о свою ладонь, пальцы пощипывают соски, и оргазм накрывает ее почти сразу, она вздрагивает всем телом и закусывает губу, чтобы не стонать.

Жар сладко расползается по телу, и сердце все еще колотится где-то у горла. Сакура, вздохнув, блаженно вытягивается под одеялом, чувствуя, как наконец ее отпускает тревога и она проваливается в сон.

* * * </p>

Теперь, когда цель уже близка, чувства Хиро, как всегда, обостряются до предела. Как сенсор, он постоянным фоном ощущает чужие эмоции. Сейчас в этом фоне он пытается выделить чувства того человека, что ждет их впереди. Он ожидал вычленить боль, если человек действительно ранен, возможно, страх — если он правда оказался вольным или невольным свидетелем произошедшего в деревне.

Но почему-то эмоциональный фон остается на удивление спокойным — если не считать эмоций, которые исходят от его сокомандников.

Спокойная собранность — от Сая.

Предвкушение и интерес — от Ханаби.

И азарт погони — от Саске.

Хотя с последним Хиро до сих пор было сложнее всего: его эмоции всегда отдают каким-то холодом, почему-то любая попытка специально их вычленить доставляет Хиро почти физическую боль. Как будто Саске сам пытается их скрывать, защищая чуть ли не собственной чакрой.

Хиро даже не пытается в это вникнуть: в конце концов это вовсе не его дело.

Однако когда вдруг в этом спокойном море эмоций вдруг ярким всполохом загорается, словно из ниоткуда, жгучая неприкрытая ненависть, Хиро замирает от неожиданности, потрясенно пытаясь вдохнуть воздух во внезапно сжавшиеся легкие.

— Хиро? — тут же останавливается и вся команда. Ханаби поворачивается к нему, белесые глаза со вздувшимися венами как будто смотрят в самую душу, но он только качает головой, пытаясь вздохнуть.

— Оно совсем рядом, — наконец, хрипит он, чувствуя, как чакра привычно течет по руке, уже сжимающей лук.

— К бою! — мгновенно командует Сай, и шиноби замирают, выхватив оружие.

— Справа! — почти сразу кричит Ханаби.

Хиро машинально поворачивается в ту сторону — и пораженно замирает.

Он многое повидал за свою бытность шиноби, но такое…

Это даже не человек.

Существо почти два с половиной метра высотой, длинные руки — или лапы?! — с длинными когтями вроде бы безвольно висят вдоль туловища, голова с какой-то неестественно длинной мордой вроде бы опущена, но это аура жажды убийства — ее ни с чем невозможно спутать.

Хиро вскидывает лук, рука привычно выхватывает стрелу из колчана за спиной, чакра наполняет ее, все светится голубым — и заряд улетает точно в чудовище.

Он еще слышит голос Сая где-то сбоку, — но существо просто ловит его стрелу лапой.

Шипение обожженной плоти неожиданно громко раздается в тишине леса — и тут же утробный крик боли вырывается из пасти монстра.

— Почему? Я же… — Хиро не успевает закончить — потому что существо уже над ним, он еще успевает увидеть занесенную лапу — и когти бьют его сверху вниз, как копье, разрывая грудную клетку справа.

Кровь, горячая, соленая, мгновенно заполняет рот — и он может только смотреть, как медленно, ужасающе медленно, появляется из его тела шестипалая лапа, как стекает с этих длинных пальцев его кровь и ошметки мяса…

И вот тут в его сознание врывается боль.