Глава 7. Об украденной прогулке (2/2)

Мальчишка. На торговой площади их, мимоходом оглядывающих прилавки, окликнул мальчишка. Он пробирался через снующих туда-сюда людей, вечно запинаясь невесть обо что (вероятно, об собственные же ноги, обутые в большие ему ботинки) и норовя всё с кем-нибудь столкнуться. Кэйа смутно припоминал его светлёхонькие волосы. Но те бежали не к нему.

— Господин Дилюк! Господин Дилюк, я хотел спросить! — мальчишка осёкся, озадаченно уставившись своими зелёными глазищами на незнакомца, на Кэйю то бишь. — И Вам, господин, здравствуйте!

— Не представите нас?

Дилюку и рта открыть не дали.

— Я Беннет! Я обычно чищу тут людям обувь, зарабатываю нам с отцом на хлеб, — Беннет вытянул руку вперёд, но никакого ответа не встретив, притянул обратно, обтёр ладошку о штаны. — Это всё невежливо, простите, — продолжал он, неловко почёсывая в затылке, — я не хотел оскорбить или ещё что, я просто с господином Дилюком поговорить хотел, мне подумалось, что раз Вы с ним, то Вы как госпожа Джинн. Ну то есть добрый, то есть я не говорю, что Вы злой, я хотел сказать, что…

— Кэйа. Будем знакомы, — прервал капитан бесконечный поток слов. Теперь стало наконец ясно, где же он мог видеть светловолосого юнца. Хорошая память на лица – личное проклятие капитана Альбериха, не раз помогавшее, словно дар.

— Рад знакомству, господин Кэйа! — Беннет широко улыбнулся, но руку снова тянуть не стал. Он помотал головой туда-сюда, то на Кэйю, то на Дилюка глядя.

Дилюк выручил растерявшегося мальчишку – сам поинтересовался, для чего он понадобился Беннету. Тот моргнул быстро пару раз, а когда начал говорить, подавился холодным воздухом. Кэйа легонько усмехнулся – не мальчишка, а ходячая катастрофа с огромными глазами, такого ни один в здравом уме находящийся не подпустил бы к судну и на пушечный выстрел, уж весь он какой-то нескладный для своих лет. А Беннет на вид не старше тринадцати, большее пятнадцати – если предположить, что ему просто недостаёт роста.

— Я спросить хотел, господин Дилюк, когда Вы сможете снова поучить меня сражаться? Старая палка сломалась, но я уже нашёл новую! Она такая толстая и крепкая-крепкая! А ещё длинная, как две моих ноги!

Кэйа нашёл себя удивительно сильно заинтересованным в сложившейся ситуации, он ни капли не лукавил, когда назвал Дилюка «занятным человеком», личность молодого господина Рагнвиндра удивляла всё больше. Неужто тот в самом деле возится с детьми бедняков? Кэйа оглядел одежду Беннета, старую, блёклую, пестрящую заплатками и ещё не заделанными прорехами, всю покрытую снегом, словно мальчишка скатился кубарем с горы. После глянул на Дилюка. Тот приложил руку к подбородку, всерьёз задумавшись. Как бы ни выглядело озадаченное розовощёкое лицо молодого господина, капитан Альберих, когда судьба давала выбор между прекрасным и интересным, всегда склонялся к интересному – и сейчас остался верен себе.

— Значит, в свободное время господин Дилюк развлекается боями на палках? — Кэйа полностью развернулся к Дилюку, Беннет едва оставался в поле зрения, но то не важно, потому лишь что мальчишка, легко путающийся в своих же ногах, не представлял угрозы, а ехидная ухмылочка на смуглом лице капитана предназначалась господину Рагнвиндру лично.

— Если учить кого-то обращаться с оружием значит «развлекаться боями на палках» – да, я развлекаюсь боями на палках.

— П-понимаете, господин Кэйа, у меня нету настоящего меча. Да и отец занят, чтоб сделать мне из дерева, а меня к инструменту не подпускают, — заговорил Беннет, вперившись в носки собственных сапог (а может, впрочем, и Кэйиных).

— И чем же махание палкой тебе поможет? С этакой громадиной, какой ты описываешь её, скорее выучишься летать как птица, чем ведению боя.

— Я всё же настаиваю, что оружие бывает разное, — стал заступаться Дилюк. — Во-вторых, господин Кэйа, Беннету хватит пока основ и настоящее оружие ему ни к чему.

— Бросьте, дайте мальцу настоящей стали! —Кэйа всплеснул руками, и если словам это движение веса не добавляло, то непосредственно Кэйа, таким образом невольно распахнув полы плаща, да сверкнув кольцами, становился более весомым сам по себе. — Быстрее обучится. Да я лично готов показать ему пару ударов. — Капитан вдруг хохотнул, и после продолжил уже совсем другим тоном: — Впрочем, это, разумеется, совсем не моё дело. Разрешите только узнать, для чего это всё?

— Я хочу стать однажды известным путешественником. На мир посмотреть. А столько всего опасного меня ждёт! Вот господин Дилюк меня и учит, — Беннет гордо поднял голову.

Вот теперь Кэйа рассмеялся по-настоящему, так, что стало возможным заметить, где недоставало капитану зубов.

— Тогда, Вы уж простите, господин Дилюк, но тогда тем более не следует возиться с палкою. А если хочешь путешествовать, так отчего не отправишься прямо сейчас?

— Отца оставить не могу.

Дилюк глянул на мальчишку с сожалением. Он покачал головой и положил руку на детское плечико.

— Всю следующую неделю я занят, но, быть может, в четверг вечером найдётся свободный час. Не уверен насчёт «настоящей стали», но ты, пусть и с палкой, Беннет, всё равно приходи на тренировочную площадку ордена.

Беннет просиял. Размытое обещание зажгло фитилёк его молодой души, отблески пламени которой заставляли блестеть глаза. Не зная, что делать с этим, Беннет сжал кулаки, стараясь, верно, не выдать какой глупости. Дилюк убрал руку с его плеча и ободряюще улыбнулся. А снег пытался вновь укрыть собою место, где растопило его тёплое прикосновение.

— Спасибо! Я… Спасибо, господин Дилюк! Я пойду, пожалуй. До встречи, господин Дилюк! Рад знакомству, господин Кэйа, о-очень рад, правда. Я очень хочу, чтоб и Вы меня чему-то научили. А ещё Вы совсем не злой! — Беннет тяжело вздохнул, смекнув, что глупость таки ляпнул, да почесал в затылке. — До встречи, господин Кэйа, — напоследок сказал он и спешно убежал.

Господин Дилюк и господин Кэйа смотрели, как от них стремительно отдаляется светлая макушка, видели, как Беннет поскользнулся и стал размахивать руками, словно птица, – удержался. Но, пробегая мимо «Хорошего охотника», всё ж шлёпнулся на лёд. Вскочил, потёр ушибленное место и хромая поплёлся дальше. Господа покачали головами. Кэйа мысленно послал самого себя к чёрту (Дилюку с радостью посоветовал бы сделать то же самое) за идею дать в эти крылоподобные ручонки что-то опаснее палки. Впрочем, Кэйа и её спрятал бы куда подальше – на дно, возможно.

Переглянулись. Продолжили путь через площадь.

Возобновить беседу о мондштадтском вине и того же происхождения фольклоре, возникший из смешка над строкой любовного романа, никто не пытался. Высоко над головою описывали круг лопасти мельницы. Именно мельницы определяли границу между тем, что принято называть «верхним» и «нижним» городом. Верхний город, исключая площадь перед собором, безлюдный и тихий. Если нижний город, с извечной толпой на торговой площади и бесконечными кабаками, похож на неловкого Беннета или пьяную Розарию, то верхний, богатый на дома из камня, красотой своей схож с Дилюком Рагнвиндром, и всё же Кэйе думалось, что душа у этого места такая же грязная, как у живущего здесь Шуберта Лоуренса. О чистоте собственной души Кэйа не беспокоился ни разу.

Говоря о Дилюке нельзя упускать из виду его природное любопытство и должную внимательность. Благодаря этим качествам молодой господин начал с Кэйей новый разговор, задав один вопрос, не самый, быть может, после долгого молчания уместный.

— Вы, господин Кэйа, значит, неплохо владеете оружием?

— Да, а иначе давно уж валяться мне в придорожной канаве.

— Отчего тогда я не вижу при Вас шпаги?

— Не хотел смущать Вас и оставил в своей скромной ночлежке.

Кэйа пожал плечами, давая понять, что вопрос этот не стоит обсуждений. Дилюк придерживался другого мнения. Слово за слово и Кэйа не заметил, как согласился на дружеский бой при следующей встрече. Капитан медленно путался в паутине, которую сам же и плёл. Но это нисколько не умаляло выгоды, которую мог получить он теперь, когда вытянул из Дилюка словечко об Эоле Лоуренс – вышло это, впрочем, совершенно случайно.

Эола, честнейшая и благороднейшая девушка, ответственная и решительная (мог ли кто-то вроде Дилюка отозвать по-другому даже о самой скверной женщине?), оказалась настоящей владелицей всего имущества Лоуренсов. Однако все дела вёл её дядюшка Шуберт (о нём Дилюк тоже не сказал плохого слова), ничего после смерти старшего брата не получивший. Каждый член ордена, где служила наравне с Дилюком госпожа Эола, знал, что она является законной главой семейства. И оттого лишь, что положение семьи Лоуренсов не было секретом, Дилюк сказал об этом не задумываясь, упомянул мимоходом. Кэйа надеялся вызнать однажды о Шубертовой племяннице чуть больше, пусть такие разговоры и заставляли радоваться необходимости захватить с собою шпагу – чем больше Кэйа узнавал, тем больше запуганный зверёк внутри, никуда так и не девшийся с раннего детства, кричал: когда случится непредвиденное, пистолета за поясом и ножа в сапоге может оказаться мало. А каждое Дилюково откровение и неосторожно брошенное Кэйей слово косвенно приближали капитана «Ледникового вальса» к виселице, условной или весьма конкретной.

Потому под звон колоколов капитан обсуждал с господином Рагнвиндром, как правдивы оказались опасения насчëт несвойственно холодной зимы. Дилюк признался, что точность прогнозов не его заслуга, мол, работники винокурни всë твердили об этом, а сам же он писал об этом с иронией.