Far Too Young to Die / Кихён / 21 (1/2)

Кихён знает, что любят женщины. Мягкий, ненавязчивый флирт, легкие прикосновения, дружелюбная, но властная и немного похотливая улыбка. Шаблон редко даёт сбой, потому что женщины любят Кихёна, и это он знает тоже.

— Наверное, мы могли бы пойти куда-нибудь ещё, — звучит в самое ухо, и Кихён невольно закатывает глаза. Слишком. Легко.

Ему пугающе давно не попадался хоть кто-нибудь, с кем можно сыграть. Единицы сопротивляются, но и они сдаются, если применить запрещённый приём. Нет, не деньги — их Кихён не использует никогда. Всегда представляется бедным актёром театра. «Пока я не очень знаменит и не слишком богат, зато хорошо пою». Его секретное оружие — мягкий, вкрадчивый голос, который, как ему часто говорят, «проникает в глубины сознания». Кихён может спеть, а может прошептать какие-нибудь непристойности для возраста выше восемнадцати, но ниже двадцати одного. Кихён предпочитает эротику, а не порнографию.

— Я живу недалеко… — продолжает девушка, но её прерывает звонок. Кихён с облегчением выдыхает.

«Чертовски вовремя».

— Да? — он отвечает, не глядя на экран. — Действительно? Конечно, скоро буду, — а потом обращается к своей несостоявшейся подружке, которая явно расстроена, что не проведёт вечер в компании обаятельного артиста: — Прости, должен бежать.

— Запиши мой номер, — предлагает она, Ю делает вид, что записывает, но даже не начинает набирать имя. На кой чёрт она ему сдалась? Завтра он найдёт себе такую же — в барах редко бывают другие. Все одинаковые — аж тошно.

Кихён выходит, вызывает такси и садится на тротуар, доставая из сумки бутылку воды и таблетки. Никто ему не звонил — просто будильник, который он любит использовать, чтобы избавиться от неприятных (то есть любых) собеседников.

«Депрессия или импотенция? Сегодня наш герой снова выбирает не первое».

Он пытается иронизировать, но легче не становится. Даже если бы они оказались у кого-то дома, скорее всего, Кихён не смог бы ничего сделать. Либидо, которым он боролся против своих демонов в семнадцать, теперь ему не служило. Такие вот побочные эффекты. Зато без плохого настроения и мыслей о суициде. Родители настаивают, что так лучше, а секс — кому он нужен. В двадцать один… Так себе утешение, но Кихён день за днём выбирает более-менее спокойный сон по ночам, жертвуя властью, которой природа щедро наградила его. Внешность, талант, деньги — весь мир был у его ног, но Кихёну не хватило сил, чтобы удержать его.

«И зачем, зачем я продолжаю сюда ходить?»

Вопрос привычки и безысходности. Кихён давно не ищет в барах приключений и знакомится от скуки. У него нет никаких планов ни на кого.

Подъезжает машина, Кихён садится, называет адрес и внимательно смотрит на реакцию. Любопытство, которое в детстве не давало ему покоя, теперь проявляется в мелочах, которые отлично отвлекают от по-настоящему важных вещей, вроде здоровья, карьеры, будущего. К ним Кихён не испытывает никакого интереса. Лицо водителя, мужчины лет сорока пяти, не выражает ничего, и Кихён, немного сползая на сидении, утыкается в окно.

Так сложилось, что его любимый бар не совсем обычный. Это не гей-бар, а своего рода чистилище для мечущихся душ, которые не могут понять, чего они хотят. Туда приходят те, кто осмелился на эксперименты, но не готов в этом признаться. Кихён приходит туда, потому что ему нравится освещение и музыка. С последней у него теперь тяжёлые отношения. Её заменяют антидепрессанты, потому что руки, неспособные играть так, как прежде, всё равно раскладывают мелодии на ноты, представляя, как их можно сыграть на пианино или скрипке. Для бесед с искусством у Кихёна остался только голос, но его слишком мало.

Кихён заказывает безалкогольный Мохито. Когда он бросает таблетки — максимум на несколько месяцев, — может позволить себе Том Коллинз или Джин бак. После них он едет домой и благополучно засыпает, чтобы утром встать разбитым и ещё более несчастным, чем был накануне. Но, если в сценарии нет алкоголя, Кихёна ждёт очередная бестолковая книга, в которой написано то, что он уяснил ещё в десять: «мир жесток, и ты ему не нужен». Если повезёт, будет нужен кому-то другому, такому же, как ты. Кихёну везло, но он был слишком поглощён собой, чтобы это заметить.

«Жалеть себя вздумал? Нет, дружок, жалость ты не заслужил. Ты всего лишь расплачиваешься за свои ошибки».

Дружок… Кихён уже и не помнит, когда отец называл его так в последний раз. Это было как-то по-детски, не серьёзно, а он же взрослый, сам принимает решения, вершит свою судьбу. Рушит её, набивает свои шишки, потому что чужие, как бы хорошо они ни были написаны, не впечатляют.

Пытаясь отвлечься, Кихён мельком оглядывает присутствующих. В основном парни (и убеждай себя потом, что это не рассадник геев), но есть и пара девушек. Взгляд вдруг встречается с наблюдающим за ним человеком, и Кихён немедленно отворачивается. Теперь к нему, наверное, подойдут. Нужно будет или грубить, чтобы отстали сразу, или стараться быть тактичным и неизвестно сколько терпеть внезапного поклонника. Сценарий один: ты либо вежлив и тебя пытаются трахнуть (он сам отлично знает, как это работает: в таком месте соблазнить можно самую строптивую барышню (или не барышню)), либо сразу показываешь незаинтересованность, на всякий случай притворившись гомофобом, и получаешь в качестве бонуса ругательства и перспективу мордобоя.

Несколько минут спустя рядом действительно садятся.

— Я не знакомлюсь, — не глядя на подсевшего, говорит Кихён.

— Зачем же ты сидишь в этом баре?

— Найди мне тот, в котором будет такая же музыка и атмосфера — буду сидеть там.

— Можешь сидеть в моём кафе, но познакомиться всё равно придётся, — не смущается панмалю незнакомец, и тогда Кихён всё-таки заставляет себя взглянуть.

Довольно длинные тёмные волосы, чёрное худи. Кихёну нравится это бунтарское несоответствие с остальным посетителями, и он соглашается на диалог.

— И что же у вас за кафе?

— Можешь использовать панмаль. Я ещё не так стар, — парень подзывает бармена и указывает на одну из бутылок позади него. Бармен кивает, голова скрывается под стойкой. По приготовленным ингредиентам Кихён догадывается, что готовить будут всего лишь кровавую Мэри. — Выбирай любой: Итэвон, Каннам, Хондэ, Мёндон. Везде чудесная музыка и приятная атмосфера.

— Самые дорогие районы, — фыркает Кихён, теряя интерес. У него всегда было скептическое отношение к богатству. — Это реклама? У меня нечего ловить.

— Ты попросил найти хороший бар — я предложил то, что знаю.

— Но для этого придётся знакомиться.

— Предпочитаю знать своих гостей.

— Вряд ли получается, — хмыкает Кихён. Обычно его раздражает настойчивость, но этот парень внушает терпимость.

— Раз уж я приглашаю тебя лично — в этом есть логика.

— Ну, допустим, Кихён, — Ю садится вполоборота. Он редко знакомится и предпочитает вымышленные имена, но сейчас ему всё равно, что будет с этим вечером дальше.

На лице собеседника отражается неподдельная паника. Он отодвигается и быстро осматривает Кихёна, словно убеждаясь, что перед ним чудовище, которого он боялся встретить многие годы.

— Ю Кихён? Ради всего святого, скажи, что на самом деле тебя зовут иначе.

Кихён настороженно щурится, пытаясь вспомнить, видел ли этого человека. Безупречная память отвечает уверенным отказом.

«Кого могло напугать моё имя? Последний раз на меня так реагировали на соревнованиях, но и там я всех знаю».

— Мы знакомы?

— Твою мать… — собеседник закрывает лицо ладонями, а потом снова осматривает Кихёна.

— Кто вы? Это связанно с Калли́? — с тревогой спрашивает Ю, проматывая короткий разговор в голове. Сейчас он не сказал ничего из того, что могло бы повредить отцу, но несколько лет назад, заговорившись, Кихён мог болтнуть лишнего. И пару раз болтал. Но всё обходилось. Деньги способны на многое.

— Не волнуйся, — спешит оправдаться незнакомец. — Я друг. Не видел тебя лично. Только фотографии. Твой отец часто показывал их.

— Какой?

«У меня их целых два — Мун и Сан. Мои Луна и Солнце. Выбирай любого».

Собеседник с тоской смотрит в сторону.

— Минэкин? Не знаю, как ты зовёшь его сейчас.