У каждого свой секрет (2/2)

Пришёл день возвращатся на работу, но так уж просто он не наступил. Сразу при входе, на ресепе, его позвала девушка и выдала некоторые инструкции. В течение трёх рабочих дней ему нужно было поприсутствовать при работе инженеров и художников и сделать по этому отчёт — ему выдали бумажный планшет и выслали нужные файлы на рабочую почту.

Единственное, что Слава успел сделать, так это порадоваться взятому ранее выходному. За три дня у него всё же получилось отдохнуть.

Дела откладывать он не любил. В жизни — ещё ладно, есть такая привычка почти у всех. Но на работе старался всё делать в первые же часы, как выдали задание. Поэтому, не дойдя до собрания, поехал к инженерам — они работали в другом корпусе, через полторы станции метро. Проторчал у них три часа, потом ещё опрашивал их по одному и в целом, задавал вопросы из того, что ему выслали на почту. Сделал полсотни фотографий, выдохнул и поехал к художникам. Здесь была проблема. Они находились всего в одной остановке от инженеров, но — график у них был не то, чтобы нормированный. Они в общем приходили, когда хотели, отрабатывали столько-то, уходили.

На рабочем месте было двое из десяти человек. Радостной новостью стало то, что двое отошли на обед. Не радостной — что вернулись они через час. На обед, если что, уходили за полчаса или минут сорок до Славиного приезда.

Поговорив с ними, взяв некоторое подобие интервью и собрав номера остальных хужожников, он поехал обратно в офис собирать информацию воедино, составлять отчёт с надеждой, что получится отправить в тот же день.

Придя, он отправился в свой кабинет, просидел там полчаса, понял, что начинает закипать, махнул рукой и пошёл в общий кабинет за чаем и разговорами.

Не то, что вечная ругонь могла бы разгладить ему мозги, но это стало уже такой рутиной, что он немного соскучился. Не успел он нормально открыть дверь, как услышал из-за неё вопли:

— Десять лет занимался! — голосил Вениамин И.

— Да когда это было?! В прошлой жизни?! — ровно тем же высоким тоном отвечал ему Анатолий.

— Иш чего! Обзываться вздумали, да?! Старик я, по вашему, да? А я ещё накостылять могу! У меня руки железные, понял?!

Костя стоял растерянным, лицо у него было овальное, так ещё и вытянутое от негодования и незнания, что делать, что говорить, чтобы это всё остановить. Он с горячищими надеждой глазами уставился на вошедшего. Мирон же обернулся в Славину сторону всего на пару секунд, приложил к осторожно улыбающимся губам указательный палец, призывая не перебивать спор, и вернулся к шоу.

Слава вздохнул и молча пошёл к автомату с кипятком для чая.

— Деревянные скоре! И дерево сгнило уже лет как двадцать! Вот, Мирон, представьте себе, что не занимались уже двадцать лет — и что, осталось что-нибудь?

— Без понятия, — пожал плечами тот, даже не стараясь вникнуть в вопрос. — У меня удар в любом случае поставленный.

— Ну это понятно, — недвольно махнул рукой Анатолий и вновь вернулся кричать на Вениамина.

Слава скосил взгляд в сторону валяющегося на диване Мирона и прикусил губы. Этот человек только и делал, что нарушал сложившийся общественный порядок и подстрекал этих двоих к новым склокам.

Один раз он даже специально завёл вообще не привязанный к работе разговор, что-то про кожу и эко-активистов. Вроде начинал он со своего секрета, мол всё такое дорогое стало. В итоге получился разговор про то, что Анатолий одевается как бомж, а Вениамин не имеет ни вкуса, ни денег, потому что их постоянно тратит не пойми на что. Хотя претензий там было много, многие из них были ещё глупее названных. Слава привык не вмешиваться, только редко, если те совсем уж расходились и мешали лично ему работать — а работать он уже научился и в полнейшем шуме, и в полнейшем хаосе. А вот Мирон, как он заметил, по-тихечку вбрасывал какие-то новые остренькие предложения, только распаляющие спорющих.

Славе было очень жалко Костю, который переживал за дружественность коллектива, как за свою сильно болеющую мать. По крайней мере, глядя на его белоснежное от нервов лицо и вечный недосып и шуганность, впечатление складывалось какое-то такое.

Первый стаканчик закончился. Заварку выкидывать Слава не стал, просто подлил из кулера ещё горячей воды, затем одну четвёртую холодной. Пригубил, прикрыв блаженно глаза. Шум от криков слился с общей тишиной — уже не мешал. Даже расслабил.

К нему рядом встал Мирон, краем губ улыбаясь и протягиваясь себе за стаканчиком.

— Ты чего сегодня так припозднился? — поинтересовался мягко он. — Они на завтраке бутербродами мерились, у кого длиннее булка.

— А чего не членами? — вздохнул устало Слава, немного отходя от кулера.

Мирон усмехнулся, поставил стаканчик набираться водой и добавил:

— К этому тоже в итоге пришли, но там всё туманно. На измерение линейкой никто не согласился, зато про драки говорить начали.

— И до сих пор что ли? — удивился Слава. Это было перебором даже для них.

— Тут днём начальство приходило, прервало их. Потом обед, разошлись. И вот сидим, минут за тридцать до твоего прихода, обсуждаем согласование с мэрией, и мне чего-то вспомнилось, что здесь недалеко секция была, куда мэр нынешний ходил…

— Вот откуда ноги растут. Тебе лишь бы развлечься.

— Ты само очарование. Вот скажи, что здесь восемь часов делать? А так — каждый день есть на что посмотреть.

— Ты долбаёб и садист, — отвернувшись, бросил Слава.

— Не, только второе, — с улыбкой ответил Мирон. — И это даже не садизм. Садизм, это если бы я им приказывал что-то, а они это бесприкословно исполняли бы, если бы они тут раком стояли…

— Да-да, я знаю, что такое БДСМ, — осадил его Слава, лукаво стрельнув в его сторону глазами. — И нечего каждому рассказывать о своём секрете. Это же личное.

— Я сам решаю, личное это или нет. Сам посуди, если что мне легче будет найти себе партнёра. Какой-то тайный саб услышит, поймёт и сам обратится. А я никогда не прочь помочь сабам. Кристина с ресепа внизу вот…

— Это уже точно личное, наверное? Она хотела бы подобных разговоров за своей спиной?

— Она не то, что скрывает. У неё на руках порой след от наручников, ты никогда не замечал?

— Это не важно, это же личное дело человека, рассказывать или нет. К тому же…

— Не решай за человека. Она не против. Хоть сейчас спустись и спроси у неё, против ли она таких разговоров. Или публичного унижения, разного там шёпота за спиной.

— Любит публичность? — вздохнул Слава, врубившись в чужой фетиш и мотнул головой. — Ладно, простительно. И всё же не на работе же такое обсуждать. Лучше скажи, что с мэрией решили?

— У них сеть зависла, мы так и не смогли с ними связаться. Точнее они не смогли нам ничего ответить. А во второй раз мы попали на перерыв. В третий нас перевели на другую линию. На четвёртый уже нам было лень звонить. Можешь попытать удачу.

Слава бросил взгляд за спину на двух срущихся, а затем перевёл его на часы, мотнул головой.

— Время. Скажут, что так поздно, через десять минут закончится рабочий день, а вопрос сложный, мы зарегестрируем Ваш запрос, отправим в течение недели на почту, обязательно неправильно её укажут, попросят перезвонить ещё через неделю, а вероятно что забьют и тому подобное.

— Мне кажется, что просто скажут, что этот вопрос решается в течение получаса, а до конца рабочего дня у них осталось десять минут, поэтому перезвоните позже.

— Ага, я почти так и сказал. Ладно, я в кабинете если что. Меня к отчёту припахали.

Мирон коротко со смешком выдохнул, кивнул и салютнул горячим чаем.

***

— Как часто люди прыгают с этой мостовой в воду? — меланхолично поинтересовался Мирон у тихо подошедшего сзади Саши. Тот вытянулся над водной гладью, осмотрел всё коротким незаинтересованным взглядом и пожал плечами.

— Давно ждёшь?

— Минут десять где-то, — вздохнул Мирон. — Холодновато что-то. Сентябрь не жалует нас. Чего опоздал?

Саша закатил глаза и рассказал о пробке в трёх домах отсюда. Подул холодный ветер, оба поёжились. Мирон понятливо помычал и прикурил сигарету, защищая огонёк зажигалки ладонью. Постоял ещё, подымил, глядя на рябь, пробегающую по всей речке. Стряхивал пепел прям в воду, ветер уносил его куда-то влево и развеивал. Саня сперва пролистал что-то в телефоне, затем тоже закурил.

В кармане завибрировало, зазвучала гитара. Мирон поморщился — такой рингтон у него стоял на работу: начальников и коллег. Звонил Слава — а он по пустякам звонить не стал бы, значит случилось что-то важное.

Не хотелось в выходной срываться на работу. В этом случае трубку можно было либо вообще не брать, либо сослаться на то, что он в другом городе и ближайшая электричка здесь будет часов через шесть. То есть добраться при необходимости сможет лишь… завтра. Один раз эта отмазка уже сохранила ему выходной.

Он всё-таки ответил, выкинув окурок в воду.

— Да, алё?

Первые пару секунд было подозрительно тихо. Весьма странно. На Славу это не походило. Потом раздался неуверенный вопрос:

— Ты сейчас чем-то занят?

Мирон поднял вверх брови, затем опустил обратно и хмыкнул. Уголок губ непроизвольно дёрнулся в улыбке. В отличии от звонившего он начал чувствовать себя как-никогда уверенно и свободно. Это внутренне чувство окрылённости и отчасти ЧСВ поглаживались тем фактом, что всё обошлось — звонок точно не был по работе, можно было вздохнуть спокойно и расслабиться. Да, и заодно получить удовольствие. К несчастью лишь плотаническое, хотя откуда ему знать об этом наперёд? Никто не знал, как повернулся бы день.

— Полностью в твоём распоряжени. Или наоборот?

Короткое молчание. Но даже такое в подобные моменты длилось слишком долго. Ожидание всё замедляет минимум в два раза.

— Да… наоборот.

Мимо проехала машина, громко засигналила. Саша посмотрел вопросительно, мол, чё-то важное? Мирон махнул рукой и пошёл в нужную им сторону, разминая затёкшие плечи. От сидения на стуле у него постоянно болели шея со спиной. По-хорошему нужно было пойти к врачу или начать делать в рабочее время перерывы не чтобы покурить, а чтобы сделать маленькую зарядочку, почаще вставать, крутить головой, разминать шею и руки, приседать пару раз. В мечтах он уже много раз начинал подобное вытворять, становился героем в своих глазах и забивал на это в реальной жизни. На то она и была реальной.

— Что на тебе сейчас надето? — спокойно спросил Мирон с лёгким намёком на кроткость.

— Майка, трусы, шорты и носки, — с едва слышимым придыханием ответил Слава, по-милому спотыкаясь перед каждым словом.

Он волновался, его нельзя было за это осуждать. Да и не хотелось. С одной стороны это умиляло, а с другой бесило. Смущение — значит он чувствует себя недостаточно уверенно, а значит и будет недостаточно раскрепощённым. Но если у него там, на другом конце трубки, алели щёки, покусывались губы и убегали в угол, пол или столешницу глаза, то тщеславную доминантскую душонку это очень бы позабавило и порадовало бы.

Ужасно, что возникали столь противоречивые мысли и ощущения. Невозможность видеть была отчасти на руку.

— Угу. Всё, кроме одного снимаешь. Что оставлять — выбирай сам. Приступай. И ответь пока на вопрос. Что из игрушек есть?

Опять заминка. Но в трубке был слышен шорох снимающейся одежды. Слава рвано выдохнул и ответил:

— Все виды по одному.

— Прекрасно, тогда в течение пяти минут ты должен сидеть на диване, ну или кровати, если дивана нет, с чем-то большим и вибрирующем в заднем проходе. Но сядь так, чтобы воображаемый человек перед тобой это видел.

Саша почесал голову, вздохнул и опять полез в телефон. Мирон же говорил абсолютно спокойным и уверенным голосом, порой легко улыбаясь и борясь с желанием выкурить ещё одну сигарету. Он прекрасно знал, что у многих был подобный фетиш — словно ничего не происходит, но окружающие могут услышать и понять. К тому же и сами сигареты для некоторых были дополнительным фетишом, так сказать являлись предметом не то эстетики, не то ещё чего-нибудь.

Если честно, что Слава - сабмиссив, Мирон подумал ещё в первую их встречу, но не был уверенным в этом. Зачастую именно сабмиссивы выбирают подобную тактику — обособляться от секрета, выглядить противоположно ему. Если тебе нравится скулить и унижаться, то во внешней жизни ты наоборот этого избегаешь и ведёшь себя противоположно.

Но вот недавно он подтвердил свои подозрения. И правда, что только недавно, потому что до того момента он просто думал, а не был уверен. Но когда он упомянул Кристину, то не случилось никакой негативной реакции, кроме упоминания личного в общественности. И стоило ему услышать про то, что это, возможно, входит в фетиш человека — Слава моментально согласился, то есть для него это было элементарно понятным, нормой.

Если бы он не был сабом, реакция была бы другой. Непонимание, недоумение. Он бы продолжал гнуть свою линию или просто в его глазах запереливалось бы осуждение. Это как так? Личное в публичное, когда здесь такой деликатный момент, человек может стесняться. И эта публичность ведь не часть практики, не публчиные сессии то есть. И столько вопросов пошло бы дальше, Мирон это не раз проходил. Ещё никогда сторонний секретник не реагировал на подобные заявления моментальным — ладно. Сторонним вообще редко что нравится в чужих секретах — если, конечно, их собственные секреты не подсматривание как раз-таки за чужими секретами. Тогда да, те реагировали всегда уж со слишком сильным энтузиазмом.

А вот ответить именно так — словно это норма, ничего сверхъестственного или попросту неординарного, что здесь нет ничего предосуждающего мог ответить человек, только прекрасно понимающий психологию сабмиссивов (или неимоверно толирантный человек, но такие зачастую были сами по себе весьма странными). То есть либо саб, либо дом. Но на дома Слава не тянул. Что-что, а стержня Мирон в нём не увидел. Тихий, спокойный, собранный. Да, уверенный, но доминанты — самоуверенные. И тихие — весьма редко. И не смотрят они так, стоит упомянуть что-то из секрета.

А Слава смотрел. И сейчас он очень тихо и низко мычал, просовывая что-то в свой анальный проход. Удивительного в этом было только то, что он позвонил и не смутился этого, хотя им ещё работать вместе.

Значит — ломало.

Мирону всегда было грустно, если саба ломало. До этого ведь нужно довести себя, ни с кем долгое время не спать или проводить подряд хуёвые сессии, а порой и одной такой хватает. А если уж на последней был сабдроп, то всё, здесь и хочется, и колется, и ломает. Неприятно.

Ломающим Мирон ещё ни разу не отказывал. Да и в целом отказов в его жизни было всего два, один саб был невменяемым, другой практиковал уж слишком неординарные практики.

— Что оставил на себе? — поинтересовался он, всё-таки не выдерживая и закуривая ещё одну сигарету.

— Носки, — прошептал Слава.

Что ж, очевидный выбор. Если что, неправильного здесь не было. Просто нужно было ставить правила и выдавать приказы, как-то заводить саба на расстоянии. Что нравится Славе Мирон был без понятия. Поэтому всю одежду снимать не стал, так сказать ни вашим, ни нашим. Нравится быть обнажённым — ну почти такой и сидишь, что не так? Нравится наоборот в одежде? — ну так одежда осталась.

И игрушку он сам позволял выбирать. Потому что командовать-то командовать, но и интересы чужие нужно учитывать. Пусть выбирает то, что больше по душе. Так вероятность хорошего исхода выше.

— Тебе долго? — поинтересовался Саша.

Мирон облизал губы и сказал:

— Себя не ублажать, позу не менять, предмет не вынимать. Через десять минут перезвоню.

И сбросил вызов, успев услышать тихий вздох.

— Жестоко, — только и сказал Саша.

— Ему понравится, — подмигнул Мирон и убрал телефон. — Говори давай.