Часть 3 (1/2)

Чимин так и просидел до утра на этой злоебучей кухне, совсем не обращая внимания на кровь, которой стало гораздо больше из-за того, что блондин время от времени сжимал кулаки, чтобы сделать себе ещё больнее, ведь, как известно, физической болью часто заменяют моральную.

Даже крик Сокджина, который зашёл и увидел кровавую лужу на барной стойке вместе с кусочками битого стекла, никак не растормошил Чимина, потому что в ту самую секунду он был не в этом мире, не в этой реальности, ведь в голове на репите были только слова Юнги.

— Бо-о-оже, Чимин-и, мальчик мой, чт-то случ-чилось? — вскрикнул Ким, прижимая руки ко рту и неторопливо подходя ближе к застывшему Паку.

Чёрт…перед Джин-хёном стыдно, ему же это всё убирать потом. Хуёвый из меня донсэн.

— Что вы так орёте, на дворе утро… Ебанись-перевернись, — также громко крикнул Намджун, быстро подбегая к Чимину, который абсолютно не реагировал на посторонние звуки и действия, — Чимин, давай, просыпайся, Господи, — прошептал пепельноволосый, разворачивая парня к себе и беря в руки его бледное лицо.

Так громко, почему так громко? И холодно. Очень холодно.

— Хёны, что случилось? — сказал Чонгук, попутно зевая и даже не вставая с тёплого пола, — Я, вроде как, засыпал с джойстиком в руках, где мой джойстик? — выдохнул Чон, чувствуя на своём торсе подозрительную тяжесть, — Э, Тэхён-хён? Почему ты спишь на мне? — сказал брюнет, нахмуренно смотря на сонного Тэхёна, который прошептал что-то наподобие: «Отъебись и дай поспать, а то укушу», — Хён-н-н, встань с меня, — проскулил Чонгук, периодически тыкая пальцем в мягкую щёку Кима, — Ты тяжёлый.

— Гук, заткнись к херам собачьим, я из-за тебя не выспался, мелкий паразит, — прошипел Тэхён от боли в пояснице, медленно поднимая голову и быстро находя глазами поникшую фигуру Чимина, — Чимин? Что случилось? — слишком громко выкрикнул Ким, пулей поднимаясь с Чонгука, который негромко ойкнул, и запинаясь об ножку стула, громко выкрикивая ругательства, шатен всё же достиг места назначения, — Ебанутьсяблять, — скороговоркой выговорил Тэхён, смотря на кровь с кусочками стекла, которая уже маленькими каплями капала на пол, — Где аптечка? Где ебаная аптечка? — нервно шептал Ким, открывая все попадавшиеся под руку шкафчики, и матерясь на всю кухню, когда не находил искомую вещь.

— Шкафчик рядом с раковиной, — на грани истерики прошептал Сокджин, быстро отворачиваясь от Чимина и помогая Тэхёну, у которого руки дрожали так, что он не мог открыть красную пластмассовую коробку с крестом, — Боже, дай сюда.

— О, Господь, чего вы разорались? Ебать, — сказав это, Хосок застыл на месте, даже не доходя до объекта внимания, ведь был слишком поражён сломленным видом его донсэна. Чон подошёл и сел на стул рядом с поникшим Намджуном, негромко спрашивая, что же всё-таки произошло, на что последний лишь пожал плечами и тихо сматернулся.

— Чимин-хён? — прошептал Гук, заходя на кухню и чуть ли в обморок не падая от вида крови его хёна, — Хён-н-н? — сипло спросил Чон, начиная плакать и обнимать Чимина, который тяжело вздохнул и незаметно для всех пустил одинокую скупую слезу, спрятав голову в плече Чонгука.

Гуки…бедный малыш, прости меня. И хён из меня тоже хуёвый. Везде обосрался.

Все последующие два часа прошли…мягко говоря, в трауре. Сокджин с Тэхёном не переставая бегали вокруг блондина с бинатми и дезинфицирующими средствами в руках; Намджун с Хосоком сидели молча и думали, что же могло такого произойти; а Чонгук просто сидел рядом с Паком и обнимал его за торс, положив голову на спину Чимина, ведь иногда достаточно просто находиться рядом, чтобы хоть как-то помочь.

— Я…я, — начал говорить Чимин, попутно прочищая горло и глядя на то, как все разом замолчали, подготавливаясь внимательно слушать, — Всё нормально. Я, наверное, просто переволновался из-за предстоящего камбэка, всё в порядке, правда, — пытался убедить мемберов Чимин, прекрасно понимая то, что поверят все, кроме Хосока, который сейчас глядел на Пака, ака «я знаю, что ты пиздишь, но я не буду устраивать скандал здесь, а вот наедине — тебе пиздец». На самом деле, Чимину было наплевать на то, что все молчали о походе в студию Юнги; наплевать на то, что скоро камбэк; наплевать на то, что Юнги, как оказывается, мудак ещё тот. Паку просто было грустно от того, что существуют такие люди, которые просто так меняют к тебе отношение, даже не предупредив об этом, ведь больно всё равно до безумия.

Чимин действительно стал ненавидеть Юнги. Он даже готов отказаться от игры на публику, потому что видеть лицо своего хёна, для него, теперь, стало сродни удара по голове наковальней.

Чимин, конечно, отчаялся, но не настолько, чтобы каждый раз чувствовать себя плохо из-за старшего.

— Всем доброе утро, — проговорил Юнги, спускаясь с лестницы и не замечая того, как все вздрогнули, а Чимин даже не посмотрел в его сторону. Потупив взгляд, Мин прошёл дальше и ощутил не очень весёлую атмосферу, ведь все мемберы были на кухне и никто не сказал ни слова, хотя, в обычное время, подкалывали бы брюнета словами, мол, о, Юнги, у тебя что, хорошее настроение с утра пораньше? Но этого не происходило, что было действительно странно для брюнета, — У вас какие-то грустные лица, что случилось? — останавливаясь в паре шагов от барной стойки, настороженно произнёс Юнги, не обращая внимания на сжавшегося блондина подле себя.

Хосок, естественно, заметил реакцию Чимина на появление Юнги, но сейчас слишком опасно начинать скандал из-за этого, лучше он спросит потом Пака наедине, чем опять портить, какие-никакие, но взаимоотношения между участниками.

— Доброе утро, Юнги-хён, я слегка переволновался и нечаянно разбил стакан, и порезался об осколки, ничего такого, — сказал Чимин, притворно улыбаясь старшему и показывая свои перебинтованные руки, на что Мин сначала неуверенно повёл бровью, а потом открыл рот, когда увидел окровавленные бинты на ладошках Пака.

Хуй там плавал, не дождётся, я не буду показывать ему свои слабости, хоть и очень хочется.

— Боже, Чимин-а, как ты себя сейчас чувствуешь? — искренне (?) спросил Юнги, беря в свои руки маленькие ладошки Чимина, внимательно их осматривая и с сожалением в глазах качая головой, — Как же ты так умудрился-то? — просипел Мин, слегка сжимая руки блондина, затем заглянул в покрасневшие от слёз глаза, и одними губами шепча, спросил: «Это из-за меня?», на что Чимин тихонько выдохнул и безмолвно ответил: «Да». Юнги лишь опустил голову и поднёс руки Чимина к своему лбу, шепча надрывное «бля-я-я».

Какой хороший актёр… Один словом — мудак. Хорошо, коль гореть, так уж гореть, сгорая.

Всем оставалось лишь смотреть на это тёплое взаимодействие, не произнося ни слова, боясь спугнуть такой редкий момент для всей группы, ведь Юнги никогда не заботился о Чимине, а сам Чимин никогда не улыбался своему хёну. И в этом было что-то странное, что-то натянутое и склизкое, что-то мрачное и тёмное…

Л И Ц Е М Е Р И Е ?

***</p>

Вся последующая неделя прошла достаточно спокойно, не считая, конечно, вдруг подобревшего Юнги и вдруг развеселевшего Чимина. Каждое утро Мин желал всем хорошего дня, не забывая и про Пака, который, к слову, отвечал тем же. Поначалу остальные мемберы шарахались от этого как от огня, но вскоре все привыкли, в душе радуясь за новый этап отношений внутри группы. Однако было одно маленькое НО — Хосок во всю эту бредятину не верил, потому что слишком хорошо знал Мин Юнги и видел то, как Чимин заходил в комнату без обычной улыбки на лице, какую он надевал тогда, когда выходил из их комнаты. Сколько бы бесчисленных раз Хосок не старался расколоть Чимина, у него никогда не получалось, а в ответ на вопрос: «Чимин-а, скажи, что случилось на кухне? Что-то с Юнги, да?», блондин всегда отвечал: «Нет, хён тут не при чём, я действительно из-за камбэка». Хосок не тупой, он всё понимает — Чимин пиздит и защищает Юнги, только вот зачем?

Репетиции в танцевальной студии проходили весьма гладко, ведь Юнги теперь не отказывался от помощи Чимина, охотно принимая её и благодаря Пака каждый раз, когда у него получалась связка, на что блондин всегда отвечал: «Не за что, хён, я был рад помочь тебе», и все мемберы естественно умилялись с этого поистине, как они думали, тёплого взаимодействия. Все, кроме Хосока, который каждый раз напрягался, когда Юнги сам просил Чимина о помощи, ведь это, блять, странно и страшно одновременно. Чон всё же догадывался о том, что именно Юнги виноват в кухонной ситуации. Если так оно и окажется, то Хосок серьёзно отпиздит Мина. Он поклялся сам себе.

Запись новых песен проходила в общей студии. Обычно, Мин ругал Чимина за малейшие ошибки, но в это раз спокойно указывал на них и говорил: «Чимин-а, здесь слишком низко получилось, попробуй взять на октаву выше, хорошо?», сам Пак не психовал, как это было раньше, а тихонько выслушивал замечания и исправлял свою партию за одну попытку, говоря в конце записи прямо в микрофон: «Юнги-хён, ты крут», на что старший улыбался и отвечал: «Хорошо поработал, Чимин-а», когда младший выходил из акустической комнатки, от чего Джин громко кричал Намджуну в ухо, что они супер-пупер-милые, а Тэхён с Чонгуком посмеивались с этого, и лишь одному Хосоку было не до смеха, ведь он до сих пор не мог поверить в то, что буквально за одну ночь Юнги смог бы изменить своё отношение к Чимину, которое было неизменно целый год.

Юнги был слишком плохим актёром. Или Хосок просто слишком хорошо его знал.

Чимин же решил вести двойную игру. Раз уж Юнги ведёт себя как эгоистичная и лицемерная сука, то почему бы ему не вести себя также? Каждое утро он просыпался с мыслью о том, что устал. Устал улыбаться прогнившей изнутри улыбкой; устал делать вид, что, да, весёлый Пак Чимин вернулся; устал от притворства. Он просто устал. Устал от всего.

Каждый день Чимин выходил из общежития, как он говорил, на небольшую пробежку, однако это было совершенно не так. Он уходил в тот самый парк, садился на ту самую скамейку, и просто плакал. Плакал, захлёбываясь собственными слезами, не обращая внимания на прохожих, которые косо посматривали на него и старались побыстрее пройти вперёд.

Раз уж он решил, что ему наплевать, то почему внутри так сильно всё болит?

***</p>

— Я вернулся! — крикнул Чимин, снимая лёгкую ветровку и старые, но любимые, кроссовки в их маленькой, но уютной, прихожей.

Он пришёл из парка, где <s>плакал</s> бегал, ругая жизнь за то, <s>что Юнги такой мудак</s> что на улице оказалось слишком холодно, и блондин очень пожалел, <s>что родился</s> что надел всего лишь лёгкую ветровку, которая абсолютно не спасала <s>от слёз</s> от резкого ветра.

— Чимин-а, садись за стол, через пять минут будет готов ужин, — крикнул Сокджин, громко гремя кастрюлями и тихонько ойкая, когда решил взять голыми руками горячую крышку чайника.

Сокджин такая мамми сорри мамми сорри мамми сорри мамми сорри.

Чимин прошёл на кухню и помыл руки, попутно спрашивая хёна не нужна ли ему помощь, на что последний ответил, что нет, уже всё готово. Блондин сел за стол, где собрались все, кроме Юнги, который последнюю неделю кушал вместе с Чимином, чего раньше никогда не бывало.

— Хэй, как пробежка? — весело спросил Тэхён, тыкая вилкой в плечо хихикающего Чонгука, который легонько толкал шатена локтем за столом до этого, за что и получал сейчас.