I'm Gonna Love You / Кихён / 27 (2/2)
— Откуда ты узнала мою фамилию? Имя понятно: ко мне обращались во время репетиции.
— Погуглила театр по адресу, определённому телефоном, посмотрела афиши в интернете. У тебя выходят хорошие снимки.
Кихён равнодушно пожал плечами.
— Не думаю, что это моя заслуга. Просто фотограф был хороший — не казалось, что я хомяк для шоу.
«И зачем я принижаю себя? Тревожный звоночек? Пора снова вернуться к таблеткам?»
— Или ты просто фотогеничный, — поспорила Элис.
Кихён не ответил. Он решил помалкивать. С последней принятой таблетки прошло почти два года. Он вырвался, справился — так казалось до этого дня, в котором он позволял новому человеку проникать в свою жизнь и даже не сопротивлялся своей покорности. Были редкие вспышки рациональности, он задавал себе вопрос: зачем ты поддаёшься влиянию этой дикарки? Но ответить не пытался. Это точно признак подступающей депрессии. Но пока ему было хорошо. Он шёл за Элис, заказывал с ней еду, пил соджу, слушал её беззаботную болтовню и от души смеялся, забыв обо всём на свете. О сломанной руке, о смерти отца, об Ирон и своём непонятном будущем. В тот час, что они сидели в кафе, Кихён был безоговорочно счастлив. Глупо, они ведь знакомы меньше суток, но с Элис душа отдыхала от всех тревог.
— Уже поздно… — начал Ю, когда они вышли.
— Пригласишь меня в гости?
— А ты согласишься? — искренне поинтересовался Кихён.
— Соглашусь.
Снова серьёзно. Кихёну стало не по себе. Почему она так ведёт себя? Почему он не сопротивляется?
— Почему?
— А почему ты предлагаешь?
— Не знаю. Жалко тебя? Ты говорила, что ты из пригорода — долго набираться, наверное. Приедешь не раньше одиннадцати. А я недалеко живу, и у меня… — Кихён вздохнул и вопросительно поднял взгляд к небу.
Что происходит? Зачем он говорит всё это? Зачем он не прогнал эту женщину сразу, как она появилась? Зачем продолжает думать, что она ему нужна? Зачем он готов пустить её в свой дом, в котором даже Ирон была всего пару раз — Кихён мало кого приглашал в свою берлогу. Только самых близких людей — Тэиля и Сана. И пару раз Мунчоля, но точно не Элис, которая взялась непонятно откуда.
— Это так странно, — заговорила Элис. — Не сосчитать, сколько раз я попадала в передряги из-за слепой веры людям и беспечности. И всё равно не могу перестать. Ничему меня жизнь не учит. И часто с мужчинами… а им, знаешь, не особо много от меня нужно.
— Тебя..?
— Однажды. И с тех пор я всегда ношу с собой баллончик. И стараюсь не ночевать в незнакомых местах.
Нестерпимо захотелось её обнять. Кихён вспомнил отца. Их обоих. Он приходил к ним в разные для себя времена. К луне — когда нуждался в совете сердца, к солнцу — когда требовался разум и холодный скептицизм. И любая встреча заканчивалась успокаивающими объятиями.
— Я ведь не настаиваю. Просто предложил, — поспешил оправдаться Кихён.
— Потому что жалко меня, — кивнула Элис.
— Это не жалость, а забота. Она не унизительна, — объяснил Ю. Он и сам не любил, когда его жалели, но Мун научил видеть разницу.
— Тоже странно. Зачем тебе заботиться обо мне?
— Зачем ты заботилась о той кошке?
— Но я не кошка. Кошки не предают, они всегда логичны, даже если людям кажется иначе.
«А ты ещё и философ…»
— Тогда давай я закажу тебе такси. Всё-таки быстрее и удобнее.
— Я согласна пойти с тобой, — совершая прыжок веры, негромко проговорила Элис. Так, словно вверяет Кихёну ответственность не за своё тело, а за душу, субстанцию более хрупкую и более ценную.
— А если я что-то с тобой сделаю против твоей воли?
Конечно, Кихён не собирался даже касаться Элис. Может, влечение и было, но его перекрывало воспитание. Ю был жесток в юности, он часто и жёстко дрался, но сексуальное насилие всегда было для него недопустимо.
— А ты сделаешь?
— Нет, — покачал головой Кихён.
— И я тебе верю.
— Может, зря, — поджав губы, Ю направился к метро.
— Может, — согласилась Элис. И больше они не говорили.
Молча они подошли к подъезду, молча Кихён, словно смотря в будущее, в котором Элис вернётся в его дом, встал так, чтобы она увидела код от входной двери, потом от двери квартиры. Он заговорил только, когда они разулись и настало время для экскурсии.
— Тут пять спален, три душевых, кабинет, гостевая, музыкальная, кухня, кладовка… — Кихён прошёлся по некоторым комнатам, называя их. — Огромная квартира; наверное, я даже не всё назвал. Мне так много места не надо, но она принадлежала другу семьи, великому музыканту, и мне приятно впитывать в себя его мудрость.
Кихён ни за что не вспомнил бы, когда и где видел Ким Тэхёна в последний раз, но даже спустя пропасть лет его наставник всё ещё велик для него. Как минимум потому, что он смог не утонуть в своём таланте, а реализовал его, показал людям и, кажется, ушёл счастливым.
— Ты ещё и музыкант?
На ответ Кихёну потребовалось несколько секунд.
— Был когда-то.
— На чём играл?
— Пианино и скрипка.
— Сыграешь мне?
Вырвалась усмешка. Девушки иногда просили его сыграть, но просьба Элис отличалась. Она была не для развлечения или прелюдии — искренний интерес.
— Я не играю.
Кихён отвернулся от неё и тут же упрекнул себя в этом жесте. Больная мозоль, на которую Элис наверняка захочет наступить, заметив его напряжение. Но этого не случилось.
— Я в детстве ходила в музыкальную школу. Тоже пианино. Слух у меня есть, но память ужасная — я ничего не запоминала, — Элис вернулась к самой первой комнате, в которой стояло пианино и зашла туда. Кихён не остановил её, несмотря на то что это была его спальня. — Можно? — она указала на пианино.
— Пожалуйста, — он пожал плечами, садясь на постель позади Элис, опустившейся на банкетку и открывшей крышку. Только теперь Ю заметил, что она в облегающем топике, обнажавшем треть спины.
«Ах, святой Ю Кихён, не стоит тебе смотреть на неё с такого ракурса, иначе остаться святым не получится».
Кихён быстро поднялся и, складывая руки на груди, встал рядом у стены.
— Но оно расстроено.
«Ведь я не касался Юсона целую вечность».
Элис расслабленно, но немного фальшиво сыграла начало лунной сонаты. Ещё несколько часов назад Кихён удивился бы, что жизнерадостная Элис не сыграла что-то более позитивное, но теперь этот мотив не был неожиданным. Он, как и пение Ю, раскрывал суть.
— Помню только начало, — оправдалась Элис, поднимая на Кихёна глаза. В них был не призыв, а всё та же просьба: «Сыграй для меня».
Кихён уткнулся в пол. Много лет без практики, забытые ноты. Моцарта он играл не в четыре, как гении, но в шесть уже знал большинство его произведений. Тогда пальцы, гадкие короткие сосиски, не позволяли одолеть и половину. То ли дело сейчас. Кихён посмотрел на длинные, прекрасные в своей музыкальности пальцы правой руки и бессильно сжал их в кулак. Каждая попытка вернуться к инструменту приводила к срыву, потому что ему не хватает простых мелодий, а сложные ему не удавались. Если он забудется, рука снова будет болеть. Но лунная соната никогда не была для него сложной, может рискнуть? Пианино манило, хоть он и пытался заглушить его зов.
Уступая маэстро, Элис встала. Кихён сел и сделал глубокий вдох.
«Не медли, а то не сможешь начать».
Аккорд, второй. Тяжело. Кихён боялся, что рука вот-вот заноет, и ему придётся капитулировать, снова сдаться. Казалось, он чувствует боль, но прошла минута, другая — рука не болела. Увлёкшись, Ю невольно начал импровизировать, сглаживая фальшь расстроенного инструмента. Руки, истосковавшись по Юсону, летали над клавишами, дразня лёгкостью, с которой они их касаются. Но Кихён знал, что эта простота — кажущаяся. Если он попробует взять более сложный аккорд или решит сыграть что-то более вдумчивое, рука напомнит о себе безумной болью разума, не способного справиться с потерянным смыслом жизни. Задумавшись, Кихён почти переступил грань, установленную рукой, но вовремя остановился.
«Хватит на первый раз».
Он прекратил.
— Боже, Бомгю, как же ты фальшивишь… — вздохнул Кихён, забыв об Элис. Он провёл пальцами по клавиатуре к бакенклёцам; любовно, так, как он никогда не касался ни одного человека. — Надо пригласить настройщика, — проговорил он, невольно хмурясь.
Эта мысль пришла в голову впервые за последние (страшно сказать) шесть лет. Первое время он ещё играл, но не дома. Обычно у родителей, у которых остался Инсон, или Ирон — та пыталась его вытащить. Кнутом и пряником заставляла репетировать и разрабатывать руку. Кихён верил, что это сработает, но не вышло.
— Почему Бомгю? — подала голос Элис, присаживаясь на край банкетки.
— Он сам себя так назвал, — сказал Кихён и только потом подумал, что это, должно быть, прозвучало странно. Но Элис понимающе кивнула, и Ю не сомневался, что она действительно понимает. Это напугало.
Кихён встал.
— Давай выберем тебе комнату. Я устал и хочу отдохнуть.
— Не боишься, что я обнесу квартиру?
— Тут нечего красть. То есть, конечно, есть, но в половине комнат я не был с того дня, когда отец отдал мне ключи, так что я даже не замечу. Но не трогай инструменты, пожалуйста. Неважно, сколько они стоят — это память, а ей я дорожу.
— Это была неудачная шутка… — извиняющимся тоном произнесла Элис. Кихён промолчал.
Демоны прошлого пробудились от звуков музыки и угрожающе нависли над ним. Ходя по квартире, Ю старался не вспоминать о том, как однажды он ночевал здесь с отцом. Тогда вся жизнь была впереди, Кихён считал себя непобедимым, не подозревая, как больно однажды чужое восхищение ударит по его эго.
«А она меня не хвалит. Ни слова не сказала. Но уговорила сыграть. Вот так просто. И у меня не осталось неудовлетворённости, только печаль».
— Может, здесь?
Элис указала на комнату напротив спальни Кихёна.
— Как пожелаешь, — пожал плечами Ю и, не дожидаясь ответной реплики, зашёл к себе. — Спокойной ночи?
— Постараюсь удержаться и ничего не украсть, — пообещала Элис, а потом неловко улыбнулась. Снова лишь шутка.
«Или нет? Может, у неё проблемы с деньгами, и я действительно просто щедрый идиот, на которого она присядет до конца жизни?»
Ю взглянул на Элис внимательно. Добрые голубые глаза, смотрящие устало, пухлый нос с горбинкой. Не похожа она на воровку. Кихён закрыл за собой дверь и, пройдя к мягкому коврику у кровати, опустился на пол.
«А не могла она найти в интернете не только моё имя, но и тот скандал, после которого я перестал играть?»
В шестнадцать его карьера скакнула до уровня медийной персоны. О нём, конечно, писали меньше, чем о знаменитом отце-режиссёре, но и Кихён узнал славу на вкус. Внимание, восторги, интервью, фотосессии. Ему платили неплохие деньги за то, как и что он играет. Никакого внутреннего конфликта: Ю получал удовольствие от самого факта себя в музыкальной культуре, даже если ему в тысячный раз приходилось играть сочинённую в одиннадцать мелодию, которую рекламщики — не Кихён, который не признавался, что написал её Ирон, — обозвали «Восходом».
Впервые за последние годы Кихён решил поискать своё имя в интернете. Его никогда не волновали слухи и прозвища, которые давали «Золотому мальчику» (это ему нравилось), и он читал всё с одинаковым любопытством. Но потом — драка, больницы, Европа и глумление тех, кто, как теперь казалось, не мог смириться с его талантом и злорадствовал особенно извращённо. Ю отрицал даже возможность того, что интернет ещё помнит о его существовании. Но он помнил. Запрос «Ю Кихён» выдал сотни статей, последняя из которых датировалась этим месяцем. В ней писали о грядущем спектакле и его роли очередного принца, не забыв упомянуть о музыкальном прошлом Ю.
«Так она вынудила меня сыграть специально? Как с геями? ”Ты гей, но я, вся такая замечательная, непременно тебя излечу”».
Кихён едва не бросился, чтобы выгнать гадкую лгунью из своей обители, но присмирел сразу.
«Сработало ведь. Я должен быть благодарен».
Теперь Кихён почти пошёл к Элис, чтобы поблагодарить, но остановил себя и тут. Ему просто хотелось узнать, как она там, чем занята. В её комнате было тихо. Может, она уже легла спать. Или мучается от бессонницы. Имеет ли он права её проведать? Это ведь его квартира, но Элис гостья, которая, должно быть, тоже устала и нуждается в покое. Кихён походил по комнате, взвешивая все «за» и «против», пришёл к выводу, что на сегодня с него Элис хватит («А если это ваша последняя встреча?.. И ладно, так тому и быть!»), принял душ и лёг в постель, пропадая в мире новостной ленты и сериалов до глубокой ночи.
Кихён давно не спал так крепко. Его грела мысль о том, что он кого-то приютил, что он провёл этот день не в одиночестве. «И плевать, что завтра карета превратится в тыкву и исчезнет», — убеждал себя Ю. Но утром, когда он, встав, обнаружил в комнате Элис лишь сложенное бельё, он испытал разочарование.
«Даже не попрощалась».
Он огляделся — вдруг она спряталась — и сел на кровать, беря в руки наволочку и поднося её к лицу. Едва уловимо пахло шампунем.
«Ухоженная барышня, которая, должно быть, перед сном приняла душ».
Ю сгрёб бельё и отнёс его к стиральной машине. Очевидно, Элис не планирует возвращаться.
«И в этом тоже нет ничего удивительного. Она переночевала, должно быть, тоже неплохо провела время и…»
Поток мыслей запнулся, когда Кихён проходил мимо кухни и ощутил запах блинчиков. Он аккуратно заглянул. Элис там не было, но на столе стояла тарелка со стопкой блинов.
«Какая забота…» — смутился Кихён.
Иногда, когда он задерживался у своих подружек, ему готовили; даже Ирон не раз баловала сладкоежку Ю выпечкой, но с Элис всё снова и снова воспринималось иначе. Это были не блинчики для кулинарной книги. Они были неровные, кое-где пережаренные и рваные, и в целом смотрелись не особенно аппетитно, но в них чувствовалась такая забота, которой не было ни у одного торта Ирон. Не потому что они получались хорошо, а ласка доступна только через страдания, а потому что… А чёрт знает. Такую же кулинарную заботу Кихён чувствовал только от родителей или Тэиля. А ещё от Пьёнгона, который пару раз угощал его своими десертами, приготовленными для детей. В семье было много любителей сладкого.
Кихён поставил чайник и вернулся в комнату за телефоном. Стоило, определённо стоило взять у неё номер.
«Или можно сходить в клинику. Там наверняка остались её контакты. Придумать слезливую историю, в которой мне очень нужен её телефон. Или сказать правду? Я хочу позвать её на свидание, но вот беда: был слишком очарован и забыл спросить номер».
Вернувшись на кухню, Кихён насыпал в большую чашку растворимый кофе и плеснул сливки. Мастера, должно быть, сошли бы с ума от такого метода приготовления, но ему было плевать. Съедобно и ладно. Подоспел кипяток, он залил его и сел за стол, рассматривая дары Элис.
«Могла бы хоть записку оставить. Может, это для крыс, которых она тут нашла. Или которых она сама ко мне запустила. Боже, что за чепуха».
Глотнув кофе, Кихён убрал с блинов прозрачную крышку и взял один. На вкус оказалось совсем не так плохо, как на вид. Ю одобрительно покивал и, уткнувшись в телефон, принялся за завтрак. Последний раз он завтракал дома, кажется, ещё когда был жив отец и Кихён бывал в доме родителей чаще, чем раз в месяц.
Ю закончил на предпоследнем блине. Чувствовал сытость и удовлетворение. И снова разочарование: оказывается, есть такую еду — пусть и не особо презентабельную — приятно. Сам-то он никогда не готовил ничего сложнее яичницы.
«Интересно, где она теперь? Вернулась домой? Или нашла ещё кого-нибудь?»
В тысячный раз Кихён пожалел, что не взял номер Элис, но он уже убеждал себя смириться. Ю был фаталистом и верил: если им суждено встретиться снова, вселенная устроит эту встречу. К тому же его стал занимать другой вопрос: сохранится ли лёгкость, с которой он играл на пианино накануне, и сегодня? Или это была разовая акция, случайность, которая сегодня вернётся ему стократной болью?
«Можно ведь взять Джонни, иногда он спасает меня…»
Но руки тянулись к пианино.
«Ладно, попробую. На синтезаторе, чтобы не оглохнуть от фальши. Если хорошо пойдёт, приглашу настройщика».
Он с тяжёлым сердцем вздохнул, направляясь в музыкальную и подключая к питанию синтезатор. Времени на раздумья Кихён себе не дал. Едва настройки были поставлены на классическое звучание, Ю стал играть. Лёгкие для руки и уха гармонии, которые уже через полминуты превратились в изящный, но не слишком мудрёный экспромт.
— Слабо, слабо… — бормотал Кихён, понимая, что такие вещи стыдно кому-то показывать. Ему всегда нужно было восхищать тяжестью партий, а это…
— А по-моему, здорово, — раздалось за спиной, и Кихён, вздрогнув, резко обернулся.
Испуг сменился слабой радостью. Она не ушла. Но как же он её не заметил?
Элис прошла в комнату и, глядя на Ю, встала рядом.
— Как блинчики?
— Вкусные, спасибо, — Кихён встал. — Я подумал, ты ушла. Бельё даже сняла, чтобы мне не возиться.
— Я собиралась, — Элис опустила глаза. — Но решила остаться поблагодарить. И спросить, не нужна ли тебе кошка.
Кихён невольно усмехнулся.
— Не очень люблю животных. И не уверен, что справлюсь с её воспитанием, — Ю слегка наклонился, чтобы заглянуть Элис в лицо. В голову пришла идеальная фраза для этого момента — даже не придётся сокрушаться, что сказал не то, что следовало. Сердце забилось быстрее. — Если только ты не будешь иногда её навещать.
«Ты действительно согласишься жить с кошкой, чтобы она иногда к тебе приходила? Вот ведь болван! Но она так улыбается — будто это лучший ответ на планете».
Инстинктивно Кихён повторил лучезарную улыбку Элис. Она стала такой красивой, что её снова захотелось поцеловать.
«А может, она предлагала совсем не кошку? Что же, кажется, я согласен и на это».