12. Час волка (2/2)

— Вы нанесете удар первыми и думаете, что они внемлют вашему предложению? — откликнулся Орвиль, — у них есть драконы, Ваша милость.

— И союзники, чьи клятвы все еще горячи, а честь не побрана. — продолжил сир Бисбери. — Мое тело иссохло, но разум остался чист. За долгие годы я многое поведал, но такое безумие наблюдаю впервые. Я не собираюсь сидеть здесь, смиренно ожидая, пока вы своенравно решаете ввергнуть государство в кровопролитную войну. Попутно предательски нарушая клятвы, данные нашему доброму королю.

Сир Лиман, разгоряченный остротой своей речи, медленно поднимался со своего места под всепоглощающую тишину. Лишь деревянная ножка стула неприятно скрипнула, разносясь эхом по комнате. Старик не успел ступить и шага, как его дряблое горло встретилось с мечом Кристона Коля. Алая кровь заструилась из раны, растекаясь озерцом по столу. Жидкость, подобно морским волнам, стремительно приливала, а ее брызги оседали на мраморный холод пола. Алисента громко ахнула, закрывая рот руками. Тень сомнения, если и имелась в головах членов Малого совета, мгновенно покинула их, боязливо испаряясь.

— Имеются ли еще возражения? — впервые подал голос Ларис Стронг, опираясь на свою трость.

***</p>

Стражник практически волочил Эйгона за собой, безуспешно пытаясь поставить его на ноги. Не давая принцу спуска, он продолжал путь. Услада ночи уже сошла с лица юноши, оставив лишь синеватые круги под глазами. Светлые фиалки щипало от блеска факелов, а ноги, еле передвигаясь, путались в коридорах. Волосы выглядели неопрятно, а одна надоедливая прядка постоянно выбивалась, тыча в правый глаз. Назойливое чувство раздражения заполняло и без того тяжелую голову. Но сил, необходимых для разрешения крошечной проблемы, не оказалось. Поэтому принц безвольно поддался ощущению. Покорно ведомый стражником, Эйгон очутился у покоев своей матери. Мужчина придержал тяжелую дверь, пропуская его внутрь. Королева сидела в своем кресле, сложив руки в замок. Скрип заставил ее плечи распрямиться. Она быстро подняла голову, вытягивая шею. Глаза ее, завидев сына, сделались шире, и она резко подскочила с места.

— Наконец-то, — с облегчением выдохнула Алисента.

Эйгон прошел мимо нее, ложась на тахту.

— К чему такая срочность? — пробубнил он, блаженно закрывая глаза.

Королева тянула с ответом.

— Король мертв, — наконец донесся до него тихий голос.

Принц открыл глаза, медленно поднимаясь. Мать присела рядом, не произнося ни слова. Ее маленькая рука накрыла его плечо.

Теплые отношения с отцом — не то, чем мог похвастаться юноша. В раннем его детстве Визерис, окрыленный исполнением своей давней мечты, лелеял сына. В частые визиты король дарил подарки. Мальчик, чья необузданная детская энергия плескалась через край, порой ломал деревянные игрушки. Но однажды, возвращаясь в покои сына, мужчина вручил ему вырезанного из камня маленького дракона. То было любимым утешением Эйгона. Мальчик прятал затейливую вещицу под подушку, когда кто-то заходил в комнату. Она была только его. Ранние годы были беззаботны. Спустя время, когда эйфория мечты ушла в закат, Визерис стал приходить все реже. Принц, будучи в самом уязвимом и нестабильном возрасте, нуждался в поддержке отца. Но его не было рядом. Внезапное лишение внимания оставило на теле шрам, который время от времени кровоточил.

Пустота, подсаживаясь на его кровать, двигалась ближе и обнимала. Одиночество юного принца пряталось глубоко внутри. Частое общение с братом и сестрой не приносило ни малейшего успокоения. Эймонд, надоедливо вьющийся вокруг, был еще слишком мал, чтоб разделить его страдания, а Хелейна, вечно отчужденная, несуразная и неказистая, всегда казалась ему одним большим недоразумением. Ее странность, дикие глаза и невнятные речи пугали его, заставляя обходить стороной. Справедливости ради, отец не удостаивал особым вниманием и их, что растекалось приятным чувством по телу юноши. Лишь матушка оставалась рядом. Иногда, сидя в ее покоях, он слушал рассказы из старой книги септы, не смея перебивать. За неимением подходящих слов, юный Таргариен часто молчал в ее присутствии, лишь изредка подавая голос. Материнская грация и ясность ума нравились ему, а неоспоримая красота казалась бесподобной. Он знал, что однажды его супруга будет так же прекрасна.

Отрочество не было наполнено ужасами, но и не приносило особенного удовольствия. Рутина длинных дней отпечатывалась скукой. Только покинув Красный замок под покровом ночи, Эйгон впервые за долгое время ощутил вкус истинных приключений. Жизнь столицы, что била в сумерках ключом, открывалась для него с совершенно иной стороны. Узкие улочки, кишащие людом, манили его своей обезличенностью, что он так страстно желал. Надевая свою синюю мантию, он переставал быть Эйгоном Таргариеном, становясь никем. Фон, каким и видел себя принц, был чист и свеж для новых открытий. Он полюбил злачные местечки, где впервые вкусил хмель. Горечь казалась приятной, а забвение напитка — притягательным. Заботы, навещающие голову, отступали, и разум становился совершенно безмятежным. Приятное отсутствие собственных мыслей доставляло удовлетворение, и принц наконец-то отдыхал.

Но его бурный голод, который он не собирался подавлять, рос быстро. Юноша не имел желания сдерживать свои порывы, давая волю невысказанным чувствам, что копились внутри. Он, словно умелый разводчик, спускал своих питомцев на волю. Гуляя сами по себе, свободно, лишенные ошейника, звери всегда находили что-то новое, а оттого и интересное. На тринадцатом году жизни принц впервые забрел на Шелковую улицу. Разворачивающиеся картины распаляли ненасытную душу, открывая новый способ желанного небытия. Он ступил в таинство взрослой жизни легко и без тени сожаления. Страх обошел его стороной. Возвращаясь каждый раз в замок под самое утро, Эйгон снова становился своей бледной тенью. Отголоски противоречий постепенно возвращались, и дикая неприязнь подступающего сознания вынуждала брезгливо морщиться. Пробираясь в покои, принц часто видел свою матушку, с укором в глазах встречавшую его. Она более не казалась ласковой, и ее незаметная ранее набожность не вызывала ничего, кроме раздражения. Жалкие попытки королевы вразумить его забавляли, а редкие, но гулкие пощечины не отдавались в нем болью, лишь раззадоривая его хищную натуру.

Принц все чаще вынуждал себя отыскивать в сознании картинки детства. Воспоминания, что он считал самыми счастливыми, порой врезались в его тело яркими солнечными бликами, но длились невыносимо мало. Когда это все-таки происходило, Эйгон старался всеми силами впитывать их, поглощать каждую деталь. Ему нужно было помнить. Желание окунуться в них снова, найти доказательства любви отца казались тщетными. Он все теперь позабыл. Дни минувшего прошлого заполонялись невнятностью. Минуты жизни перетекали в часы, а часы — в годы. Юноша уже не помнил, каким был прежде. Он видел отца каждый день. Его уже болезненное, худощавое лицо выглядело угрюмо, а уставшие глаза смотрели перед собой, не замечая ничего вокруг. Когда здоровье короля окончательно подкосилось, принцу было уже все равно.

— Вот как, — выдавил из себя Таргариен, почесав угловатый подбородок.

— Неужели тебе все равно? — недоуменно залепетала Алисента.

— Я не знаю, что надобно чувствовать, — честно ответил Эйгон.

Он грузно выдохнул, зачесывая волосы назад.

— Полагаю, Вы уже отправили письмо Рейнире.

— Я этого не сделаю, — отрезала женщина.

— С чего это? — усмехнулся он.

Ее серьезное лицо омрачало, наводя на неприятные выводы.

— Нет, — нервно прыснул от смеха юноша.

— Это должен быть ты, — заключила королева.

Эйгон быстро встал с тахты, направляясь к выходу. Дернув за ручку, он понял, что выйти ему не удастся. Стук каблуков матери заполнил его уши. Обернувшись, принц быстро сократил оставшийся клочок пространства между ними.

— Пусть она забирает эту никчемную груду металла, — обреченно выдохнул он, — мне этого не надобно.

Лицо женщины стало мрачным, и она схватила сына за ткань рубахи.

— Ты должен сделать так, как я скажу, — почти выплюнула слова Алисента.

— Из меня выйдет скверный король, матушка, — отчаянно лепетал Таргариен, — я не гожусь для этого. На мне много проступков, но я не вор. Я не пойду на это.

— Удовольствие и утехи — удел грешников, но даже они могут быть спасены.

— Пожалуйста... — прошептал Эйгон, в отчаянии опускаясь перед матерью на колени.

Она нависла над ним, проговаривая:

— Послушай меня, сын. Кровь, заполняющая наши вены, определяет нас, ведет по жизненному пути, открывая или закрывая двери. Иногда она становится сущим кошмаром. У тебя нет выбора, прими свою судьбу с честью.

Безысходность начинала заполнять его легкие. Принц, рвано дыша, хватался за подол платья матери, не в силах найти ответа.

— Хорошо, Рейнира станет королевой. — разводя руки в стороны, начала Алисента. — Представим, что она не тронет нас, но рано или поздно ее время и силы иссякнут. И тогда твой необузданный дядя Деймон захочет посадить на престол Джейса, а может сперва убьет его, и приберет корону себе.

Эйгон, не понимая ее, недоуменно ответил:

— Ну и пусть садится, мне все равно.

Глаза женщины заполнились яростью, а лицо покраснело.

— Глупый мальчишка, — закричала королева, крепко хватая сына за подбородок. — Ты — прямая угроза для каждого из них прибрать власть к рукам. Покуда ты или дети твои, брат, жена живы, им ничего не светит! Возьми то, что принадлежит тебе по рождению. Ты — сын своего отца, ты — мой сын, настоящий наследник Железного трона.

— Я...

— Стронговские ублюдки уже искалечили твоего брата. Думаешь, откуда это в них? Если ты не сделаешь, как я того велю, не отбросишь в сторону свой наглый эгоизм, нам всем конец. Твои дети будут убиты, и их маленькие светлые головки насадят на пики, — всхлипнула Хайтауэр, — ты этого хочешь?

— Прошу, остановись...

— Корона твоя, — почти умоляя лепетала женщина, — лишь руки протяни. Стань большим, чем ты есть, Эйгон. Защити свою семью.

Влажные дорожки на его щеках медленно растягивались, даруя ясность.

— Я все сделаю, матушка, — тихо подчинился юноша.

Встав, он быстро покинул ее чертог.

Успокоившись, Алисента послала за своим защитником.

— Сир Кристон, найдите Эймонда и приведите ко мне, — скомандовала вдова.

— Слушаюсь, — быстро проговорил лорд-командующий, скрываясь в дверях.

Алисента знала, что должна действовать быстро, но аккуратно. Поручив отцу проследить за ситуацией, она вверила ему возможность поступать так, как он посчитает необходимым, окончательно развязывая руки. Рыцари, только что разбуженные дозорными, имели право выбора. Несогласные и те, что не желали признавать легитимность будущего короля, встречали смерть быстро как предатели государства. А те несчастные слуги, что ненароком узнали о кончине Визериса, уже гнили в темницах подземелий. Сонное небо, только-только просыпаясь, еще было накрыто темным одеянием. Край материи постепенно преображался, растекаясь кроваво-красным по ткани. Заря предрекала тяжелый день.