Алтарь (1/2)
Снаружи звенел дождь, и холод проникал даже в самый отдаленный угол роскошных покоев. Влажный, тяжёлый воздух был столь непривычен для острова, что девушка невольно заволновалась. Поддаваться сну и дальше было нельзя, ведь природа явно говорит только одно - что-то случилось.
Персефона окинула взглядом комнату, поднимаясь с высокой кровати. Огромная, каменная палата, украшенная золотом, дорогими камнями и гобеленами, обставленная резной мебелью из красного дерева, всё служит уюту её хозяйки. По величественным колоннам, вверх к расписному куполу поднимался виноград. Хрупкие ступни коснулись мрамора и по телу пробежали мурашки.
-Ты уходишь? Разве, ты не хотела побыть вместе? - послышался сонный голос позади.
Думая, что ответить девушка отыскала свой гребень, и принялась расчесывать густые, кудрявые волосы. Стараясь не отводить взгляд от отражения в серебрёном блюде, она подала голос, надеясь, что разговора ещё можно избежать:
-Хотела,- Ответ прозвучал неуверенно и подозрительно тихо, и чтобы хоть как-то объяснить своё столь ранее пробуждение, она добавила:
-Моя подруга должна родить, боюсь, что боги снова покарают её и…Ты сама знаешь.
Персефона наконец обернулась в сторону возлюбленной, ища поддержки. Та, явно почувствовав обеспокоенный тон юной амазонки, поднялась в постели, облокотившись на подушки и прикрыв наготу шёлковой тканью, изучала глазами собеседницу, явно сопереживая и ища ответ на немой вопрос:
-Ты думаешь, это возможно? Неужели, четыре раза подряд? Пелагея так много молилась об этом, Олимп не может быть так слеп к столь отчаянной просьбе.
Персефона вздохнула, заканчивая с укладкой непослушных волос. Тревога только нарастала, отчего девушка начала одеваться ещё быстрее. Непрекращающийся дождь, медленно переходящий в ливень, будто задавая ритм всем живущем на этой земле. Да, сегодня остров по-настоящему оплакивал чью-то боль.
-Я помогу тебе одеться, - шепнула блондинка, накинув тонкий бежевый шлафрок. Один только звук её легких шагов дарил Персефоне радость.
-С каких пор мне прислуживает царица? - Бестолковая попытка хоть как-то отвлечься, показалась такой нелепой, что девушка невольно ущипнула себя за запястье. Время, казалось бежит слишком быстро, а амазонка совсем за ним не поспевает. Послушно поднимая руки, чтобы надеть хитон, она так боялась опоздать к подруге, но ещё больше боялась услышать то, что слышала уже три года подряд.
-Не прислуживаю, а помогаю, забочусь. - Персефону обхватили нежные, изящные руки. На тёмной коже негритянки, они казались хрустальными, а ведь её любимая была лучшей лучницей острова, отлично владела и копьем, и мечом, была бесстрашна в бою и безжалостна перед врагом. Когда-то казавшаяся далекой и холодной Клеоника, теперь была самым близким и родным человеком. С ней можно было говорить обо всём, спорить о законах, искусстве, можно было и вовсе не спорить, а просто соглашаться с её опытом, но главное, что с ней можно было быть настоящей. С первого дня, как они признались друг в другу в любви, амазонка, служившая наставницей в главной библиотеке для самых юных жительниц острова, теперь как можно чаще приходила в тронный зал, чтобы хоть на минуту увидеть её. Такую строгую, но справедливую и добрую правительницу. Клеоника, на самом деле, тоже искала робкую просветительницу среди десятков пришедших, это стало их маленькой, но бережно хранимой тайной. До сего дня Персефона не была объявлена, как невеста Её Величества, что иногда становилось причиной редких и быстро улаженных ссор, но всё же ученая ждала, когда-нибудь об их отношениях узнают, и тогда они узаконят брак.
Бегло осмотрев себя в зеркале, уже одетая в длинное платье и теплый воинский плащ, Персефона решила уточнить:
-Ты пойдёшь со мной? Ты должна поддержать её.
-Ты говоришь, будто точно знаешь, что это мальчик, а если будет девочка, и ты зря боишься?
-Я ничего не боюсь, я тоже амазонка, если ты помнишь, но мне искренне жаль подругу. - Неожиданно почувствовав злость, негритянка ловко увернулась от поцелуя в щёку. -Не надо, только не сейчас. И да, я чувствую, что у неё горе.
Сощурив голубые, как само небо глаза, девушка неожиданно запротестовала:
-Дождь на Фемискире может быть вестником и чужой печали, не только одной женщины, нас здесь сотни, тебе ли не знать.
Не дав ответа Персефона одёрнула плащ и направилась к небольшой двери, ведущей к скрытому от глаз посторонних саду. Будто пытаясь задержать, правительница окликнула её:
-Тебе не обязательно идти через сад, стража встретит тебя у главного входа и проводит.
Из-за почти затворенной двери, быстро выглянула хрупкая фигура, неожиданно резко бросив тихое:
-А, может, я не хочу, чтобы все знали, что моя возлюбленная не торопится представить меня, я уже не говорю о том, чтобы взять в жёны!
Не справившись с нахлынувшей обидой всегда сдержанная и тихая учёная хлопнула дверью. Получилось даже слишком громко, и что самое обидное - по-детски демонстративно. Если бы не спешка и непокидающее её волнение, она бы ещё долго стыдила себя за излишнюю эмоциональность, но сейчас она просто бежала в сторону высокого моста-акведука, ведущего к главному асклепиону, вслушиваясь в шаги ритмичного бега и звуки летнего ливня.
С такой высоты открывался прекрасный вид на залив, бесконечный океан, густые леса и рощи, обрамляющие неприступную каменную стену. Огромный остров, или крохотный материк был надежно укрыт от людей, но как и положено амазонкам, они никогда не теряли бдительности. Вот и на поляне, среди молодых кедров тренировались в метание копья девы, только достигшие девяти лет. С высоты многовековой постройки они казались совсем крохотными, но их хаотичные, стремительные движения уже явно выражали готовность к бою. В их возрасте Персефона тоже мечтала стать героиней величайшего сражения, лучше всех владеть тяжёлым мечом, всё это было правда, пока она не стала пропускать тренировки прячась в библиотеке. Со временем она ясно осознала, что её главное оружие - знание, а его дают книги.
Наконец, амазонка добралась до сада лечебных трав, идти оставалось немного, но к этому моменту одежда уже вся промокла. Если бы не сила выносливости воительниц, созданных самим Зевсом, девушка бы уже бежала к главному медику, только чтобы умолять спасти её жизнь от грядущей пневмонии.
Для обычного дня в храме было слишком много людей. У алтаря, между двумя колонами о чём-то почти бесшумно спорили жрицы. Поодаль от них, наоборот, неприлично громко шептались ученицы главного медика. Забыв про правила в свящённом месте, они оживленно сплетничали, охая и вздыхая.
-Что с матерью? Она жива? - тяжело дыша спросила пришедшая, незаметно подойдя к компании со спины.
Одна из дев раскрыла глаза неестественно широко и переглянулась с подругой:
-Родила…
Последняя, тут же перебила, продолжив, будто знала куда лучше:
-Но роды, конечно, тяжёлые были!
-Мы молились ежечасно…
-Да-да! Ведь это её четвёртые роды, а это…
В попытке прервать бесполезную болтовню, Персефона хотела было рявкнуть, но сумела сдержаться, процедив:
-А с ребёнком, с ребёнком то что? Это девочка? Девочка ведь?
Оставалось только молиться, что жрицы пришли прочитать молитвы новорождённой и поддержать роженицу, но сегодня, как видимо, к молитвам были слепы.
-Боги знают, куда ведут нас, Персефона, - неожиданно серьезно произнесла высокая брюнетка, отведя взгляд к алтарю. Жестокий намёк, зато такой понятный. Девушка продолжила: - И каждое испытание - дар их мудрости. У Пелагеи сын.
Если бы амазонки не были защищены хозяевами Олимпа от страха и панического ужаса, то Персефона упала бы в обморок, но вместо этого она только смотрела на шевелящиеся губы лекарки и пыталась разобрать хоть одно слово. Голова закружилась, и сердце, кажется, остановилось. Неужели насмешка Богов может быть так жестока? По-настоящему беспощадна. Уже четвёртого младенца бедной Пелагеи положат на алтарь этого зловещего для каждого мужчины храма. Как она переживёт это? У неё никогда не будет наследницы, о которой она так мечтала?
А ведь если вспомнить, она была так счастлива в свою первую беременность, буквально летала. Даже пригласила к себе предсказательницу, и когда та увидела на мантике, что будет мальчик, твердила, что это правдой быть не может. Злилась, все дни проводила на стрельбище. Смотря, как в самом центре мишени появляются новые глубокие следы, Персефона понадеялась, что такую силу и настойчивость амазонке придаёт её дочь, ведь мужчины по природе своей слабы и ничтожны. Но вот, спустя девять месяцев верховная жрица занесла ритуальный кинжал над свёртком белой ткани, из которого кричал младенец.
Через месяц после случившегося на остров заплыло рыбацкое судно, с шестью живыми и четырьмя уже умершими от нехватки пресной воды, людьми. Так или иначе - закон Зевса один для всех и для мёртвых, и для живых.
-Если это не знамение, то что? Мои молитвы достигли вершин Олимпа! В этот раз у меня будет дочь, чудесная девочка! -Ликовала амазонка, обнимая лучшую подругу, Персефону.
Целых три недели мужчин кормили лучшими блюдами, главные лекарки следили за всем, что попадает на стол пленников. Наивные, мужчины думали, что оковы на ногах, и роскошь на столе - это такое странное гостеприимство, и только один, самый молодой юноша молил о пощаде, осознав, что был последним глупцом, думая, что легенды о великих воительницах всего лишь сказки.