Пролог/Глава 1 (1/2)

Главной моей ошибкой было то, что я видел окружающий меня мир подобием сложной и запутанной игры. Но мне никогда не приходило в голову, что игра – это и есть я. </p>

Я лежал на траве, щурился от яркого света, вдыхал необычно пахнущий воздух, и на мне не было респиратора. Спохватившись, я стал судорожно шарить вокруг себя, но его не оказалось поблизости. Потом мне протянуло руку некое существо с лошадиной головой, и я уже было решил, что у меня начались предсмертные галлюцинации...

ПРОЛОГ

Это был уникальный мир, некогда наполненный прекрасными бесконечными полями, дивными высокими лесами, необыкновенными животными. Но за какое-то столетие люди довели его до коматозного состояния. Земля, на которой я вырос – это смог и пыль, высокий радиационный фон, тяжёлые металлы в почве, кислотные дожди, парниковые газы, духота, серость, а ещё это остатки живых экосистем, полностью отрезанные друг от друга и от постороннего вмешательства.

Счастливые люди такого недавнего, но такого далёкого «мирного» времени вбивали себе в головы всё, что попадалось под руку. Какие-то очень непонятные мне идеи о социальном неравенстве, превосходстве догм, и прочее, и прочее – люди всё сильнее и сильнее отдалялись друг от друга. И хотя причиной краха были не идеологии и взгляды, они стали смазкой во вращающихся шестернях катастрофы. К войнам привела борьба за иссякающие ресурсы углеводородного топлива, и вскоре люди пошли на крайние меры – красные кнопки. Смерть поджидала всех, в любом месте, в любой момент, на каждом шагу. Подрывали не только тех, кто обладал ресурсом, но и союзников. В конце концов, «страны», а точнее их эхо, остановились, но было уже поздно.

Ядерные бомбы унесли миллионы жизней не только в момент взрыва. Такой вулканической активности не видала ещё ни одна человеческая цивилизация. Килотонны газа вырывались в атмосферу. Стало слишком жарко, особенно там, где веками почва была покрыта льдом. Массовые затопления уничтожили миллионы гектаров некогда самых населённых и плодородных земель. Таяло население: от последовавших катастрофе стихийных бедствий, от ставшей результатом облучения организма онкологии, пороков внутренних органов; кто-то становился жертвой терактов, кто-то кончал с собой.

Последствием катастроф стала неизбежная глобализация. Прежние границы «стран» остались только в головах тех, кто до сих пор всерьёз задумывается, что миру вновь суждено разбиваться. Остальные делили мир на пять частей света: Евразию, Африку, Гренланд-Америку, Австрало-Антарктику, Латинию, но это разделение было очень условно и служило больше для удобства, чем для реальных разграничений.

К счастью, сейчас уровень океана сбавил темпы своего поднятия. Всей планетой вновь воссоздавалась экономика, производство и сельское хозяйство. И даже в таком мире, несмотря на всё пережитое, человечество стало как никогда продвинутым в медицине, пускай только в профилактической.

Мои родители встретились во время Большой европейской эвакуации. Они обосновались на северо-востоке Евразии. Им невероятно повезло: им быстро предложили работу и крышу над головой в одном из современных, оснащённых по всем нынешним мерам безопасности многоквартирных домов относительно пригодного для жизни прохладного городка, который занимался добычей полезных ископаемых. В этом же городке родился я.

Я не сказал бы, что мне жаль себя или моё поколение. Фатальные ошибки прошлого принадлежали уже не нам и уж тем более не мне. Но мы вроде как должны были стать теми, кто изменит мир до неузнаваемости, пройдя через все этапы восстановления. Кто-то даже назвал наше время «эпохой восстания из пепла».

Но об этом ли моя история? Честно говоря, совсем нет.

ГЛАВА 1

Я шёл по вырезанной тропинке, стараясь не отступиться и не задеть плечом деревья, словно бы сделанные из картона и выкрашенные ярко-зелёной краской. Мои волосы цеплялись за ветки, напоминающие проволоку, щёки ловили пробивавшийся сквозь искусственные кроны свет невидимых ламп, ветер, пришедший из ниоткуда, раздувал полы рубашки.

Мерзкий писк будильника растворил очередной сон о лесе, оставив меня с чувством сосущей тоски. С пустой головой я поднял себя с кровати, на автопилоте умылся, оделся и приступил к завтраку. Почему лес снился мне уже которую ночь? Я просто блуждал по нему без цели, без попутчиков, не останавливаясь и ни к чему не притрагиваясь. Сны – это ведь всего лишь спутанные остаточные воспоминания о каких-то ярких событиях. С чего бы лесам сниться мне, если я видел их только в кино?

– Доброе утро, Чарли, как спалось? – зевающая по пути к кухне Лана вывела меня из раздумий.

Ей было всего шесть лет, она была слишком мала для школы, и у неё совершенно не было необходимости просыпаться ранним утром вслед за мной. На её месте – под вынужденным домашним арестом – я бы только то и делал, что спал.

Лана пристроилась на соседнем стуле, сложила руки на стол и опустила на них свою темноволосую голову. Я, не вставая со стула, достал тарелку из сушилки, наполнил её хлопьями и поделился своей частью соевого молока. Лана лениво поковыряла ложкой хлопья, заставляя их все хоть раз утонуть.

Её отчим находился сейчас в очередной поездке, а я возвращался только к вечеру. Понятное дело, что утро для неё стало одной из самых важных частей дня – когда можно хоть с кем-то пообщаться.

– Мне папа снился! Словно бы он приехал и привёз пушистого белого пёсика, – похвасталась она.

– Да… хороший сон, – я едва ли нашёлся с ответом.

Адам Браун уезжал часто и надолго. Его «командировки» длились в среднем около двух-трех недель, но иногда – если предстояла совсем дальняя поездка в совсем горячую точку – доходили и до пары месяцев. За Ланой раньше приглядывала пожилая соседка, но, когда я снял комнату в его квартире, забота о девочке перелегла на мои плечи. Честно говоря, вначале я этому не особо обрадовался – мне никогда не приходилось взаимодействовать с детьми, и я не был уверен, что справлюсь. Но то ли я развёл панику на пустом месте, то ли Лана оказалась довольно смышлёной и самостоятельной девочкой – хлопот с ней, в конечном итоге, почти не было.

Лана очень сильно скучала по отчиму, звонила не по одному разу за день, и когда дозванивалась – могла часами не слезать с телефона. Я старался подбадривать её небольшими презентами с работы, вроде сладостей или забавных канцелярских мелочей – этого, конечно, было мало, но это хотя бы что-то. Глядя на неё, я сам начинал скучать по своим родителям – хотя они были не такими занятыми и недоступными, как отчим Ланы, да и работали в относительной безопасности, мы всё равно с каждым годом общались всё меньше и меньше.

– А тебе что, приснился кошмар? Какой-то ты измученный…

– Не знаю, – бросил я. – Странный сон вижу – уже третью, наверное, ночь подряд. Не выходит из головы. Рассказать?

Лана кивнула, и я стал пересказывать ей, как брожу по декорациям леса во сне.

– Чарли, а знаешь, – перебила она меня. – А я вчера в одной передаче услышала, что в какой-то пустыне пытаются вырастить леса! Там рассказывали, что…

Лана принялась тараторить, а я погрузился в свои мысли. Наверное, во всём городе одному только мне казалось, что проекты рекультивации «природы» – это не более чем способ оттянуть неизбежное. Впрочем, некоторый пессимизм всегда был чертой моего «я». Нельзя исключать, что я ошибался. Но был ли смысл надеяться на это?

Часы подползали ко времени отправления моего монорельса. Я накинул куртку. Лана приобняла меня и пожелала удачного дня на работе. А я уже по традиции дал ей кое-какое задание: к моему возвращению наиподробнейшим образом нарисовать ту самую белую собачку из сна.

Я вставил в уши датчики и плотно закрепил респиратор. Захватил уже приготовленную сумку. Вышел за дверь, нажал кнопку «Стабилизация наружного помещения», побрёл по лестнице, затем по небольшому коридору улицы – и к ближайшей станции.

Монорельс стоял на своём месте в положенное время. Я провёл рукой с вшитым под кожу чипом у панели регистрации пассажиров. На экране моргнули мои данные: Чарльз Вильсон, 22 года, регистрационный номер 005-013-563, дата и место рождения… Прошёл в вагон и занял свободное место.

Дорога на работу занимала около часа и почти вся проходила под землёй, но один участок пути, длившийся минут двадцать, располагался снаружи. Поглядывая в сторону окна, я иногда пытался рассмотреть проносившийся мимо лес с пожухлыми грязно-жёлтыми листьями. Сегодня меня особенно зацепил этот вид.