Глава 4 (2/2)

И ложится в постель.

В кровати холодно — хотя на улице стоит жаркий июль. Наверно, он уже отвык засыпать один…

Какаши закрывает глаза — и снова видит свою Сакуру, одетую в его халат. Он до последнего не хотел ее вчера будить и только уже полностью одетый заглянул в спальню, чтобы попрощаться. Естественно она вызвалась закрыть за ним дверь. В мыслях он снова целует ее, стянув маску, прихватывая губами тонкие нежные губы, обнимает — они одного роста, потому что она стоит в квартире, а он — на татаки, и он-таки забирается руками под этот махровый халат, касаясь горячей кожи.

Какаши чувствует, как накатывает возбуждение, и, стянув пижамные штаны, сжимает напрягшийся член.

Он снимает с плеч Сакуры халат, и тот бесформенной тряпкой падает к ее ногам. Под халатом на ней ничего нет. Девушка нежно берет его лицо в ладони, не прекращая поцелуй, а он одной рукой притягивает ее к себе, другой лаская между ног.

Какаши чуть слышно вздыхает, плотнее обхватывая член, ощущая приближающийся оргазм.

Сакура всегда там такая нежная и горячая, такая отзывчивая, что у него просто отказывает вся выдержка, когда он чувствует ее возбуждение. От осознания, что она действительно выбрала его…

В своих мыслях он опускается на колени и приникает к ней губами, языком чувствуя жар ее желания. Его Сакура вскрикивает где-то сверху, пальцы больно тянут его за волосы, когда девушка содрогается в оргазме.

Какаши чувствует, как поджимается мошонка, наслаждение пронизывает его от основания позвоночника, жаркой волной прокатываясь по всему телу. Громко выдохнув, он изливается себе на живот и замирает, тяжело дыша, чувствуя, как отступают охватившие его до этого напряжение и неуверенность.

Он обязательно справится со всей этой ситуацией.

И Конохамару с Саем — тоже. У него нет другого выбора, как только верить в них!

Они справятся…

Вздохнув, Какаши встает и идет в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Уже укладываясь обратно, сам не зная толком, зачем, Какаши кладет под подушку кунай — и почти мгновенно проваливается в глубокий сон.

* * *

— Почему ты пришла в резиденцию Хокаге с Какаши?

Саске стоит на террасе их дома в традиционном стиле, прислонившись к столбу, поддерживающему навес. Он переоделся в черную юкату, длинные волосы заплетены в свободную косу и перекинуты через плечо.

Как всегда, при виде мужа, у Сакуры перехватывает дыхание.

И сворачивается где-то в районе солнечного сплетения комочек колючего страха.

Она заставляет себя, не останавливаясь, дойти до дома и подняться на террасу, скинув сандалии.

— Мы встретились на улице, — отвечает она осторожно.

— Ты же знаешь, мне не нравится, когда ты с ним встречаешься.

— Он же наш учитель… — тихо говорит Сакура, но Саске лишь досадливо дергает плечом. Холодные пальцы вдруг ловят ее за подбородок, поворачивают, заставляя посмотреть в глубокие черные глаза.

— Не смей мне врать, — цедит Саске, и Сакура замирает, чувствуя, как страх сковывает внутренности.

— А где Сарада? — срывающимся голосом спрашивает она, и Саске ее отпускает.

— Я отправил ее к твоим родителям. Они были рады взять ее к себе и дать нам возможность побыть наедине.

Они заходят в дом, и Сакура идет на кухню.

— Ты ужинал? — спрашивает она.

— Нет еще.

— Я сейчас подогрею.

Хорошо, что она вчера приготовила карри и можно просто разогреть. После сегодняшнего дня готовить что-то она бы просто не смогла.

— Как вскрытие?

Сакура возится у плиты, а Саске стоит, прислонившись к столу. Ее помимо воли передергивает.

— Ничего нового. Причина смерти — травматический шок, — девушка задумчиво помешивает еду, а перед глазами встают изломанные тела, которые она сегодня полдня изучала вместе с двумя ассистентами. — Все полученные повреждения были нанесены еще при жизни. Их наживую потрошили и расчленяли… Сколько, говоришь, там трупов было всего?

— Семьдесят четыре, — тут же отозвался Саске. — Семьдесят одного мы похоронили. Трое у нас в морге.

— Кто же мог такое с ними сделать… — шепчет Сакура. — А главное — зачем?

Они ужинают в тишине. Саске не было дома две недели, но им почти не о чем поговорить. Сакура ковыряется в тарелке, а перед глазами то и дело встают развороченные тела этих несчастных.

Закончив ужинать, Саске встает из-за стола.

— Жду тебя в спальне. Не задерживайся.

— Хорошо, — кивает Сакура и усилием воли сглатывает появившийся в горле комок. Быстро убрав со стола и сполоснув посуду, девушка идет в ванную комнату и, раздевшись, залезает в ванну. Ей все никак не согреться, и она почти до упора выкручивает кран с горячей водой.

Саске лежит в постели, опершись на правый локоть. Татуировка горит на голом плече почти сразу над бинтами протеза. Сакура выходит к нему в халате, наброшенном на голое тело.

— Иди сюда, — тихо говорит он, и риннеган горит из-под длинной челки, практически лишая ее силы воли.

Она скидывает халат и забирается к нему под одеяло. Сакура лежит на спине, и ей неспокойно под его внимательным взглядом.

Забинтованные пальцы касаются ее шеи, чертят линию вниз к груди, обводят грудь — и больно сжимают затвердевший сосок.

— Ты же была хорошей девочкой и не кончала без меня? — вкрадчиво спрашивает Саске, и Сакура мотает головой. — Хорошо. Забирайся.

Саске переворачивается на спину, откинув одеяло. Потемневший член ярко выделяется на светлой коже. Сакура послушно берет его и медленно опускается, помогая себе рукой.

Прошло уже две недели, она не успела толком возбудиться, и ей больно, но Саске крепко держит ее за бедро, насаживая на себя до самого конца, и она шипит сквозь зубы.

— Ласкай себя, — велит он, словно не заметив, и девушка послушно облизывает пальцы и прижимает клитор, начиная медленно двигаться.

Сначала это всегда больно, но в какой-то момент член внутри задевает какую-то очень приятную точку, и Сакура изгибается, чтобы продлить это ощущение. Жар собирается где-то в основании позвоночника, и девушка упирается второй рукой в подушку, наклоняясь ниже и начиная двигаться быстрее. Сквозь трепещущие ресницы она видит, как ухмыляется Саске, но потом его пальцы находят ее соски — и она забывает об этом. Еще несколько движений — и Сакура заходится громким стоном в оргазме.

— Вот и умница, — практически бесстрастно говорит он.

И одним сильным движением переворачивает ее на живот, сильные руки вздергивают вверх ее бедра — и он снова входит в нее. В этой позе ей всегда больно. Член сильно толкается прямо в матку, боль эхом отдает куда-то в бок, и Сакура, вскрикнув, пытается отстраниться.

— Куда ты? — спокойно спрашивает Саске и притягивает ее обратно, глубже вколачиваясь в нее.

— Больно… — шепчет девушка, утыкаясь лицом в одеяло и вцепляясь в ткань непослушными пальцами.

— Не выдумывай. Ты же хочешь мне тоже доставить удовольствие?

Боль накатывает волнами, живот сводит судорогой.

— Саске… — просительно стонет Сакура и стискивает зубами одеяло.

Она знает, что в другой позе он просто не может кончить. И что чем быстрее это произойдет, тем скорее он ее отпустит.

Он вдруг хватает девушку за руку, заводит ее за спину, заставляя ее тело сильнее выгнуться, и Сакура снова вскрикивает от особенно сильного толчка.

— Хорошая… девочка… — рычит он — и наконец изливается в нее. Она чувствует, как пульсирует в ней его член, как пальцы сильнее впиваются в ее бедра, когда Саске застывает на вершине блаженства.

Он выскальзывает из нее, и Сакура падает на постель. Живот скручивает судорогой, и она подтягивает колени к груди, потому что в этой позе не так больно.

— Красиво смотришься, — комментирует Саске и вдруг вставляет в нее два пальца.

От неожиданности она вскрикивает — и вдруг понимает, что возбуждается. Легкий стон все же срывается с губ, и Саске, конечно, это замечает.

— Ах ты шлюшка, — восхищенно восклицает он, и второй рукой начинает ласкать ей клитор.

— Саске! — вскрикивает Сакура от слишком острых ощущений: это так приятно, что почти больно. — Я сейчас…

— Давай. Кончай. Разрешаю… — благодушно шепчет он где-то сверху, и ее накрывает еще один оргазм, такой сильный — что она почти кричит на выдохе.

— Открой рот, — велит вдруг строгий голос, и она подчиняется. Влажные пальцы проникают внутрь, и девушка чувствует на языке вкус спермы, смешанной с ее собственными выделениями. — Ты — моя, Сакура. Только моя.

— Да, — глухо соглашается она, потому что его пальцы все еще у нее во рту.